СЛВ 2 (СИ) - Сергеев Артем

— Лариска вот, — смущённо выдохнул тот, ненадолго замолчав, отвлекшись и во все глаза рассматривая одно особо кучерявое облако, а потом вдруг и выдал. — Красивая она!

Я поперхнулся было горячим чаем, но смешки и улыбки задавил в себе сразу же и безо всякой жалости, не тот это был случай.

— Очень! — с самым серьёзным видом и даже немного беспокойно подтвердил я. — А еще сильная, яркая и весёлая.

— Не то, — покачал головой трюмный. — Красивая! Знаешь, как она на меня смотрит, когда я песенки пою! Лара говорит — дама сердца.

— Ты Лару слушай, — посоветовал я ему, лихорадочно соображая, чего в таких случаях следует говорить. А вообще, отъехать на Лару для меня сейчас — лучший вариант. У неё опыта больше, да и вообще она сама дама и есть, ей виднее.

— Спросить хотел, — доверчиво глядя на меня, как на родного, продолжил Кирюшка, — Чего это со мной? Мы ведь, домовые, все сплошь мужики. И банники, и овинники. Кикиморы вот только дамы, но они же злые все. Я их боюсь. А семей у нас нет.

— Совсем нет? — я даже удивился. — А как же вы появляетесь?

— Как это где? — ответно удивился Кирюшка. — Меня вот в капусте нашли. В ящике с капустой, в лётной столовке. А у вас что, по-другому?

— Немного по-другому, — сказать, что я был поражён, это было ничего не сказать. — Симпатия у тебя к ней, Кирентий Кузьмич. Такие дела. Это бывает, и это нормально. У всех так бывает.

Я тщательно выбирал слова, избегая очень уж громких.

— Симпатия? — попробовал на вкус незнакомое слово наш трюмный. — А Лара сказала платон… платоничесс…, не могу вспомнить, чуйство! У нас, мол, только так и бывает!

— Платоническое, наверное, — даже немного успокоился я. — Хорошо, если так. Хотя чёрт вас, домовых, знает. А делать тебе вот что.

Я немного собрался с мыслями и даже про себя произнес эту небольшую речь, чтобы не ляпнуть чего лишнего, ведь цена ошибки будет очень велика. Кирюха доверчиво ждал, скромно посматривая то на меня, то на облака за лобовым стеклом.

— Объяви её своей дамой сердца, — наконец выдал я и жестом руки заткнул домовёнка, кинувшегося было мне объяснять что, мол, уже. — А это значит вот что. Ты должен всегда и везде утверждать, что Лариска у нас самая красивая и умная, и совершать в её честь различные подвиги. Но в основном по хозяйству, хорошо? Пусть она выдаст тебе мелкий камешек из своей топки, а ты носи его у сердца и всегда о ней помни, это придаст тебе сил. Я серьёзно. Пой ей песни, дружи с ней, помогай ей. Но не будь назойлив, это очень плохо.

— Про назойливого понял, — кивнул тот. — Есть у нас такие. Их никто не любит. Помнишь, Варфоломеюшкин сродственник? Его побили тогда ещё?

— Помню, — против воли развеселился. — Это ты в точку. Будь настоящим другом, не будь таким как он. Помни, если дурак что-то делает от чистого сердца, то и получается у него всё по-дурацки. В общем, пока так, а потом посмотрим. Не спеши. И всегда, я тебя прошу как друга, прежде чем что-то делать, мне скажи, хорошо? А то наломаешь дров по неопытности. Мне или Арчи, кто рядом окажется. Ларе, да даже и Далину. Антохе вот пока не стоит.

— Хорошо, — снова понятливо кивнул Кирюшка. — А что может быть такого? Ну, что я не знаю?

— Ну, вдруг другие домовые припрутся, — прикинул я возможные неприятности, — песни ей петь восторженные да хороводы водить. Что делать будешь?

— Стражнёмся! — храбро пообещал мне трюмный и даже лихо сверкнул глазёнками. — Ишь ты! Ловкие какие!

Я даже заулыбался от этого не слышанного с самого детства слова.

— Ну, издалека-то ты смотреть на неё и восхищаться им не запретишь, верно? Лишних драк не устраивай, вот это как раз Лариске может и не понравиться.

— Издалека пусть, — согласился Кирюшка. — Красивая она. Издалека можно. Это даже хорошо, пусть смотрят. Пусть любуются. Тебе ещё чего-нибудь принести? Может, сметанки с ягодами, как тогда?

— Спасибо, — отказался я, — пока не надо.

