Космическая трилогия - Клайв Льюис

За день он довольно тщательно исследовал остров. Море все еще было спокойно и на многие острова можно было перебраться одним прыжком. Его островок был на самом краю временного архипелага, и с другого берега открывался вид на безбрежное море. Острова стояли на месте или очень медленно плыли. Сейчас они были недалеко от огромной зеленоватой колонны, которую он увидел тогда, вначале. Теперь он мог хорошо разглядеть ее, до нее было не больше мили. Это была высокая гора, вернее — целая цепь гор, а то и скал, высота их намного превосходила ширину, они походили на огромные доломиты, только плавные и такие гладкие, что вернее сравнить их с Геркулесовыми столпами.{27} Огромная гора росла не из моря, а из холмистой земли, сглаживающейся к берегу, между скалами виднелись заросшие долины и совсем узкие ущелья. Это, конечно, была настоящая земля, Твердая Земля, уходившая корнями в планету. С того места, где сидел Рэнсом, он не мог разглядеть, из чего состоит покров этих гор. Ясно было одно: это земля, на ней можно жить. Ему очень захотелось туда попасть. Выйти на берег там, видимо, несложно, и кто его знает — может, и на гору он заберется.

Королеву в тот день он больше не встречал. Назавтра, рано утром, накупавшись и впервые позавтракав тут, он спустился к морю, высматривая путь на Твердую Землю. Вдруг он услышал за спиной голос Королевы, оглянулся и увидел, что она выходит из лесу, а за ней, как обычно, следуют разные твари. Она поздоровалась с ним, но, похоже, не хотела вступать в разговор, просто подошла и стала рядом, глядя в сторону Твердой Земли.

— Я отправлюсь туда, — наконец сказала она.

— Можно и мне с тобой? — спросил он.

— Если хочешь, — ответила Королева, — только там ведь Твердая Земля.

— Потому я и хочу попасть туда, — сказал Рэнсом. — В моем мире вся земля неподвижна, и я был бы рад походить по ней.

Она вскрикнула от удивления и посмотрела на него.

— А где же вы тогда живете? — спросила она.

— На земле.

— Ты же сказал, она неподвижная?

— Да. Мы живем на Твердой Земле.

Впервые с тех пор, как он повстречал Королеву, он увидел на ее лице что-то хоть отдаленно похожее на страх или отвращение.

— Что же вы делаете ночью?

— Ночью? — в недоумении переспросил Рэнсом. — Ночью мы спим.

— Где?

— Там, где живем. На своей земле.

Она задумалась, и думала так долго, словно никогда не заговорит. Но она заговорила, и голос ее стал спокойней и тише, хотя прежняя радость еще не вернулась.

— Он вам не запретил, — сказала она; не спросила, просто сказала.

— Конечно, — ответил Рэнсом.

— Значит, разные миры устроены по-разному.

— А у вас закон запрещает спать на Твердой Земле?

— Да, — сказала Королева. — Он не хотел, чтобы мы там жили. Мы можем приплыть туда и гулять, ведь этот мир принадлежит нам. Но остаться там — заснуть и проснуться… — Она содрогнулась.

— В нашем мире такой закон невозможен, — сказал Рэнсом. — У нас нет плавучих островов.

— А сколько людей в вашем мире? — внезапно спросила она.

Рэнсом сообразил, что точного числа он не знает, но постарался объяснить ей, что такое «миллионы». Он надеялся ее удивить, но числа сами по себе ее не интересовали.

— Как же вам всем хватило места на Твердой Земле? — допытывалась она.

— Там не один такой кусок, а несколько, — отвечал Рэнсом, — и они большие, почти такие же большие, как здесь — океан.

— Как же вы живете? — удивилась она. — Половина вашего мира пустая и мертвая. Столько земли, и вся прикована ко дну. Разве вам не тяжело даже думать об этом?

— Ничуть, — ответил Рэнсом. — В нашем мире перепугались бы, услышав, что у вас тут сплошной океан.

— К чему же все это ведет? — тихо сказала Королева, обращаясь скорее к себе, чем к Рэнсому. — Я стала такая взрослая за эти несколько часов, вся моя прежняя жизнь — словно голый ствол, а теперь ветви растут и растут во все стороны. Они разрослись так, что вынести трудно. Сперва я узнала, что сама веду себя от одного блага к другому, это тоже трудно понять. А теперь получается, что благо в разных мирах — разное. То, что Малельдил запретил в одном мире, Он разрешил в другом.

— Может быть, в нашем мире мы неправы… — неуверенно начал Рэнсом, встревоженный тем, что натворил.

— Нет, — отвечала она. — Так говорит мне Сам Малельдил. Да иначе и быть не могло, раз у вас нет плавучих островов. Только Он не сказал мне, почему Он запретил это нам.

— Наверное, есть важная причина, — начал Рэнсом, но она рассмеялась и перебила его.

— Ах, Пятнистый, — воскликнула она, все еще улыбаясь, — как же много говорят в вашем мире!

— Виноват, — смущенно буркнул он.

— В чем же ты провинился?

— В том, что говорю слишком много.

— Слишком много? Как я могу решать, что для вас много?

— Когда в нашем мире скажут, что кто-то много болтает, это значит, что его просят замолчать.

— Почему же прямо не попросить?

— А над чем ты смеялась? — спросил Рэнсом, не зная, как ей ответить.

— Я засмеялась, Пятнистый, потому что ты, как и я, думал о законе, который Малельдил дал одному миру, а не другому. Тебе нечего было сказать о нем, и все же тебе удалось превратить это в слова.

— Кое-что я все-таки хотел сказать, — тихо проговорил Рэнсом. — В вашем мире, — добавил он громче, — этот запрет соблюдать нетрудно.

— Опять ты говоришь странные слова, — возразила Королева. — Кто сказал, что это трудно? Если я велю зверям встать на голову, им трудно не будет. Наоборот, они обрадуются. Вот так и я у Малельдила, и всякий Его приказ для меня радость. Я не об этом думала. Я думала о том, что Его повеления бывают разные — есть, оказывается, два вида просьб.

— Умные люди говорят… — начал было Рэнсом, но она снова перебила его.

— Подождем Короля, спросим его, — сказала она. — Что-то мне кажется, Пятнистый, ты тоже ничего об этом не знаешь.

— Конечно, спросим, — ответил Рэнсом. — Если найдем. — И тут же невольно вскрикнул по-английски: — Что это?!

Женщина тоже вскрикнула. Падучая звезда{28} промчалась по небу далеко слева, и через несколько секунд раздался невнятный грохот.

— Что это? — повторил он уже на здешнем языке.

— Что-то упало с Глубоких Небес, — ответила Королева. На лице ее проступило и удивление, и любопытство, но мы так привыкли видеть эти чувства только с примесью страха и отпора, что выражение это опять показалось Рэнсому странным.

— В самом деле, — отозвался он. — Эй, а это что такое?

Посреди спокойного моря вздулась волна; водоросли, обрамлявшие остров, затрепетали. Через мгновение все успокоилось — волна прошла под их островом.