Катастрофа отменяется - Николай Асанов

Масленников наблюдал.

Нет, этот парень все-таки не промах! Вот он опять напружинился, быстро вынул фотографию из альбома и перевернул ее. На обороте было чисто. Даже название фирмы, выпустившей эту carte postale, и название города были тщательно счищены, очевидно, бритвой.

Демидов взял другой снимок.

Это был тот же мост, но уже современный. Вместо брусчатки улицы залиты асфальтом, сам мост тоже заасфальтирован, а башни те же, даже ракурс снимка тот самый. Вон и похожие вывески. Только на иных готический шрифт заменен новогерманским да извозчиков не видно, зато много машин, застывших в своем прерванном движении.

Теперь Демидов листал альбом безостановочно, стараясь сразу охватить все. Это правильно. Для изучения деталей времени у него вполне достаточно: потом подполковник даст ему все возможные справки.

Но вот Демидов покончил с фотографиями и перешел к другому разделу: печатным данным. Он понимал, что названия реки и городка успеет установить по карте. Как ни много за линией фронта таких городков и таких мостов, понять, какой из них интересует штаб армии, можно. Демидов интересовался главным: глубиной реки, длиной моста, населенностью города, тем, что могло помочь или помешать при выполнении задачи, которую ему предстоит решать. Отдел Масленникова потратил много сил, чтобы собрать эти данные, и Масленников относился к этому альбому как к самому дорогому детищу. Он недовольно крякнул, когда Демидов вдруг сказал:

— Да, но все эти данные, надо думать, устарели!

Вот всегда так, эти молодые люди не умеют ценить скрупулезность! Они еще долго не научатся понимать, что разведка начинается там, где учитываются все мелочи. И Масленников довольно хмуро ответил:

— Для создания полигона этого достаточно…

— Может быть, на полигоне рассчитывать вместо танков противника на этих вот извозчиков? — спросил Демидов и снова открыл первый снимок.

— Группа разведчиков специально займется изучением этого объекта! — резко оборвал неуместную шутку Масленников. Он понимал, что́ хотел сказать капитан: вы, мол, опять опаздываете! По кто мог заранее представить, как сложится конфигурация фронта в результате сложных затяжных боев? По ту сторону фронта тысячи таких городов и мостов. Только когда линия фронта определилась, стало ясно, что наше командование могут заинтересовать лишь три или четыре из них. Но об этом знали и немцы! И уж они, конечно, подумали об укреплении этих объектов! Теперь надо было обмануть врага, выбрать как раз один из трех или четырех возможных…

Нет, этот капитан положительно перестал ему нравиться. Он требует слишком многого…

— Где я получу необходимую документацию? — вежливо, но суховато спросил капитан.

— У меня, — ответил подполковник.

Он передал подготовленный заранее пакет. Демидов тут же вскрыл его. В нем были те же самые фотографии, но, к изумлению Демидова, мост выглядел как макет — ни одной фигурки! «Заретушировали! — догадался капитан. — Ну и правильно». Интересно, как стал бы его помощник лейтенант Голосков строить полигон, если бы извозчики и бюргеры остались на снимках? Из своей любви к острой шутке он, чего доброго, нарочно поставил бы чучела на мосту в котелках и широкополых сюртуках, а уж для женских манекенов подобрал бы самые длинные юбки!

— Когда вы сможете закончить строительство полигона?

Капитан подумал и твердо сказал:

— Через шесть дней!

— Ого! — подполковник усмехнулся. Капитан опять начал нравиться ему. — Вы прямо как господь бог, на все строительство нового мира отводите шесть дней!

— Мои люди имеют достаточную саперную практику, — сухо сообщил капитан.

Он не стал добавлять то, о чем хотелось сказать при упоминании о саперной практике. Сколько полигонов уже строил его батальон! Люди тренировались, тщательно готовились к бою, а потом узнавали, что выполнение операции поручалось другим — обыкновенным пехотинцам и танкистам. Парашютистов же командование решило приберечь для другого дела. Как солдаты и офицеры батальона отнесутся к новой задаче? Хотя теперь-то, может быть, как раз и приспело то время, которого они так ждали! Перед ними Германия!

Это соображение примирило капитана с подполковником. Прощался Демидов уже сердечно, с надеждой глядя на начальника разведотдела. И Масленников тоже примирился с насмешливым характером капитана. Пожалуй, оно и лучше! Насмешливый человек умнее инертного.

