Дети Дюны - Фрэнк Герберт

Опять звезды что-то заслонило, опять Лито услышал рык охотника. Место первого занял второй тигр, пренебрегая судьбой своего товарища.

— Они настойчивы, — сказал Лито.

— С одним наверняка покончено, — сказала Ганима. — Слышишь?

Визги и бьющиеся конвульсии снизу затихали. Второй тигр, однако, так и заслонял звезды.

— Как по-твоему, нет у них третьего в запасе? — спросила Ганима.

— Вряд ли. Лазанские тигры охотятся парами.

— Совсем как мы, — сказала она.

— Как мы, — согласился он. Он почувствовал, как в ладонь ему скользнула рукоять ее крисножа — и крепко ее стиснул. И опять начал осторожно продвигаться к незваному гостю. Лезвие пронзало лишь воздух, даже тогда, когда он продвинулся до уровня, опасного для него самого. Он подался назад, чтобы это обдумать.

— Не можешь его найти?

— Он ведет себя не так, как первый.

— Он все еще здесь. Чуешь его запах?

Лито сглотнул сухой глоткой. В ноздри ему ударило зловонное дыхание, мускусный запах кошки. Звезды были закрыты от взгляда. Первого из кошачьих вообще не было слышно: яд доделал свою работу.

— По-моему, мне придется встать, — сказал он.

— Нет!

— Надо раздразнить его, чтобы он оказался досягаем для ножа.

— Но, но мы ведь договорились, что, если одному из нас удастся избежать ранения…

— А ранена ты, так что ты и пойдешь назад, — ответил он.

— Но если ты сильно пострадаешь, я не смогу тебя бросить.

— У тебя есть идея получше?

— Отдай мне мой нож!

— Но твоя нога…

— Я могу стоять на здоровой.

— Этот зверюга снесет тебе голову одним ударом. Может быть, маула.

— Если кто-нибудь нас услышит, то догадается, что мы пришли сюда заранее подготовленными.

— Мне не по душе, чтобы ты так рисковала, — заявил Лито.

— Кто бы ни был снаружи, он не должен знать, что у тебя и меня есть маула — пока еще не должен, — она коснулась его руки. — Я буду осторожной. Голову пригну.

Он безмолвствовал, и Ганима добавила:

— Ты знаешь, что именно я и должна это сделать. Отдай мне мой нож.

С неохотой, он пошарил свободной рукой, нашел ее руку и вернул ей нож. Это было лишь логично, но все его чувства возмущались против логики. Он почувствовал, как Ганима отодвинулась в сторону, услышал, как с резким наждачным звуком чиркнуло о камень ее одеяние. Она одышливо вдохнула, и она понял, то она встала на ноги. Будь очень осторожна, подумал он. Его так и подмывало оттащить ее назад и настоять, чтобы они воспользовались маулой. Но это могло предупредить кого-то снаружи, что у них есть такое оружие. Хуже того, это отпугнуло бы тигра за пределы досягаемости, и они бы оказались тут как в ловушке — с раненым тигром, подстерегающим их в неизвестном месте среди скал.

Ганима глубоко вдохнула, оперлась спиной на одну из стен расщелины. Мне надо быть быстрой, подумала она. Она двинула вверх острие ножа. Нога, разодранная когтями, пульсировала. Она ощущала, как там то подсыхает кровавая корочка, то по ней бежит тепло новых потоков крови. Очень быстрых! Она погрузилась, по методу Бене Джессерит, в безмятежное спокойствие, подготавливающее к переломному моменту, вытеснила из сознания боль и все остальное, отвлекавшее. Кошка должна сунуться ниже! Она медленно провела ножом до самых краев отверстия. Где же это проклятое животное? Опять она рубанула воздух. Ничего. Тигра надо соблазнить на нападение.

Она осторожно принюхалась. Теплое дыхание доносилось слева от нее. Она собралась с духом, глубоко вдохнула и закричала «Таква!». Это был старый боевой клич Свободных, перевод которого давался в самых древних легендах: «Цена свободы!» С этим кличем, она вскинула острие и пронзила тьму над расщелиной. Когти хватанули ее по локтю до того, как нож достиг цели, и она лишь успела сквозь боль сделать выпад в направлении источника боли, до того, как агонизирующее страдание охватило ее руку от локтя до запястья. Сквозь боль, она ощутила, как вошло в тигра отравленное острие. Нож выскочил из ее онемевших пальцев. Но опять очистилось небо над расщелиной, и ночь наполнилась воплями умирающей кошки. По этим воплям можно было различить, как животное в смертельной агонии заметалось, уходя вниз со скал. Вскоре наступила мертвая тишина.

— Он достал мою руку, — сказала Ганима, пытаясь перебинтовать рану болтающейся полой своей одежды.

— Сильно?

— По-моему, да. Не чувствую руки.

— Дай-ка я зажгу свет и…

— Нет, пока мы не отойдем в укрытие!

— Я поспешу.

Она услышала, как он извивается, чтобы стоять со спины свой фремкит, потом все погрузилось в лоснящуюся тьму — Лито перекинул палатку ей через голову и подоткнул под Ганиму полог палатки, не став закреплять палатку так, чтобы она стала влагонепроницаемой.

— Мой нож с этой стороны, — сказала она. — Я нащупываю его коленкой. — Плюнь на него пока. — Он зажег одинокий маленький глоуглоб. От яркого света она моргнула. Лито поставил глоуглоб сбоку на песок — и задохнулся, увидев ее руку. Коготь продрал длинную зияющую рану, извивавшуюся по тыльной стороне ее руки от локтя почти до запястья. По ране видно было, как именно она крутила рукой, чтобы поразить отравленным острием лапу тигра.

Ганима разок взглянула на рану, закрыла глаза и принялась читать литанию против страха.

Лито подумал, что ему подобная литания нужна не меньше, но, подавив все бушующие в нем эмоции, занялся перебинтовкой раны Ганимы. Это следовало сделать осмотрительно, чтобы и течение крови остановить, и сохранялась видимость, будто этот неуклюжий узел Ганима накрутила сама. Он дал ей затянуть узел свободной рукой — второй конец узла она держала зубами.

— Давай-ка теперь посмотрим ногу, — сказал он.

Она крутанулась на месте, чтобы показать другую рану. Не такую тяжелую: два поверхностных разреза когтями по икре. Кровь из них, однако, обильно натекла в стилсьют. Прочистив рану, как только мог, Лито забинтовал ее под стилсьютом. Костюм он наглухо заклеил поверх повязки.

— В рану попал песок, — сказал он. — Пусть ее обработают, как только ты вернешься.

— Песок в наших ранах, — сказала она. — Сколь издавна это знакомо Свободным.

Он нашел в себе силы улыбнуться ей, сел посвободней.

Ганима глубоко вздохнула.

— Мы справились.

— Еще нет.

Она сглотнула, с усилием оправляясь от остаточного шока. В свете глоуглоба, лицо ее было бледным. И она подумала: «Да, теперь мы должны двигаться быстро. Кто бы ни управлял этими тиграми — он может быть сейчас совсем неподалеку».

У Лито, смотревшего на сестру, вдруг сердце скрутило внезапным чувством потери. Он и Ганима теперь должны разделиться. С самого рождения, все эти годы, они были как один человек. Но их план требовал от них теперь претерпеть метаморфозу, пойти каждый отдельным путем, каждый в свою неповторимость, и совместный опыт их ежедневных переживаний никогда больше не объединит их так, как они некогда были объединены.