Убийца с нежными глазами. Сборник - Джейсон Сэтлоу

В четверть четвертого я почувствовала, что замерзла, да и использовала большую часть своих боеприпасов. Не буду утверждать, что мой полуавтомат был исключительно точен на двадцати пяти ярдах, но по крайней мере я снова чувствовала себя не чужой этой занятию.

ГЛАВА 8

Без пяти четыре я сворачивала на круговую дорожку к фамильному дому Вудов, расположенному на семи акрах земли, на отвесном берегу Тихого океана. Когда дела их пошли в гору, они переехали, и я здесь еще не была. Этот дом был просто огромный, построен в стиле французского барокко — двухэтажный центральный корпус, по бокам которого возвышались башенки. Оштукатуренная поверхность здания выглядела гладкой, словно глазурь. На свадебном торте, линия крыши и окна были обрамлены гирляндами, розочками и раковинами, словно выписанными кондитерским шприцем. Кирпичная стена шла от подъездной дорожки к фасаду дома, обращенному на море, и двумя ступенями выше к широкому некрытому крыльцу. По всему фасаду шли арочные французские двери. Сама линия фасада, выгнутого к морю, обрамляла с одной стороны оранжерею, а с другой — бельведер. Полная чернокожая женщина в белом впустила меня в дом. Я направилась за ней, словно заблудившийся щенок, через фойе, облицованное белыми и черными мраморными квадратами.

— Миссис Вуд просит вас подождать в утренних апартаментах,— сказала горничная, даже не сделав паузы для моего предполагаемого ответа. Она удалилась, и шагов ее ног, облаченных в туфли на толстой каучуковой подошве, по лакированному паркету не было слышно.

«О, разумеется,— подумала я,— там я обычно провожу все свое время дома… утренние апартаменты, где же еще?»

Стены абрикосового цвета, потолок — высокий белый купол. Между высокими резными окнами, сквозь которые струился дневной свет, были расставлены большие бостонские кактусы. Мебель была в стиле французского Прованса: круглый стол, шесть стульев с гнутыми спинками из прутьев, круглый персидский ковер был неопределенного цвета: смесь персикового и зеленого. Я стояла возле окна, обозревая землевладения Вудов (богатые люди их обычно называют своим двором). С-образная комната выходила на море окнами своего нижнего конца и на горы в своем изгибе, так что окна давали в целом эффект циклограммы. Море и небо, сосны, город, похожий на кусок пирога, облака, льющиеся по склонам отдаленных гор — все это было самым великолепным образом обрамлено. На севере на фоне темных холмов выделялись белые пятнышки скользящих чаек.

Больше всего мне нравится в богатых домах тишина, в которой они живут — истинное величие их космоса. За деньги можно купить свет и высокие потолки, шесть окон там, где вполне можно было бы обойтись одним. Нигде не было пыли, на траве никаких бороздок, никаких отметин на изящных гнутых ножках стульев в стиле Провансаль. Я услышала звук, похожий на легкий шепот, это горничная вернулась с сервировочным столиком, груженым серебряными принадлежностями чайного сервиза, тщательно разложенными сэндвичами к чаю и пирожными с кремом, взбитым, по всей видимости, только сегодня.

— Миссис Вуд сейчас выйдет,— сказала она мне.

— Благодарю вас,— сказала я.— Нет ли здесь где-нибудь поблизости туалета? — Мне показалось, что в данной ситуации осведомиться о местоположении ванной было бы неприлично.

— Конечно, мадам. Поверните налево, и вы окажетесь в фойе. Затем первая дверь налево.

Я на цыпочках пробралась в сортир и заперлась там, с отчаянием глядя на свое отражение в зеркале. Нет, конечно же, я не угадала с костюмом. Никогда не могу верно определить, что нужно надеть. На ланч с Эш я явилась в своем платье многоцелевого назначения, тогда как Эш была одета так, будто мы с ней собирались поиграть в попрошаек. Теперь уже я выглядела в этом доме как бродяга. Не знаю, чем я думала, когда собиралась сюда. Я же знала, что Вуды богаты. Я просто забыла, насколько они богаты. Я всегда плохо ориентируюсь в классовых различиях. Я выросла в оштукатуренном бунгало с двумя спальнями, площадью в восемьсот пятьдесят квадратных футов, если считать маленькое огороженное крылечко. Наш двор представлял собой душистый ковер из ползучих сорных растений и был огорожен заборчиком из белых колышков, которые люди покупают, чтобы воткнуть где вздумается. Представления моей тетушки о соответствии своему классу воплотились в розовом пластмассовом фламинго, стоящем на одной ноге, и пока мне не исполнилось двенадцать лет, я думала, что это страшно аристократическая штука.

