Очерки Крыма - Евгений Марков

Многочисленные стада, говорит тот же путешественник, пасутся на вершине гор Южного берега, который, по красоте, теплоте и здоровью, он уподобляет Гиерскому берегу Южной Франции. Судакские сады и вниоградники он называет «богатыми», про долину Кабарды (Бельбека) он говорит как про "прекраснейшую страну, которой виды представляют противоположность богатейшего земледелия развалинам древних жилищ", и проч. Феодосийская часть Крыма, т. е. местность к востоку от реки Карасу, по свидетельству того же автора, дает и всегда прежде давала сам-тридцать.

Недаром, еще в дотатарское время, эта местность служила житницею Греции. Страбон рассказывает очень подробное, как Босфорский царь Левкон, завоевавший в IV веке до Р.Х. Феодосию, поощрял земледелие и торговлю этой местности, и как он доставил в Афины из Феодосии, в голодный год, за один раз 385 000 четвертей пшеницы, за что и был награжден почетным тогда званием афинского гражданина.

Митридат также получал отсюда огромное количество хлеба. Мар¬тин Броневский в своем описании Крыма 1578 г., постоянно отзывается о нем, как о плодоносном и цветущем крае; земли Феодосийского уезда он много раз называет "изобильными хлебом, замечательными по своему плодородию". Вокруг города Феодосии он видел "виноградники и сады, которые тянутся на бесконечное про¬странство". В Судаке, по его словам, жители возделывают прекрасные сады и виноградники, простирающиеся более чем на 2 мили". "На всем Таврическом полуострове родится отличное вино". В Бахчисарае "есть сады яблонь и других плодов, виноградники, прекрасные поля, орошаемые чистыми ручьями". "Та часть полуострова, в котором живет хан со своими татарами, от Перекопа к озеру до Крыма (т. е. до Эски-Крыма, стало быть Симферопольский и Перекопский уезды, почти вся крымская степь), обработана, ровная, плодородная и изобилует травами; но к стороне моря, ханского дворца, его замков и селений почва очень гориста и лесиста, но чрезвычайно плодородна и обработана".

Около пустынного теперь Инкермана Броневский видел сады, "яблони и др. плоды и превосходные виноградники".

О Трахейском полуострове или "Малом Херсонесе", представляющем теперь обожженную скалистую возвышенность, Броневский говорит, что "по левую сторону к Черному морю, он очень ровен и плодороден, а по правую, хотя также имеет поля довольно плодоносные, но покрыт холмами и пригорками, на которых находятся бесконечные сады и виноградники". Проезжая по степи, Броневский часто встречал "колодцы, чрезвычайно глубокие, выкопанные с изумительным трудом и искусством прежними обитателями". В степи он находил "очень мало городов, но много селений".

Стада татар он называет бесчисленными, породу лошадей превозносит.

Вот общий отзыв его о землях между Кафою и Крымом: "Почва этой части полуострова плодоносна, изобилует реками, ручьями, рыбою, лугами, пастбищами, многими лесными зверьми, оленями, сернами, вепрями, медведями, также виноградными садами, нивами, полями, городами, селеньями, деревнями, дачами, многочисленными и отличными".

Сам Паллас, так нерасположенный к экономическому быту татар, описывая долины рек, предгорья и берег моря, не может не отзываться с похвалою о виноградниках, садах и пажитях этих самых татар. "Прекрасные сады и виноградники, хорошо обработанные лесные луга" у него на каждом шагу.

Везде он находит множество тех плодовых и парковых деревьев, которыми славятся теперь наши виллы Южного берега. Для примера извлечем буквально все характерное из его описания Алупки, тогда глухой татарской деревни, никому почти недоступной: "Эта деревня со всеми своими домами, садами и годными для обработки землями расположена на громадных обломках скал. Долина её — одна из самых жарких изо всех долин Южного берега, потому что, будучи открыта с юга и защищена от холодных ветров, она в течение целого дня сосредоточивает на себе жар солнца. Было бы очень трудно возращать зерновые хлеба на полях, рассеянных по террасам и каменистым скатам гор, если бы многочисленные ручьи не давали средств к поливке, которыми татары сумели воспользоваться. Все произведения Востока, требующие жаркого климата, могли бы быть, наверное, разведены в этой долине. Оттого-то на каждом шагу видишь, что смоковница, гранатное дерево, масличина — растит без обработки между скалами, не считая разводимых в садах. Нигде я не встречал столь часто лавра, диких плодовых деревьев всех сортов, виноградной лозы, теребинта, каркаса (celtis), хурмы (dyospyros). Несколько кипарисов, лавровишня, древесная акация, самшит (buxus) и другие растения, привезенные из Константинополя, растут здесь на диво… Ни в каком другом месте Крыма я не видал столько старых дерев грецкого ореха, как здесь. Ствол многих из них имеет в обхват 3 и 4 туаза (около 8 и 10 аршин). Лозы дикого винограда и масличные деревья здесь чудовищной величины… Горные татары содержат очень немного маленьких лошадей, сильных и очень проворных; но они пасут многочисленные стада коз, большею частью черных, с рыжеватым брюхом, ногами и щеками; другие же все рыжие или красновато-коричневые. Овцы такие же мелкие как козы, имеют жирные курдюки и очень тонкую шерсть. Шерсть эта продается в торговле гораздо дороже шерсти степных овец. Рогатый скот мелкий, лазает по горам не хуже мулов, он очень проворен и привык бегать рысью, как и кавказский скот".