Он проводил капитана и снова вызвал дежурного. И опять поразился непослушной, рассеянной его улыбке. Что-то очень уж весел этот Хмуров! И наблюдательный пункт не место для «лечения» такого весельчака: там слишком много впечатлений. Ему надо поручить что-нибудь попроще и поскучнее. Ага, есть!

Хмуров направился к двери, чтобы вызвать очередного новенького, но подполковник остановил его:

— Товарищ капитан, завтра выедете в Ашлу и устроите там дом отдыха для резерва разведки. Ясно?

Хмуров вытянулся во весь свой маленький росточек и громко отрапортовал:

— Есть, выехать в Ашлу, устроить дом отдыха для резерва разведки! — И улыбнулся еще шире. В третий или в четвертый раз, в самое неположенное время! И никакого огорчения на лице! Этого Масленников уже не мог понять! Хозяйственные поручения все офицеры отдела принимали как великое наказание. А этот только осклабился во весь рот.

— Что это вам так весело, товарищ капитан?

— Жду дальнейших событий, товарищ подполковник! — невпопад ответил Хмуров, и улыбка совсем откровенно расползлась по его широкому лицу.

Фразу его можно было толковать как угодно. Масленников и сам ждал событий. Поэтому он лишь строго приказал:

— Давайте следующего!

Дверь за Хмуровым закрылась и затем распахнулась снова. Звонкий голос отчетливо доложил:

— Лейтенант Стрельцова по распоряжению штаба фронта прибыла в ваше распоряжение!

Масленников, широкоплечий, круто сбитый, медленно поднялся из-за стола, багровея на глазах. Сначала налились кровью уши, потом щеки и, наконец, круглая, похожая на медный екатерининский пятак лысина. Он хотел что-то сказать и не мог. К подполковнику, не обращая внимания на его гневное лицо, приближалась молодая красивая женщина в форменной гимнастерке с погонами лейтенанта, в щегольских сапожках и в короткой, с заглаженными складками юбке. Между подолом юбки и голенищами сапожек белела полоска шелковых чулок. Волосы ее были коротко подстрижены и уложены в замысловатую прическу.

Она свободным движением подала подполковнику пакет с сопроводительными документами, и тот, так и не успев ничего сказать, взял его.

Так как Стрельцова выжидательно смотрела на подполковника широко открытыми синими глазами, словно бы впечатывая его в памяти, он, с трудом гася гнев, проворчал:

— Садитесь.

Она свободно опустилась в кресло, отвела глаза от подполковника, методично оглядела кабинет. Масленников невольно подумал: «Это она нарочно, чтобы не смущать меня! Вот ведь пигалица!»

Резкий протест, который подполковник никак не успел выразить, все еще душил его, комом стоял в горле. В то же время начальник отдела рассудил: «Она-то при чем? Не ее надо бранить, а кадровика в штабе фронта. Что он, не знал, куда эту пигалицу сплавить?» Подумав так, Масленников успокоился, соображая, под каким предлогом проще всего показать ей от ворот поворот. А молодая женщина спокойно ждала, не тревожа больше подполковника своими пронзительными синими глазами.

— Скажите, пожалуйста, товарищ лейтенант, что имели в виду в штабе фронта, направляя вас ко мне? — вдруг обратился к ней подполковник.

— По возвращении из госпиталя, товарищ подполковник, — очень любезно сказала женщина, — я попросила направить меня туда, где мой опыт может пригодиться в ближайшее время.

— Ваш опыт?!

Восклицание прозвучало как удар. Стрельцова чуть нахмурилась, но голос ее по-прежнему звучал ровно и спокойно:

— Да, некоторый опыт. Полагаю, что в документах все сказано.

Подполковник вспомнил о пакете, который продолжал вертеть в руках. Ясно одно: без объяснений эту пигалицу не выгонишь! Значит, надо терпеть. Пока. Вернуть ее обратно проще всего после знакомства с документами. В них всегда можно найти что-нибудь такое, что оправдает откомандирование.

Он вздохнул, взял лежавший возле чернильного прибора стилет в форме плоской иглы — самый старинный инструмент для тайного убийства, возвращенный фашистами на вооружение своих шпионов, — вонзил его в угол пакета, провел по твердой бумаге, как по маслу, и пакет распался. Стрельцова с интересом смотрела на руки подполковника. После того как он задал первый свой вопрос, она перестала отвлекаться. Но занимали ее не руки. Она, словно бы про себя, очень тихо произнесла:

— Золинген. Сталь отравлена. Вкладывается в трость, в рукоятку зонтика, в духовое ружье. — И вдруг спросила: — Разве люди Гейнца у вас бывали, товарищ подполковник?