Шепот - Белва Плейн

Это было странно. Она гадала, чем был вызван этот отказ, но тут к ней подошел Роберт.

– Ты видела, что Брюс разговаривал с молодым Уэбертом? – спросил он.

– Всего одну минуту.

– Ладно, я видел. Брюс умышленно его проводил. Твой милый друг. Я считаю это нелояльным с его стороны. Это непростительно.

Ей не понравился этот сарказм Роберта и она ответила:

– Но тебе придется его простить, потому что ничего другого тебе не остается.

– Что же, очень жаль.

– Так или иначе, все кончилось. Эмили начинает новую главу. Идем домой на вечеринку.

На следующий день после обеда позвонил Брюс, чем встревожил Линн, которая тотчас же подумала о Роберте.

Он понял.

– Не пугайся, это не имеет никакого отношения к Роберту, и я звоню не из офиса. Я сегодня туда не ходил. В его голосе чувствовалось напряжение, как будто что-то случилось с его горлом.

– Сегодня утром Джози оперировали. Я в больнице в ее палате. Она все еще в реанимации.

– Почему? Что случилось? – воскликнула с тревогой Линн. – Это не…

– Да, – сказал он по-прежнему сдавленным голосом. – Да. В лимфе, в легких, повсюду.

Линн обдало холодом. «Кто-то ходит по моей могиле, так всегда говорила моя бабушка. Нет, по могиле Джози. А ей всего тридцать девять».

Она разразилась слезами.

– Я не могу в это поверить. Ты просыпаешься внезапно однажды утром и обнаруживаешь, что смерть смотрит тебе в лицо. Так и получается. Вчера на выпускной церемонии она так радовалась за Эмили. Она ничего не сказала… В том, что ты мне говоришь, нет никакого смысла. У меня в голове не укладывается.

– Постой. Не вешай трубку. Мы должны перед ней сохранять спокойствие. Послушай меня. Это не было внезапно. Это продолжалось много месяцев. Все эти недомогания, простуды, о которых она говорила, в то время, когда я ездил за Энни в Сент-Луис прошлой зимой, это были только отговорки. Она оставалась дома и была слишком слаба, чтобы двигаться; вчера на выпускную церемонию она смогла прийти только с большим трудом. Она не хотела химиоте…

– Но почему? Она раньше переносила ее вполне хорошо!

– Это совсем другое дело. Мы поехали в Нью-Йорк, мы поехали в Бостон, и все были с нами откровенны. Попытайтесь химиотерапию, но без особой надежды. Примерно таков был смысл их тактичного совета. Поэтому Джози отказалась от химии, и мне понятно почему. Бог свидетель.

Линн с отчаянием спросила:

– А тогда зачем эта операция?

– О, ее увидел еще один врач, и у него возникла какая-то идея, что-то новое. Она от нее тоже захотела отказаться, но каждый хватается за соломинку, и я заставил ее попытаться. Я был не прав. – И тут Брюс замолчал.

– Все эти месяцы. Почему она все скрывала? А для чего же друзья? Ты доложен был бы сказать нам, Брюс, даже если она не хотела.

– Она категорически не позволила мне это сделать. Она заставила меня пообещать, что я не буду тебя беспокоить. Она сказала, что у тебя достаточно волнений с новорожденным и… – Он не закончил.

– Но ведь именно Джози всегда говорит, что надо смотреть в лицо действительности.

– Своей собственной действительности. Она смотрела в глаза своей, и очень смело. Она просто не хотела навязывать свою действительность другим, пока она смогла одна смотреть ей в лицо. Ты понимаешь?

– Другим! Даже своим лучшим друзьям? Я бы помогла ей… – И, испугавшись его ответа, Линн пробормотала: и сколько времени..

– Это долго не продлится, они мне так сказали. Она вытерла глаза, но одна слеза все же скатилась и упала на стол, заблестев на его гладкой поверхности.

– Когда я смогу ее увидеть? – спросила она шепотом.

– Я не знаю. Я спрошу. Может быть, завтра.

– А Роберт знает?

– Я позвонил ему сегодня утром в офис. Они должны были отменить мои деловые встречи. А теперь мне пора идти, Линн.

– Брюс, мы все так вас любим, и Эмили, и Энни… Я не знаю, как сказать Энни.

– Я поговорю с ней. Ты ведь знаешь, у нас с Энни особые отношения.

– Я знаю.

– Мне теперь надо идти, Линн.

Она повесила трубку и положила руку на стол, произнеся вслух: «Какая я несчастная». И эти слова произвели на нее такое впечатление, что она почувствовала тяжесть в голове и озноб. «Джози, друг мой, Джози, стойкая, мудрая, подвижная, всегда рядом, быстро и горячо разговаривающая, Джози тридцати девяти лет».

Она бы так и просидела в оцепенении неизвестно сколько времени, если бы не раздался крик Бобби. Взяв его из кроватки и покормив, она понесла его в манеж на террасу. Наевшись, перепеленутый и довольный, он лежал и размахивал погремушкой. Световые пятна, пробивавшиеся сквозь зелень листвы, по-видимому, ему нравились, потому что то и дело его мурлыканье прерывалось чем-то вроде смеха. И это-то в четыре месяца! Она остановилась, заглядевшись на эту невинную картину, сознавая, что нет никаких возможностей защитить его от жестоких разочарований в жизни.

Через некоторое время она вывезла манеж на вечнозеленую лужайку, где он смог бы следить, как она ее пропалывает. Она почувствовала в себе потребность в движении, пришедшую на смену оцепенению, желание доказать себе, что она еще жива.

От крепкого центрального корня, портулак раскинул во все стороны свои многочисленные корешки, как осьминог, и казалось, что это рак ползет среди флоксов и ирисов, пионов и астр, среди всей этой яркой и веселой жизни. С яростной ненавистью она вырвала этот сорняк и выбросила его с лужайки.

Солнце ушло за холмы, и трава из зеленой стала оливковой, когда колеса заскрипели по гравию. Возвращаясь со станции, Роберт заехал за девочками в бассейн, и все трое шли к ней, пока она поднималась с колен. По их лицам она поняла, что он уже сообщил им печальную новость.

– Она умирает? – спросила Энни, не стараясь смягчить свой вопрос.

Но правду невозможно было выговорить. Она могла об этом думать и знать это, но не говорить. Поэтому Линн ответила:

– Мы ничего не знаем, кроме того, что она очень больна.

– Может быть, – сказала Эмили, – во время операции все вырежут. Мой учитель математики в младшем классе болел раком, когда ему было тридцать пять, а сейчас он уже старый.

– Может быть, – сказал Роберт, – будем надеяться.

Оставшись наедине с Линн, он глубоко и горестно вздохнул.

– Бедный парень, бедный Брюс. О, если бы это ты…

– Может быть, мы слишком рано делаем выводы? – Она всплеснула руками, как бы умоляя его. – Это в самом деле безнадежно?

– Да. Он сказал мне, что единственная надежда, что все произойдет быстро.

Если считать по календарю, все произошло быстро, в самом начале лета. Но тем не менее казалось, что каждый день насчитывал вдвое больше часов, настолько медленно тянулось время.