Я как-то выпустила ванну из поля моего зрения, предварительно отметив наличие мраморной облицовки, бледно-голубого фарфора и отделки кое-каких деталей под золото. В небольшом углублении возлежали шесть овальных кусочков мыла, каждый размером с яичко малиновки. По всей видимости, их не касалась рука человека. Я пописала, подставила руки под струю воды из-под крана в раковине и затем просто хорошенько встряхнула их, не желая ничего здесь портить своим прикосновением. Махровые полотенца выглядели так, будто с них только что сняли ценники. Рядом с раковиной лежало четыре полотенца для гостей, похожих на большие декоративные салфетки из бумаги, но я была слишком большой умницей, чтобы попасться на эту удочку. А куда я положу его после — в корзину для мусора? После этих людей мусора не останется. Я вытерла руки об заднюю часть моих джинсов и вернулась в утренние апартаменты, чувствуя себя довольно мокренькой с тыла. Я даже не посмела сесть в таком виде.

Наконец появилась Эш и миссис Вуд, уцепившаяся за ее локоть. Миссис Вуд шла очень медленно, запинающейся походкой, будто ее заставили передвигаться, нацепив на ноги плавательные ласты. Я была поражена, обнаружив; что ей, должно быть, уже перевалило за семьдесят, а это значило, что детей она родила довольно поздно. Здесь у нас семьдесят — это не такая уж и старость. В Калифорнии люди, похоже, стареют гораздо медленней, чем на остальной территории земного шара. Может быть, здесь сказывается наша страсть к диете и физическим упражнениям, а может быть, и популярность пластической хирургии. Возможно, мы испытываем такой страх перед старением, что физически задерживаем этот процесс. Однако у миссис Вуд такое умения явно не выработалось. Годы согнули ее, колени ее дрожали, руки тряслись, и казалось, что это вызывает у нее самой чувство горькой иронии. Похоже было, что она как бы наблюдает за своим продвижением по комнате извне, со стороны.

— Здравствуй, Кинзи. Давно с тобой не виделись,— произнесла она. При этих словах миссис Вуд подняла голову, и взгляд ее, устремленный на мое лицо, был темен и резок. Энергия, покинувшая ее тело, сконцентрировалась теперь в ее взгляде. У нее были высокие скулы и сильный подбородок. Кожа свисала с ее лица, словно тонкая замша, изборожденная морщинами и трещинами, желтоватого оттенка, как перчатки для кадрили. Как и Эш, она была высокого роста, широка в плечах, полная в талии. Как и Эш, она в молодости, должно быть, была рыжеволоса. Теперь же у нее на голове оставался лишь мягкий белый пушок, собранный пучком на макушке и укрепленный черепаховыми гребешками. На ней было великолепно продуманное платье — мягко облегающее кимоно из шелка цвета морской волны поверх темно-красного шелкового платья. Эш помогла ей опуститься на стул и подвинула сервировочный столик так, чтобы миссис Вуд могла распоряжаться чайным сервизом.

Эш взглянула на меня.

— Может быть, ты хочешь шерри?

— С удовольствием выпью чаю.

Эш разлила чай в три чашки, а Хелен разложила пирожные и крошечные сэндвичи по тарелочкам для каждой из нас. Белый хлеб, смазанный маслом, из которого торчали веточки крессалата. Белый хлеб с салатом из кур, обильно приправленным кэрри. Хлеб с сырным кремом и пряностями. Было что-то во внимании, которое уделялось всем мелочам, что заставляло меня поверить: им безразлично, что на мне надето, а также то, что мой социальный статус ниже, чем у хозяев этого дома.

Эш улыбнулась мне, передавая чашку с чаем.

— Мы с мамой живем ради этого всего.

И у нее на щеках заиграли ямочки.

— О да,— произнесла Хелен с улыбкой.— Еда — мой последний великий порок, и я собираюсь грешить беспрестанно, пока выдержит мой аппетит.

Мы жевали и прихлебывали чай, смеялись и вспоминали старые времена. Хелен рассказала мне, что оба они с Вудом происходили из простых семей. Его отец владел скобяной лавкой в городе в течение многих лет. Ее отец был каменщиком. Каждый из них унаследовал скромную сумму денег. Оба наследства были соединены, чтобы в сороковых годах образовать компанию «Вуд и Варен». Для них вырученные деньги были лишь забавой. Вуд очень серьезно относился к управлению делами компании, но прибыль казалась им лишь результатом счастливого стечения обстоятельств. Хелен сказала, что он застраховался на сумму около двух миллионов долларов и считал, что это очень выгодно, потому что это был единственный способ капиталовложений с гарантией возврата денег.