Древний свет - Мэри Джентл

«Предположим, это правда, — думаю я, — и неземную технику могут приспособить к использованию как земляне, так и ортеанцы. Насколько это может быть опасно? Для психики, для мышления, для политики? Я совершила бы глупость, если бы так поступила. И такую же глупость, если бы этого не сделала».

А затем следует память о днях, проведенных в Касабаарде, о той давно минувшей весне. Сухие, пыльные дни. Память, сдерживаемая страхом: это выходит за пределы полномочий, данных мне как послу. Есть ли у меня право выдавать информацию о Земле? И память, которую подхлестывает понимание: если Земля имеет дело с этим миром, она должна знать этот мир. Она должна. Я должна.

Дневные звезды, едва заметные точки света над крышами-куполами, сияние Звезды Каррика, в котором они тонут.

Белая пыль и жара. Я была одна, и мне не было еще тридцати, и я, как бы то ни было, справилась с этим.

— Вы отдохнули? — спрашивает Чародей через несколько дней. — Это хорошо. Мы можем начать. Однако, прежде всего, я должен просить вас никогда не говорить о том, что вы увидите или услышите.

— Этого я не могу обещать. Как посланница я обязана давать полнейший отчет о своих действиях.

Теперь я слышу в его голосе иронию, которой после никогда более не слышала. Ты знал, старик. Конечно, знал.

— Хорошо, посланница, тогда обещайте мне, что расскажете об этом исключительно вашим людям, но и им только тогда, когда сочтете это совершенно необходимым…

Я чувствую под собой гладкую поверхность камеры, мне кажется, что она изготовлена не из металла или камня. Теперь я знаю его — хирузет. Слышно гудение, которое воспринимается как слабый шорох или легкие вибрации. Закрываю глаза, чувствуя болезненный панический страх: я погружена в неземную науку, как в саркофаг, как в могилу.

У меня было такое чувство, которое — продлись оно чуть более микросекунды — стало бы невыносимой мукой. Невозможно передать это впечатление: словно раздвинулись узкие границы моего «я», словно оно расширилось до бесконечности и словно мышление растеклось по лабиринту, простершемуся в вечность.

Чувство всеобъемлющего страха: я отбиваюсь от его памяти, неотвратимо воздействующей на меня со всей силой синестезии, поймавшей меня в ловушку.

Боль, память, не моя память и я — зеркало, разбившееся на миллион частей, на миллион жизней.

Глава 14. Изгнанники

За аркой окна в синевато-сером небе хлещет косой дождь. Это небо кажется слишком ярким для глаз земного человека. Звезда Каррика сияет белизной сквозь тучи.

— Это было не то, о чем нельзя говорить, — закончила я. — Это было почти то, о чем нельзя думать… даже наедине с собой. Я знала, что была в Башне, но мой разум не давал мне сказать, что это не имело значения, было чем-то обыденным, что нужно забыть… Я не могла даже думать, с точки зрения блокирования мыслей я была изолирована, блокирована чем-то, что кто-то проделал со мной. Все, что я могла — помнить кого-то еще, чей разум был подрегулирован Чародеем. Хавот-джайр.

Дуг Клиффорд отпил арниака из своего бокала, состроил гримасу и помолчал, вылавливая цветок кацсиса , упавший в ярко-красную жидкость.

— Линн, я в замешательстве… Полагаю, я сам мог бы пойти в Башню. Пошлите сообщение людям Чародея. Я все-таки дипломатический представитель правительства на Каррике V.

Это ограниченная помощь, но, тем не менее, это помощь. Мне следовало бы поблагодарить его, однако от напряжения у меня пересохло в горле. Я встала, чтобы пройтись по ограниченному пространству пола в доме-Ордене, потому что была слишком взволнована и не могла спокойно сидеть.

— Дугги, если предположить на мгновение, что я права, то что сделает Чародей, если узнает, что я здесь?

Дуг беспечно сказал:

— Если у вас и был выбор, где быть, то вы выбрали верно. Пожалуй, даже Башня не будет слишком стремиться к тому, чтобы вмешиваться в дела домов-Орденов…

Внутренний город отделен от торговой части Касабаарде стеной и тысячелетним правилом амнистии, а от Башни, находящейся в его сердце, — несколькими участками сада и без граничной бездной философии.

— …что, как я подозреваю, и есть причина того, почему хайек проводят здесь свою мирную конференцию. Это кое о чем мне напоминает, Линн. Пока я буду занят, вам было бы лучше связаться с Дэвидом Осакой или Прамилой Ишидой, не так ли?

В его последних словах промелькнул оттенок злобы. Я все-таки остаюсь служащей Компании. И, кроме того, ты не столь долго имеешь дело с ортеанцами, чтобы ощущать то почтение, с которым они относятся к Башне. «Клиффорд, — подумала я, — ты теряешь спокойствие. Но кто упрекнет тебя в этом?»

— Вы правы, — кротко сказала я. — Я найду их. Дугги, если будете говорить с Башней, помните об одной вещи. О том, что я рассказала вам в Махерве. Вы сделаете это не для того, чтобы помочь одному человеку, испытавшему неблагоприятное воздействие какой-то неземной техники. Чародей сказал мне как-то, что он — единственное лицо, обладающее знаниями, чтобы говорить от всей Орте, и если я права и это так, то в такой рискованной ситуации, как нынешняя, нам понадобится некто с такими знаниями.

Идя по внутреннему городу в сторону Западных ворот, я подошла к толпе, стоявшей между двумя домами-Орденами. Я проталкивалась между ортеанцами и ортеанками в ярких мантиях мешаби . Кто-то из них сидел на ступенях, на скамьях под навесами или на ковриках, сплетенных из дел'ри . Ярко-красная, голубая и изумрудного цвета ткань мешаби была окрашена пятнами и часто имела обтрепанный вид. Меня поразил приглушенный гул разговоров — ортеанцы из хайек , непринужденно жестикулируя, собирались в группы. Я обошла одну такую группу, собравшуюся вокруг спиртовки, на которой подогревался арниак , и старый ортеанец в мантии дома-Ордена с беспокойством взглянул на происходящее.

Было трудно найти путь между группами сидящих людей. Их головы поворачивались в мою сторону, когда я проходила мимо. Блестели на солнце гривы с вплетенными в них бусинками. Будучи на голову выше, чем большинство ортеанцев хайек , я привлекала к себе внимание; кто-то бросал замечания, а я, уклончиво отвечая на них, продолжала идти.

Широкое свободное пространство рядом со сторожкой у Западных ворот было занято несколькими деревьями лапуур , пепельно-серые листья которых непроизвольно развевались в пылающей жаре Звезды Каррика. Под одним из лапуур , стояла Прамила Ишида. Рядом с ней — какой-то ортеанец.