Великие Цезари - Александр Петряков

О том, как это случилось и какие к тому были поводы, мы сейчас и расскажем, ориентируясь на Тита Ливия. Возможно, это и легенда. И в ней, как и во всякой трагической истории, замешана женщина. Крылатая французская фраза «ищите женщину» здесь не окажется лишней.

Как-то во время осады города Ардеи знатные римляне за чашей вина заговорили о своих женах, и каждый расхваливал свою. Дальний родственник царя Люций Тарквиний Коллатин предложил всем вместе наведаться в Рим и посмотреть, чем же занимаются их жены, когда мужей нет дома. Так и поступили. Своих женщин, а среди них были и царские невестки, они застали пирующими с подругами. А когда они приехали в сабинский городок Коллацию, где находился дом Коллатина, застали его жену Лукрецию, как и подобает добропорядочной матроне, за пряжей шерсти в окружении служанок. Старший сын царя Секст Тарквиний глаз не мог оторвать от красавицы, и через неделю без ведома ее мужа вновь приехал в Коллацию. Лукреция его встретила как почетного гостя и, как в сказке, напоила, накормила и спать уложила. А он среди ночи явился к ней в спальню и, угрожая обнаженным мечом, изнасиловал ее. Когда он утром уехал, Лукреция послала гонцов за мужем и отцом, а когда они в сопровождении друзей приехали, все им рассказала и тут же ножом, спрятанным под платьем, нанесла себе смертельную рану в сердце.

Свидетелем этого был и Люций Юний Брут, племянник царя Тарквиния. Он вместе с друзьями и родственниками, возмущенный таким поступком царского сына, вынес тело целомудренной женщины на площадь и призвал горожан к восстанию против царя. Народ двинулся в Рим, где возмущенные римляне поддержали Брута и Коллатина, которые после изгнания царя были избраны первыми консулами. Таким образом, Рим превратился в республику.

Марк Юний Брут, потомок учредителя республики, по матери принадлежал к роду Сервилия Агалы, известного тем, что убил богатого плебея Спурия Мелия за попытку восстановить монархию в четыреста тридцать девятом году.

И все же он вряд ли оказался бы в числе заговорщиков только по мотивам своих умонастроений и ревнивой обиды по отношению к любовнику своей матери, о чем тот не постеснялся признаться публично в «Анти-Катоне». А если до него доходили слухи, а это вполне можно предположить, о том, кто его настоящий отец, то наверняка испытывал и комплекс бастарда.

Главным зачинщиком и организатором всего этого дела был, вне всякого сомнения, Гай Кассий Лонгин. Он был талантливым военачальником, и известность к нему пришла после поражения армии Красса при Каррах. Кассий сумел выбраться живым из этой страшной мясорубки и возглавил оборону Сирии от парфянского нашествия, а затем нанес парфянам и серьезное поражение в битве под Антиохией в пятьдесят первом году. Подавил он и вспыхнувший в Иудее очередной мятеж. По возвращении в Рим Кассий избирается народным трибуном и становится ревностным помпеянцем. А его флотоводческий талант сослужил ему славу победителя в морской войне при Мессане и Вибоне в сорок восьмом году.

Как и все генералы, он считал себя не хуже других прославленных полководцев, и в этом был схож с Лабиеном, переметнувшимся к Помпею едва ли из республиканских убеждений, а скорее из ревности к военной славе Цезаря.

Итак, Кассий все это, вероятней всего, и задумал. И тут самое время взять в руки Аппиана и почти слово в слово пересказать тот диалог, что состоялся у Брута с Кассием в начале, наверное, сорок четвертого года. Он очень красноречиво характеризует Кассия как искусителя. Беседа эта проводится Аппианом со сценической интонацией, поэтому не будет ее менять и изобразим, как в пьесе.

«КАССИЙ (положив руку на плечо Брута). Что мы будем делать в сенате, если льстецы Цезаря внесут предложение объявить его царем?

БРУТ. Я постараюсь в этот день там отсутствовать.

КАССИЙ. А что мы сделаем, славный Брут, если нас туда позовут в качестве преторов?

БРУТ. Я буду защищать отечество до своей смерти.

КАССИЙ (обнимая Брута) Кто из знатных при подобном образе мыслей не присоединится к тебе? Кто, полагаешь ты, исписывает твое судейское кресло тайно надписями: ремесленники, лавочники или же те из благородных римлян, которые от других своих преторов требуют зрелищ, конских бегов и состязаний зверей, а от тебя – свою свободу как дело, завещанное тебе и твоим предком?»

Последняя фраза как нельзя более точно определяет намерение Кассия использовать Брута как знамя, вокруг которого можно собрать тех, кто обижен тираном и хочет восстановления республики.

Он не случайно говорит и о надписях, появлявшихся на судейском кресле Брута, а они были такие: «Брут, ты подкуплен? Брут, ты труп», «ты не его потомок», а на статуях его знаменитого предка писали: «Почему не ты живешь теперь?»

Был ли Брут потомком учредителя республики или нет, остается загадкой, причем двойной загадкой. Если его отцом был Цезарь, то тут и гадать нечего, а если все же муж Сервилии Марк Юний, казненный Помпеем, то тут еще одна загадка, потому что тот самый неистовый Брут, ниспровергатель царизма, не пожалел и собственных сыновей, когда они оказались вовлечены в заговор по возвращению царской династии Тарквиниев. Оба они были казнены отцом. Тит Ливий пишет, что они были взрослыми, то есть могли иметь детей, предков нынешнего Брута. А если у них детей не было? Тогда, выходит, убийца Цезаря не был потомком первого консула.

Не исключено, что надписи эти и подметные письма были делом рук того же Кассия.

Еще одним несомненным недоброжелателем Цезаря был Понтий Аквила, тот самый, что не встал во время испанского триумфа диктатора, и за это не только подвергался постоянным ядовитым насмешкам вроде «если Понтию Аквиле будет благоугодно» и тому подобным, но и лишился своих земель, которые были по указанию властителя конфискованы. Он, конечно, не стал долго раздумывать, когда ему предложили участвовать в заговоре.

Гай Требоний был верным боевым соратником Цезаря во время галльских и гражданских войн, и его имя часто мелькает на страницах «Записок» Гая Юлия. После войны он получил в октябре сорок пятого года должность консула-суффекта, и ему было обещано место проконсула провинции Азия. Личные мотивы его вступления в заговор нам неизвестны, но Цицерон говорит о нем как человеке республиканских убеждений, не пожелавшем служить тирании. Он единственный из двадцати четырех заговорщиков не обагрил своих рук кровью Цезаря – его задачей было не допустить Антония в курию в момент убийства. У Плутарха это не Требоний, а Децим Брут. Он же, кстати, пытался и Антония впутать в заговор.

А первым нанес диктатору удар кинжалом Гай Сервилий Каска, трибун сорок четвертого года. Он был беден, амбициозен, обижен тем, что ему приходится брать деньги у ненавистного диктатора, и не видел перспектив дальнейшего карьерного роста.