Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том IV - Сергей Князьков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно отметить, что в вылазках крестьян против неприятеля и баталиях принимали участие даже женщины. «В Боровске две девушки убили 4-х французов и несколько дней тому назад крестьянки привели в Калугу взятых ими в плен французов» (Из частного письма 2 окт. 1812 г. — «Бумаги Щукина», I, 62). А в Сычевском уезде старостиха Василиса получила всероссийскую известность своими энергичными действиями против неприятеля.
Дело организации народной войны прежде всего взяли на себя сами же крестьяне, иногда в организации участвовали бурмистры, помещики, наконец, в некоторых случаях администрация. «В Мосальском уезде (например), по словам полк. Поликарпова, первыми инициаторами и руководителями народной войны явились крестьяне помещика Нарышкина — сокольник Василий Половцев и бурмистр Федор Анофриев». Они сформировали целый отряд вооруженных крестьян («Новая Жизнь», 1911 г., июль и сентябрь). В селе Левшине, Сычевского уезда, самым энергичным и страшным для французов «смелостью и телесною силою своею» организатором народной войны был местный бурмистр («Русск. Арх.», 1876, II, 310). И в других уездах Смоленской губернии действовали сформированные крестьянами отряды. В Московской губернии крестьяне взяли на себя охрану селений и помещичьих усадьб.
Иногда крестьянские отряды организовались отбившимися от своих частей рядовыми. Подобным организатором явился, например, в Смоленской губернии рядовой Четвертаков. Свалившись со смертельно раненой лошади, он был взят в плен, но сумел бежать и добрел до д. Басманы. Не желая оставаться без дела, он предложил крестьянам вооружиться и идти с ним на французов. Те отнеслись недоверчиво к Четвертакову. Нашелся лишь один охотник, с которым он и отправился в путь. Дорогой они убили двух французских кавалеристов и сели на их лошадей. В с. Зоднове к ним присоединилось четыре десятка крестьян. Четвертаков посадил их всех на лошадей и, вооружив пиками, убивая французов, они брали их ружья, и отряд Четвертакова начал очень успешно действовать. Слухи о нем быстро распространились и, когда он прибыл вторично в д. Басманы, его встретили уже с восторгом, и ряды его ратников стали пополняться новыми и достигли 300 человек. Теперь Четвертаков уже превратился из случайного партизана в оборонителя данной местности. Обосновался в Басманах, устроил пикеты, организовал разведки и повел правильные военные действия против неприятеля («Русск. Ст.», 1898 г., июль, 95–102). Точно так же поступил рядовой Еременко который выбыл из строя после битвы под Смоленском 5 августа и, оправившись от раны, сформировал отряд в 300 крестьян (Поликарпов, там же).
Из помещиков организаторов и руководителей крестьянских отрядов наибольшую известность приобрели смольняне — Энгельгардт, Шубин, Лесли, предводитель дворянства Нахимов, Зубцовский, помещик Цызырев и др.
Организация крестьянских отрядов администрацией имели место в Смоленской губернии. Здесь советник тверской гражданской палаты Денисов объезжал все уезды и вызывал охотников.
Так возникали крестьянские отряды и так они действовали.
При возвращении из России (Немец. гравюра)
Народная война была вызвана необходимостью самообороны, и поскольку она оставалась в этих пределах, против участников ее ничего нельзя было иметь. Они заслуживали только признательность. Но, к сожалению, крестьяне не остались на высоте своего призвания и перешли предел необходимого. Они попрали требования гуманности, соблюдаемые обыкновенно даже и во время войны, и допустили жестокости. Они прямо охотились за мародерами и фуражирами и отводили душу их мучениями. Расправа с пленниками может потрясти душу. «Сначала, когда французы попадались понемногу, с ними возились долго, убивали нередко изысканным способом: обматывали соломою и сжигали живьем, отдавали на потеху бабам и ребятишкам. Но вот отсталые и измученные французы начали чуть не сами идти в руки, да и не десятками, а целыми сотнями. Тут уже понадобилась иная расправа. Сгоняли пленных в сараи и сжигали там сотнями, топили в прорубях, зарывали живыми в землю» (Надлер, «Александр I», ч. II, 230–231). И делалось это с невероятным хладнокровием и сознанием даже как бы богоугодности истребления «басурманов». Генерал Левенштерн видел, как один часовой мастер «осенил себя трижды крестным знаменем, схватил большой кухонный нож, бросился на улицу и убил на моих глазах 5 или 6 французов так быстро, что я не успел помешать этому». Окончив эту операцию, герой снова перекрестился и спокойно вытер и убрал нож («Русск. Ст.», 1901 г., 1–3, 363). Впоследствии эти герои хвастались даже своими подвигами. «Наловили это мы их, французов, десятка два, — говорил один крестьянин на постоялом дворе после войны, — и стали думать, что бы с ними поделать, свести, что ли, куда, сдать, что ли, кому, да куда поведешь и кому сдать? Вот и приговорили миром побить их. Выкопали в перелеске глубокую яму, повязали им, французам, руки и пригнали гуртом; стали это они вокруг ямы, а мы за ними стали и начали они жалостно талалакать, точно Богу молиться; мы наскоро посовали их в яму да живых и зарыли. Веришь ли, такой живущий народ, под землей с полчаса ворошились» (Надлер, II, 231). Ожесточилось даже женское сердце. Бабы вырывали у мужиков пленных, чтобы приложить свою руку к истязанию их и утолить жажду мести. «Вот, бывало, и наткнемся мы, парни, на одного, — рассказывал после уже старик, крестьянин, — возьмем и приведем в деревню; так бабы-то и купят его у нас за пятак: сами хотят убить… Одна пырнет ножом, другая колотит кочергой, опять другая тычет веретеном»… («Русск. Арх.», 1875 г., IX–XII, 228)[197].
