Серп и молот против самурайского меча - Кирилл Черевко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот почему трудно согласиться с противоречивым мнением Б.Н. Славинского, который пишет, что, хотя С. Того понимал, что «время для дипломатических шагов уже упущено, тем не менее считал еще возможным добиться благожелательного отношения СССР»[508]. (Интересно, какими мерами, кроме дипломатических, которые он исключал?) Причем утверждается, что премьер К. Судзуки якобы поддержал мнение С. Того.
На самом же деле последний как подчиненный лишь вынужден был согласиться на явно нереалистические расчеты главы кабинета министров, выбрав из всех «зол» наименьшее, полагая при этом, что «если и есть (курсив мой. — К. Ч.) какая-либо страна», которая могла бы помочь Японии прийти к миру на более благоприятных, чем безоговорочная капитуляция, условиях, то этой страной являлся Советский Союз[509].
В соответствии с решением Высшего совета, первая встреча К. Хирота с советским послом Я.А. Маликом состоялась 3–4 июня 1945 г. в гостинице «Гора» на курорте в горах Хаконэ.
Несмотря на критическое положение Японии, Хирота, как и другие высшие руководители Японии, за исключением С.Того, продолжал тешить себя иллюзией, что можно, как и в прежние годы, внеся предложение о продлении пакта о нейтралитете или заключении договора о ненападении, придерживаться тактики поэтапных уступок со стороны Японии в случае, если СССР в принципе согласится на его предложение[510]. Однако это было только на руку советской стороне, стремившейся затянуть время, с тем чтобы лучше подготовиться к вступлению в войну с Японией в соответствии с Ялтинским соглашением.
Из телеграммы советского посла в НКИД СССР от 7 июня было ясно, что Япония готова при положительной реакции на предложения Хирота, пойти на возвращение нашей стране Южного Сахалина, передачу части Курил и отказ от рыболовства в советских конвенционных водах[511].
Но отсутствие конкретных уступок в предложениях японского представителя вследствие недооценки им тяжести военно-политического положения Японии позволило советскому послу позднее, в соответствии с инструкцией Молотова от 13 июля того же года, утвержденной Сталиным, сослаться на слишком общий, неконкретный характер предложений, не позволяющий советскому руководству принять решение.
На следующих встречах 24 и 29 июня Хирота частично конкретизировал свои предложения об уступках Токио, заявив о готовности Японии в обмен на соглашение о поддержании мира в Восточной Азии на нейтрализацию Маньчжоу-го, ликвидацию своих рыболовных прав в советских концессионных водах при условии снабжения Японии нефтью и обсуждение всех любых других вопросов по желанию советской стороны. В их число могли быть включены и не названные конкретно вопросы принадлежности Южного Сахалина и Курил[512]. Это подтверждается содержанием предложения генерал-лейтенанта Кодзи Сакаи о направлении в Москву Ф. Коноэ, одобренного императором, в котором в качестве условий прекращения войны со стороны Японии ставились сохранение как минимум 1) государственного строя и 2) территории метрополии, исключая острова Окинава и Огасавара и включая Южные Курилы, т. е. условий, с которыми «не мог состязаться американский план отдать все Курильские острова Советскому Союзу»[513].
В ответ на предложение японской стороны Малик, в соответствии с упомянутой инструкцией, ограничился заявлением о том, что он доведет содержание беседы с японским представителем до сведения правительства СССР. Позднее Малик, сославшись на недомогание, японских представителей больше не принимал, и тогда в Токио решили попытаться перенести переговоры в Москву.
С этой целью 12 июля император Хирохито назначил другого бывшего премьер-министра принца Фумимаро Коноэ своим представителем на переговорах с СССР, и 13 июля посол Японии в СССР Сато в беседе с заместителем министра иностранных дел С.А. Лозовским, вручив послание императора Хирохито по этому вопросу, просил принять Коноэ в Москве как его личного представителя. Но Лозовский сказал, что ответа советского правительства до отъезда Сталина и Молотова в Потсдам (14 июля) получить будет невозможно[514].
18 июля Лозовский в письме японскому послу от имени советского правительства сообщил, что оно не видит возможности дать какой-либо ответ, так как в послании императора нет никаких конкретных предложений.
После встречи с Лозовским 20 июля посол Японии направил в Токио телеграмму, в которой настаивал на ее фактической капитуляции при условии сохранения государственного строя во имя спасения японского народа, но МИД Японии проигнорировал его мнение[515].