Правда, из слов Палласа приходится заключить, что виноделия на Южном берегу в его время не существовало, хотя присутствие дикой виноградной лозы, не принадлежащей к числу туземных растений, указывало на существование южнобережского виноделия в прежние эпохи крымской истории. Причина уничтожения виноделия на Южном берегу очевидна, и она лежит вовсе не в хозяйственной негодности татарского племени. Паллас очень хорошо знает, что жители гор и теплого побережья Крыма — не монголы, а потомки тех именно трудолюбивейших южных колонистов, итальянцев, греков и даже немцев (готов), которых он желал бы вызвать для спасения Крыма. В путешествии самого Палласа, не говоря уже о множестве других свидетелей, говорится об особенностях физического типа южнобережских жителей, нисколько не напоминающего монгола и очень близко напоминающего грека, итальянца, даже специально генуэзца, как, например, жители Симеиза, Кикинеиза, Лимена, Алупки и проч. Степной татарин недаром отказывал горным жителям в своем имени и называл их, вместо «татарин», презрительным именем «тат» (муртат — по-турецки отступник, ренегат). Если эти упорные предприимчивые расы, — первые цивилизаторы европейских пустынь, — сумевшие обратить каменные берега Крыма в один цветущий и богатый сад при самых неблагоприятных условиях истории, принуждены были, наконец запустить свои взрощенные вековым трудом виноградные и масличные плантации, то причина этого не могла лежать в свойстве расы. Она лежала только в роковых исторических обстоятельствах, против которых не могла устоять самая стойкая раса. С XIV столетия, в истории Крыма разрушения следуют за разрушениями. Вместо обычных набегов кочевых орд, которым было несподручно в горах и на море, которые удовлетворялись легкою данью, которые были бессильны против каменных бойниц, — на сцену крымской истории является истребительная борьба морских итальянских республик и потом Оттоманская Порта со своим непобедимым флотом, перед которым были совершенно беззащитны сады Южного берега. Когда турки овладели крымским побережьем и сосредоточились в немногих крепостях его, — турецкий янычар стал хозяином всего хозяйства трудолюбивых береговых посельников. Виноделие осталось только в наиболее защищенных и наиболее удобных долинах, вблизи главных центров Крыма: Бахчисарая, Эски-Крыма, Кафы и Судакской крепости. Как только кончились опустошительные походы Ласси, Миниха, Долгорукого, Суворова, и Крым, присоединенный к России, успоко¬ился от хронической войны и повальных высе¬лений на чужбину, — тот же южнобережский житель стал опять виноградарем и табачным плантатором и до сих пор считается на Южном берегу искуснейшим возделывателем этих растений. Переселите во внутренность перекопских степей этого, так называемого, татарина, этого прирожденного садовода, еще более не привыкшего к безводью и безлесью, чем наш брат, русский, и вы погубите его точно так, как гибнет растение, пересаженное из горного зеленого луга в песчаную степь.

Паллас, который не скупится обзывать татар вредными лентяями, не скупится вместе с тем передавать и такие подробности их хозяйства, которые делают наивными до странности его собственные отзывы. Так оказывается, что у татар разводились все решительно сорта хлебов и другие растения, которые мы разводим теперь в Крыму, а именно: пшеница озимая (давала семь-десять и редко сам-двадцать), пшеница яровая, арнаутка, рожь яровая, ячмень озимый и яровой (двурядный), овес, маис, просо двух сортов; бухарское просо (род сорго), горох, лен, табак; из овощей — арбузы, дыни, тыквы разных сортов, кабачки, огурцы, баклажаны, топинамбуры, капуста, лук, чеснок, порей, репа, сельдерей, петрушка, морковь, свекла и проч. Описав разведение этих растений, Паллас выражает сожаленье, что татары не разводят кунжут, шафран, марену, хлопчатник и даже сахарный тростник. Действительно, жалко, но мы должны прибавить, что и в последующие 80 лет ни русские, ни немцы не сумели удовлетворить этим требованиям слишком требовательного знаменитого натуралиста. Виноградарством занимались во всех долинах от Алушты до Феодосии, то есть в Узенях, Кутлаке, Капсихоре, Токлуке, Козах, Судаке, Таракташе, Отузах и проч., сверх того, по рекам Альме, Каче, Бельбеку и, по-видимому, еще в других местах. Одни Судакская и Козская долины давали в год до 30000 ведер отличного вина, которое Паллас считает наравне с венгерским. Татарам были известны различные способы посадки лоз и облагорожения винограда искусною прививкою. Паллас вычисляет 35 различных сортов винограда, разводимых и отличаемых татарами, и прибавляет, что многие еще ему неизвестны. Между сортами этими находится душистый мускат и другие, досель наиболее распространенные сорта. Про плодовые сады татар Паллас говорит, что они ему напоминают сады немецких крестьян.