Из каких бы побуждений не действовали крестьяне, но во всяком случае своим непосредственным участием в военных действиях они оказали огромную услугу России в 1812 году. Некоторые местности были обязаны своей целостью исключительно крестьянам. Свидетельства этому идут с разных сторон. По поводу действий Четвертакова было произведено следствие, и оно обнаружило воочию заслуги этого партизана. Следователи «видели своими глазами», что на пространстве 35 верст от Гжатской пристани страна не была разорена, между тем как кругом все окрестные деревни лежали в развалинах. Все жители согласно показали, что крестьян вооружил и управлял ими всецело Четвертаков и «с чувствительною благодарностью называли его спасителем той стороны» («Русск. Ст.», 1898, III, 101). «Моим Никольским спасена вся Волоколамская округа, — читаем в письме помещика Алябьева, — по причине той, что моя дача на границе Смоленской губернии, а потому все нападения от французов были на мои деревни. Гаврила же (крестьянин Алябьева) с мужиками и с дворовыми людьми перебил их в разные набеги 600 человек, а потому далее в округу и не могли пройтить, следовательно, и остались все прочие селения не только невредимы, но и в покое» («Бумаги Щукина», ч. IV, 352). «Сельцо Володимирово на Серпуховской дороге, в 40 верстах от Москвы… осталось невредимо от общего разорения единственно по верности и усердию крестьян онаго»… («Русск. Арх.», 1876, II, 314). Вообще очень многие помещики выражали свою признательность крестьянам за спасение своих имений. Отчеты приказчиков и бурмистров своим господам очень часто констатируют, что «крестьяне были от своих домов неотлучны и многие набеги неприятельских небольших партий отражали и тем спасли все деревни от огня рук неприятельских».
Полон неприятеля тоже должен быть поставлен в актив народной войне, причтен к заслугам наших партизанов. «До конца сентября они взяли в плен около 15.000 человек, истребили, вероятно, столько же и уничтожили массы неприятельского фуража и артиллерийских снарядов» (Надлер, II, 81). А после сентября, когда началось отступление Наполеона, полон возрос еще больше.
Но самой главной заслугой крестьян в войну 1812 года было нанесение последнего удара «большой армии». Для отступавшей и уже обессилевшей армии Наполеона оставалось одно средство спасения — добраться до границы. И если бы убегавшая армия имела возможность по пути подкреплять свои силы пищей и отогревать закоченевшие члены, они дошли бы до границы. Но крестьяне истребляли французов, гнали неприятельских солдат от деревень, спугивали с биваков или просто приканчивали на месте. Этим они лишали армию последнего ресурса.
За свои заслуги отдельные крестьяне получали награды в виде георгиевских и других крестов, но все крестьянство в своем целом осталась невознагражденным. Наиболее соответствующей в тот момент наградой за самопожертвование для крестьян было бы, конечно, освобождение от крепостной зависимости. Но освобождения не последовало. Последовало разоружение народа. Именно, когда война кончилась, было сделано распоряжение, которым крестьяне приглашались добровольно выдать оружие, а власти отбирать оное. Этим распоряжением крестьянам как бы предлагалось вернуться в свое прежнее состояние и забыть, что они пять месяцев считались за граждан. Рабам не надо и нельзя иметь оружие.