Ревелль - Лисса Мия Смит

– Не сдавайся. Будем продолжать борьбу.

В светонити Дьюи полыхнул гнев, темный, как дым, все еще поднимавшийся над моим домом. Я собралась с силами и крепче ухватилась за нее.

– Вот она, моя борьба. Добыть камень, приручить зверя.

Зверя, который завтра вечером, возможно, станет мэром.

Я скинула с себя теплый пиджак Джеймисона. Он внимательно смотрел на меня.

– Возможно, я не умею читать эмоции, как ты, но я знаю: Дьюи словно пес, вцепившийся в кость. Он тебя не отпустит, пока не обглодает полностью.

Я снова ухватилась за светонить Дьюи, и каждый мускул в моем теле напрягся. Слишком многое на меня навалилось – боль, Большой шатер, долгая ночь впереди.

– Прощай, Джеймисон. Искренне надеюсь, что с Тристой все будет хорошо, но в любом случае тебе нужно уезжать.

Вдалеке от Шармана им всем будет безопаснее, в том числе Тристе. Она не допустит, чтобы с Джеймисоном что-то случилось. Однажды она уже перемещалась во времени, чтобы спасти его. И если понадобится, сделает это снова.

– Не уходи, – окликнул меня он. – Прошу тебя, Лакс, не превращай себя в живую приманку.

Я побрела прочь. Каждый шаг давался с неимоверным трудом. Ветер над водой шумел все громче, заглушая протестующие крики Джеймисона. Светонить Дьюи раскалилась докрасна, и я, чуть не вскрикнув от резкой вспышки боли, потушила ее последними жалкими каплями своей магии.

* * *

По пути к кованым воротам особняка я раз десять роняла светонить Дьюи. Моя магия почти рассеялась, оставив после себя лишь раздирающую головную боль да неимоверную усталость. Надо пользоваться ею экономнее, ведь завтра торжественное открытие нового театра.

Понежиться в ванне, немного поспать – и я снова буду как новенькая.

В конце длинной подъездной дорожки ждал Тревор. Когда мою фигуру осветил свет уличного фонаря, он чуть не рухнул на землю от облегчения.

– Ох, слава богу. А то бы Дьюи голову мне оторвал.

– Прости. Я хотела…

– Лучше не рассказывай мне. – Он подал мне руку. – Отсюда я не могу отчетливо слышать его мысли, но он явно не в настроении.

Мы поднимались по дорожке вверх.

– Очень сердится?

– Злой как черт. На нас обоих.

– Еще раз прости. – Каждое принятое мной решение сказывалось не только на мне, но и на многих других. Надо это помнить. – Больше не буду ставить тебя в такое неловкое положение.

Он сжал мне руку:

– После выборов организую в нашей церкви сбор средств. Попросим людей принести поношенную одежду, домашнюю утварь. Все, в чем нуждаются Ревелли.

– Ты сделаешь это ради нас? – Мои глаза наполнились слезами. Тревор, мой друг.

– Конечно. Нашим семьям пора действовать заодно. К тому же теперь мы с тобой оба работаем на Дьюи.

– Я на него не работаю. – Но мое возражение прозвучало неубедительно.

Нет уже Большого шатра. Нет Дома веселья. Нравилось нам это или нет, нашей единственной надеждой на возрождение был зимний театр, принадлежавший Дьюи.

Он ждал нас у входа, прислонившись к высоким колоннам, плотно скрестив руки на груди. У моей магии не хватило сил стереть гнев с его лица.

Губами, припухшими от поцелуев Джеймисона, я скользнула по его щеке.

– Ты мог бы и не ждать меня.

Он бросил взгляд на часы:

– Ты должна была вернуться два часа назад. Я очень беспокоился.

– Я не могла оставить моих родных. – Я потупилась, глядя на мраморный пол. – Надо было о многом позаботиться.

– А кто позаботится о тебе, дорогуша? – Он положил ладонь мне на спину, провожая меня в огромное фойе. – У меня в кабинете тебя ждет доктор Страттори. Иди наверх, но сначала помойся.

Сквозь стеклянные панели французских дверей пробивался теплый свет свечей, какие любила использовать семья Страттори.

– А я думала, Страттори живут в горах, вдали от посторонних глаз. – Обычно я видела только Элен.