— Бутерброд? — продолжал соблазнять от чистого сердца трюмный, так ему хотелось хоть чем-нибудь меня угостить. — С котлеткой? Или ватрушку? Так-то вкусно, так-то сытно!

Но я был непоколебим, решив не наедаться перед обедом.

— Хороший у нас дом, — вздохнул Кирюшка. — Другого такого нет, повезло мне! И кухня богатая! Аэропортовская столовка и рядом не стояла. У них там только картошки да лука много, а у нас всё сплошь деликатесы. Но едят мало! Один Далин молодец! А как ты думаешь, Лариска будет со мной дружить?

— Так ведь уже дружит, — я недоумённо посмотрел на него.

— Не сейчас! — поспешил объясниться трюмный. — А лет через пять. Она же вон какая становится!

— Так и ты лет через пять ещё неизвестно, каким будешь, — пришлось успокоить мне его. — Я вот прямо сейчас вижу, как наяву — стоит передо мной сержант княжеского спецназа в отставке Кирентий Ласточкин, и на груди у него — две медали и орден! А на боку — сабелька! Ну, как с таким не дружить?

— Точно! — прошептал домовёнок, — подвиги же! В её честь! По мере сил!

— Ой-ёй-ёй, — спохватился я в нешуточной тревоге, — мы же договорились! Сначала мне говоришь или ещё кому, а потом уже действуешь! Мы ведь тебе объясним, как лучше подвиги совершать, чтобы уж наверняка. Хорошо? Или вместе будем геройствовать, ты не против? Я тоже хочу, в честь Лариски-то!

— Хорошо! — улыбнулся Кирюшка. — Вместе лучше! Ты же маг почти, я вижу! И сильный! Ты сейчас на танкер речной похож, я видел такие на пристани. Я раньше часто на них смотрел, с крыши ангара.

— Вот это сравнение, — я даже удивился, — а почему?

— Топлива много, — довольно понятно объяснил он. — Но на этом всё пока.

Тут я узнал, что если я танкер, то Арчи прямо княжеский монитор с кучей пушек, а вот Лара, она такая, что даже корабля такого во всём мире нет. Оказывается, тяготел наш трюмный к речной романтике в прежней жизни, как и его незадачливые Ромашкинские соплеменники.

— Но обществом всегда лучше, — закончил Кирюшка, у которого мысли вновь съехали на подвиги в честь прекрасной саламандры Лариски. — Вместе!

— Конечно, лучше, — подтвердил я, немного успокаиваясь. — А знаешь, давай сделаем так, как древности делали. В той древности, что была стариной даже для самих древних. Я знаю, я читал.

Кирюхины глаза вновь загорелись нешуточным интересом, а я принялся лихорадочно вспоминать всё то, что знал, читал и слышал в юности о рыцарях и их Прекрасных Дамах, на ходу переиначивая и додумывая детали.

— Значит, так. Мы сейчас с тобой оснуём тайное общество — Орден называется. Один из нас будет его начальник, то есть командор, есть такое слово. А второй будет его верный заместитель. А смысл и тайна наша будет в том, что мы признаем Лариску нашей Прекрасной Дамой. И все подвиги, что мы будем совершать — это, например, борьба со злом, помощь слабым, содержание дирижабля в порядке, кухня там, кладовая и прочее, всё это будет в её честь. Теперь каждый раз, когда делаешь что-то хорошее, говоришь про себя — всё это в твою честь, Прекрасная Лариска! Но про себя, никто другой знать не должен, понятно? Только друг другу будем рассказывать, потому что тайна!

— Как хорошо! — прошептал ошеломлённый Кирюшка. — Раньше я был хороший просто так, а теперь в её честь буду! Теперь мне плохим быть совсем нельзя! Только давай ты командор будешь, ладно? А то я боюсь!

— Ладно, — позволил я себя уговорить. — Но ты теперь мой первый заместитель, это не просто так, это серьёзно! И ещё — надо нам свой тайный отличительный знак сделать, чтобы только нам двоим было понятно.

Я подумал и, оттянув и вывернув воротник, показал его Кирюшке.

— Вот здесь, изнутри, давай вышьем красными нитками нашу саламандру, чтобы никто не видел. Или огня язычок, что получится. И будем в трудные моменты друг другу показывать. Или когда подвиг совершим. А вместо здрасьте, с утра, при встрече будем глаза рукой прикрывать, как будто нас свет Лариски ослепил.

— Я вышью! — подскочил Кирюха. — И тебе, и себе! Сегодня, сейчас! А ещё кого-нибудь будем принимать? Вдруг Микеша захочет? Или Арчи с Антохой? Далину нельзя, он воспитатель!