Последний козырь - Алексей Кондаков

— Вот те на-а, помирать домой возвратился.

Богодаров поднял со дна окопа ящик с гранатами, поставил его в нишу и подал команду:

— По головной шлюпке!.. Прицел три! Пулемету — длинной очередью! Отделению — залпом!.. Огонь!

Богодаров припал к биноклю, чтобы точнее определить результат огня и скорректировать. В шлюпке кто-то резко вытянулся и повалился через борт, несколько человек скорчились на сиденьях, трое прыгнули в воду и поплыли. Остальные вскинули винтовки и открыли беглый огонь по берегу. Со всех шлюпок непрерывно били пулеметы. Зеркало воды было спокойным, поэтому огонь велся прицельно. Пули взбивали пыльные фонтанчики рядом с позицией.

Взрыв снаряда отбросил Богодарова на дно траншеи, острая боль ошпарила грудь, разлилась по всему телу.

Еще несколько снарядов разорвалось за траншеей. И все смолкло. Косые солнечные лучи ярко блеснули ослепительно синими и желтыми линиями и стали медленно гаснуть… Богодарову показалось, что он падает в темный, глубокий колодец. Его шарахает из стороны в сторону, рвет в клочья тело, бьет головой о бревенчатый свод. И вдруг все оборвалось: будто он плюхнулся в воду и мягко опускается ко дну.

Потом он услышал голоса:

— Заводи тачанку в сарай, чтобы в случае чего с места в намет.

«В какой сарай?.. Значит, мы уже отошли за хутор?»

Богодаров позвал товарищей, но они не откликнулись на его голос. Он осторожно пошарил рукой: рядом па сиденье тачанки — ящик с гранатами. С трудом достал из кобуры наган.

Кто-то ахнул:

— Мать честная! Сколько их рассыпалось по полю!

— Эго хорошо, — отозвался другой, — пусть втянутся между озером и лиманом. Тут мы их и покосим.

— Хоть бы поскорей подошли наши, не то и нам каюк будет. Жаль, Матвея Федоровича не успеем доставить…

— Да-а, тяжел он. Едва дышит… Дай-ка сюда ящик с гранатами.

— Потом, а то будет мешать вести огонь.

Громко клацнул затвор пулемета, и наступила настороженная тишина. Богодаров, превозмогая острую боль, приподнялся на локтях.

— Матвей Федорович! Нельзя же вам!..

— Подними его, пусть посидит малость.

Богодаров почувствовал, что кто-то подхватил его, подложил сена и осторожно опустил.

В этот момент раздалась длинная пулеметная очередь, сопровождаемая яростной бранью:

— А-а, заметались, гады ползучие!

Казаки, видно, опомнились и залегли, открыли сосредоточенный огонь по пулемету. Сквозь дощатые стены сарая взикали пули. Голос пулеметчика на полуслове оборвался.

— Трофим! — окликнул его товарищ. — Трофи-им!.. Ну, царство тебе небесное, дорогой мой дружище. Дай-ка я их, гадов ползучих, за тебя да за командира нашего…

Послышались близкие голоса атакующих белоказаков. Пулемет снова забился в истерике смертоносного огня. Но было поздно. Сарай наполнился криками, стрельбой…

Богодаров на ощупь приставил ствол нагана к ящику с гранатами и нажал на спусковой крючок — раз, другой… Взрыв разнес тачанку и всех, кто находился рядом.

Полковник Назаров вышел из броневика, снял фуражку, перекрестился. «Слава богу, в родной станице обошлось без выстрелов и крови». Он осмотрелся. Вот с этого обрыва с разбегу в детстве ныряли и плавали до посинения, а там, левее, где высокий обрыв отодвигается, уступая место у воды песчаному пляжу, загорали.

С каким тяжким чувством, с какими горькими слезами уезжал он с родителями и сестрами в далекий и неведомый Уссурийский край. Он так и не мог свыкнуться с теснотой и теменью дикой тайги, где и солнцу трудно пробиться к земле сквозь густые, сплетенные друг с другом кроны деревьев. И по каким бы путям ни носили его потом шалые ветры судьбы, они не могли выветрить из его памяти Кривую косу и уходящую далеко в море стрелку, камышовый лиман, солнечные блики залива и удивительной красоты багряно-малиновые закаты.

— Господин полковник, связь с Керчью установлена. У аппарата — генерал Богаевский, — доложил начальник радиостанции.

— Что? — Назаров с трудом переключил свое внимание.

Поручик повторил доклад.

Назаров не спеша, будто нехотя, пошел к двухэтажному кирпичному дому, возле которого была развернута радиостанция. «Жаль, придется разочаровать атамана, — подумал он. — Вместо хлебосольной встречи, крестного хода и благодарственного молебна — настороженно притихшая станица».

Радист подставил полковнику раскладной табурет.

— Передайте, — приказал Назаров и стал диктовать — «Господин генерал, мной освобождены хутора Вонючий, Кривая коса, Обрывной и станица Ново-Николаевская. Веду широкую разведку. Сегодня будет сход на майдане, а завтра с утра запись добровольцев».

Радист отстучал ключом текст и, принимая на слух ответ, записывал его.

Назаров читал: «Семен Кириллович, поздравляю с первым успехом, рад, обнимаю. Передай станичникам мое благословение и скажи: крепко на них надеюсь… Главком приказал сразу развернуть пропаганду земельного закона. А с утра начать стремительное наступление на Таганрог».

— Передай: «Господин генерал, наступление начну после завершения мобилизационных мероприятий в Ново-Николаевской и окрестных хуторах».

«Вот я тебе и говорю, завтра. Так и делай».

Назаров понял, что рядом с Богаевским находится кто-то из ставки главнокомандующего и он обязан передать приказ генерала Врангеля, но сам знает, что Назарову на месте виднее, как поступить.

— Передай: «Я вас понял, господин генерал, понял вас. Все будет сделано в соответствии с конкретно сложившейся обстановкой».

Связь оборвалась. Назаров невольно посмотрел в море. Там вдали стлался дым кораблей, уходящих в Крым после высадки десанта.

И ему вдруг представилась вся трагедия его положения. К утру наверняка у Ново-Николаевской появятся корабли красного флота, заминируют подходы и смогут без помех расстреливать позиции отряда. Связь с Крымом будет навсегда потеряна. И полуторатысячный отряд останется один на один с огромной большевистской Россией…

— Здоров будь, господин полковник! — раздался за спиной деланно бодрый голос. — Вот прибыли пособить.

Назаров чуть не вскочил от радости. Это был Остап Кодар — руководитель новониколаевского опорного пункта, вокруг которого должно было объединиться восстание в прибрежных станицах и хуторах.

— А-а. Остап Силыч… Ну, благодарствую. Показывай свое войско.

— Хм… э-э… как бы это вам сказать…

— Что, ехать надо? Что ж, поедем, — поднялся Назаров.

— Нет, я хотел сказать… Там часовой обоз задержал и не пущает. Приехали пособить. Можа, груз какой надобно перевезти с Кривой косы, так, пожалуйста.