25 июля Сато заявил Лозовскому, что конкретные предложения Коноэ сообщит в случае согласия советского правительства на его приезд в СССР. 30 июля Лозовский сообщил, что ответа на предложение Сато пока не поступало.
В связи с этим можно вполне согласиться с выводом японского историка X. Вада, что, предложив СССР только часть уступок, которые допускал Высший совет по руководству войной в своем решении от 14 мая, руководство МИД Японии «продемонстрировало низкое качество своей дипломатии» в завершающий критический период Второй мировой войны[516].
2. ПОТСДАМСКАЯ (БЕРЛИНСКАЯ) КОНФЕРЕНЦИЯ И РЕШЕНИЕ СОЮЗНИКОВ В ОТНОШЕНИИ ЯПОНИИ
Потсдамская (Берлинская) конференция высших руководителей трех великих держав — СССР, США и Великобритании началась менее чем через сутки после успешного испытания в США первой атомной бомбы и получения американским президентом сообщения об этом историческом событии.
В связи с этим в последние годы в литературе по истории советско-японских отношений с учетом мнения, высказанного премьер-министром Великобритании У. Черчиллем 16 июля в беседе в Потсдаме с президентом США, а также позиции секретаря Государственного департамента Дж. Бирнса и его сторонников, утверждается, что и Трумэн на первой встрече с советским руководителем стал склоняться к нежелательности участия СССР в войне с Японией в связи с возможностью обойтись без него в результате применения против Японии нового разрушительного оружия огромной мощности[517].
В подкрепление этой мысли приводится утверждение, что в ответ на сообщение Сталина, который в этой беседе сказал, что «со стороны советского правительства имеется полная готовность идти вместе с США», американский президент не заявил, что «США ожидают помощи от Советского Союза»[518] вопреки свидетельству советских архивов, он просто промолчал, как это видно из архивов США[519] и аналогичной версии переводчика Сталина В.М. Бережкова[520].
Однако против этой версии свидетельствует прежде всего текстологическое противоречие — в советской записи этой беседы говорится о том, что высказывание Трумэна: «США ожидают помощи от Советского Союза» в войне с Японией, в отличие от Великобритании, предшествует сообщению Сталина Трумэну о том, что СССР готов вступить в войну с Японией к середине августа, а, например, В.М. Бережков, а за ним и Б.Н. Славинский пишут, что президент США решил промолчать после того, как советский руководитель заявил, что СССР будет готов к выполнению Ялтинского соглашения о вступлении в войну с Японией к середине августа[521].
Но еще более убедительно против версии о том, что уже с самого начала в Потсдаме Трумэн был против участия СССР в войне с Японией, раздувающей тенденциозный пропуск в важнейшей записи, сделанный Госдепартаментом США при ее издании в годы «холодной войны», свидетельствуют документы, опубликованные в 1995 г. американским историком Г. Альпровицем[522]. Этими документами являются личный журнал Трумэна о Потсдамской конференции, ставший доступным исследователям в 1979 г., рассекреченные в 1983 г. его письма к жене из Потсдама об этой встрече. В первом из этих документов говорится об успешном испытании атомной бомбы (что ставило под сомнение целесообразность вступления СССР в войну с Японией), которое, как сообщил ему Сталин, намечено на 15 августа (в действительности на 11 августа)[523], и благодаря этому «Японии придет конец»[524]. А во втором документе: письме Трумэна своей жене Бесс, отправленном на следующий день после упомянутой встречи, повторяется это заверение Сталина и подчеркивается, что его претворение в жизнь позволит спасти жизнь многим американским парням и на целый год раньше завершить войну с Японией[525]. Таким образом, приведенная версия об отказе Трумэна от помощи СССР в этой войне представляется нам неверной.
Изменение мнения Трумэна произошло немного позднее, когда в день упомянутой беседы он получил второе, более подробное сообщение об испытании атомного оружия в США, что, по расчетам президента США и премьер-министра Великобритании, позволяло надеяться на более скорое окончание войны с Японией и благодаря этому обойтись без помощи СССР. Тогда же Трумэн, Бирнс, военный министр Г. Стимсон и члены Объединенного комитета начальников штабов США после сообщения о готовности к использованию приняли решение применить атомную бомбу против Японии в нарушение международных норм ведения войны.