– Я могу получить все, что захочу, главное – назначить хорошую цену. – Дьюи замедлил шаг и развернул меня лицом к себе. – Ты сильно надышалась дымом. И упала в обморок. Уже не в первый раз. Я должен убедиться, что моя прима в состоянии помочь мне победить на завтрашних выборах.

Я сильно сомневалась, что у меня хватит сил подняться по его величественной лестнице, не говоря уже о том, чтобы шляться за ним весь день, а вечером летать на трапеции. Но я изобразила улыбку, пожала ему руки и, цепляясь за перила, побрела наверх вслед за двумя хорошенькими горничными.

По крайней мере ванна была замечательная, в горячей воде моя кожа порозовела и размякла. Тепло успокоило головную боль и помогло расслабить ноющие мышцы. Я клевала носом и с трудом размыкала слипавшиеся веки. Когда я наконец вылезла из ванны – ножки которой были сделаны в виде львиных лап – вода была черной от сажи. Вот они, последние частицы моего дома.

Оцепенев, я наблюдала, как водоворот уносит их в сливное отверстие.

В шкафах было полно одежды, сшитой на мой размер. Тяжелые платья по моде Дневной стороны с пышными нижними юбками – абсолютная безвкусица, мы с сестрами частенько потешались над ними. Вряд ли Дьюи приобрел все это сегодня – слишком уж много. В ящичке туалетного столика лежала расческа – точно такая же, какая была у меня дома, только новее. Бальзам для волос, тот же самый, каким усмиряла мои непослушные кудри Колетт. Я смазала им влажные волосы и, глядя в овальное зеркало, наблюдала, как они постепенно скручивались в колечки.

Неужели Дьюи возвращался в прошлое, чтобы добыть для меня эти банальные мелочи? Вряд ли. Он же еще не совсем помешался.

Убрав с лица влажные локоны, я надела белый пеньюар с оборками и спустилась по лестнице. С раннего детства я не носила ничего столь благопристойного.

Из внутреннего дворика доносились приглушенные голоса Дьюи и кого-то из Страттори. Вслед за горничной я вошла в его кабинет, и она закрыла за мной французские двери. На миг я испугалась, что она их запрет.

Свечи из слоновой кости, непременный атрибут церемонии исцеления, разрисовали стены длинными тенями. Почему-то эти свечи тревожили душу сильнее, чем гулкие коридоры, мертвенная тишина и даже шкафы, полные уродливых платьев, сшитых точно на меня.

Эта целительница Страттори была совсем не похожа на ту вечно пьяную, пренебрегающую обычаями докторшу, помогавшую нашей семье. Впрочем, и дом был не мой.

Но все-таки я получила все, о чем когда-то мечтала, разве нет? Шарманский бутлегер преданно служит моей семье. И если завтра он победит на выборах, то роскошный зимний театр станет целиком и полностью принадлежать нам.

Мои родные будут под защитой. Живые и здоровые.

Я обошла комнату по кругу, провела пальцем по нетронутым книгам в кожаных переплетах. Какая показуха.

В двухтумбовом письменном столе имелся всего один выдвижной ящик. Я прикоснулась к ручке, и моя кровь, кровь Ревеллей, отозвалась на зов магии. Внутри лежал драгоценный камень. Массивный.

Я подергала ящик. Заперт.

Осторожно бросив взгляд через плечо, я достала из волос шпильку. У замка был простой засов, с одним штифтом, который легко сдвинулся, стоило лишь надавить заколкой в нужное место. Каждый ребенок Ревеллей, мечтавший поживиться конфетами из запасов Наны, умел вскрывать замки.

Ящик неслышно открылся.

Поверх папки с бумагами лежала черная бархатная коробочка. Дрожащими руками я приоткрыла ее и ахнула.

Кольцо было сказочно красиво. Та же самая сияющая оправа в стиле ар-деко с россыпью сверкающих бриллиантов в платиновом обруче. Изящные завитки, постепенно расширяясь, обрамляли большой центральный алмаз изумрудной огранки. Прозрачный, как воздух. Шириной с мой ноготь. Столько карат, что и не сосчитать.

С таким кольцом я смогу зачаровывать его месяцами, а то и годами, прежде чем он заметит, что камни постепенно рассыпаются.

Но если он не даст его мне, ничего не получится.

Я мельком просмотрела остальное содержимое ящика. Все было разложено по местам: папка с квитанциями, бухгалтерская книга, в которой я не поняла ни слова, а в самом уголке, так далеко, что я чуть было не пропустила ее, –