Борнвилл - Джонатан Коу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наконец, месье Бертран Гийон (Франция) заметил, что в случае, если жиры, помимо какао, разрешат добавлять в шоколад, то необходим соответствующий научный метод определения таких жиров. Это высказывание поддержали Австрия, Бельгия, Германия, Греция, Италия, Люксембург, Нидерланды, Португалия и Испания, а Дания, Финляндия, Ирландия и Швеция сказали, что считают это справедливым и возражений не имеют. И вновь мисс Хэллам встала и указала на то, что подобного метода не существует и еще несколько лет не возникнет, а потому это все не более чем уловка для того, чтобы сохранять статус-кво и не пускать британский шоколад на европейские рынки. Она охарактеризовала это как “типично французский фокус”, что подтолкнуло месье Гийона сказать, что мисс Хэллам истеричка и лучше бы ей покинуть зал. Мисс Хэллам отказалась, сообщив, что не в ее британской натуре сдаваться, в отличие от некоторых стран, которые она могла бы перечислить, и не затем ее отец сражался в Битве за Британию, чтобы ему в глотку пихали французский шоколад, на что месье Гийон ответил, что не затем его отец сражался во французском Сопротивлении, чтобы есть жирный шоколад, годный только для детей. Прежде чем оба члена Европарламента успели развить предложенные тезисы, председатель комитета объявил закрытие заседания и поздравил всех с образцовым панъевропейским сотрудничеством.
Заключение. Долгий и трудный путь “Шоколадной директивы” в парламенте Евросоюза едва начался, а потому не стоит слишком разочаровываться в связи с тем, что, настаивая на пока не существующем методе определения жиров помимо какао, шоколадные “пуристы” одержали сегодня маленькую победу. По моему мнению, для британского шоколада это лишь временное препятствие: ни полного голосования в Европейском парламенте это предложение не переживет, ни утверждения комитетом. Вкратце, дорога впереди предстоит более чем длинная, и, по моему мнению, у нас по-прежнему есть основания для оптимизма осторожного оптимизма.
* * *
Утром 1 сентября 1997 года Мартин заспался в квартире у брата и проснулся в девять от все еще непривычного звонка своего мобильного телефона. Звонила секретарша Пола Тракаллея.
– Я знаю, что у вас с ним завтра после обеда встреча в Брюсселе, – сказала она. – Но он отменил поездку. Собирается всю неделю провести в Лондоне. Можем перенести?
Мартин пояснил, что садится на “Евростар” в два тридцать и пробудет в Брюсселе почти всю неделю.
– Он может втиснуть вас сегодня утром, – сказала женщина. – Удастся выделить вам тридцать минут в полдень, подойдет?
Лучше, чем ничего, подумал Мартин и через три часа уже стоял возле дома номер один по Парламент-стрит в Вестминстере, где у Пола, как и у многих других участников громадного притока новых парламентариев-лейбористов, последовавшего за разгромной победой на майских выборах[84], была приемная. Мартина впустили по звонку домофона и препроводили на третий этаж в комнатку почти без окон – ее Пол, судя по всему, делил с двумя другими членами парламента, которые, к счастью, сегодня не явились. Место выглядело суматошным: три стола втиснуты в крошечное пространство, на каждом громоздятся бумаги. Посередине своего стола Полу Тракаллею удалось как-то пристроить неуклюжий ноутбук “Тосиба”, на котором, когда появился Мартин, Пол ожесточенно печатал.
– Как оно там? – спросил он, вставая пожать посетителю руку.
Мартин на миг задумался, пытаясь уразуметь охват вопроса, и ответил:
– О, там… довольно тепло. Не так солнечно, как на южном побережье, где я был вчера, но все же…
– Не погода, – прервал его Пол. – Как там атмосфера? Велики ли толпы?
– Ну да, народу в метро больше обычного, кажется, – сказал Мартин. – Многие с цветами. Не очень понимаю почему. Что-то в связи с Дианой, наверное?
Пол уставился на него, словно пытаясь прикинуть, возможно ли, что Мартин говорит это всерьез.
– Конечно же, поэтому, – произнес Пол. – Эта неделя будет… ну, поразительная. Мы увидим такое, чего никогда не видали в этой стране. Вы вчера смотрели выступление Тони по телевизору? Невероятный он был, а? “Народная принцесса”. Чеканно. – Он уселся за стол, глянул на монитор ноутбука и добавил, обращаясь отчасти к себе самому: – Ну как с таким тягаться?
Казалось, он отвлекся на слова, которые печатал. Мартин уселся напротив – не то чтобы его пригласили сесть – и стал наблюдать за тем, как мечется по экрану взгляд Пола. Выглядел он очень молодо, хотя вряд ли был моложе Мартина больше чем лет на шесть-семь. Щеки бледные и гладкие, словно он еще не начал бриться, а в том, как Пол хмурился, была сосредоточенность едва ли не детская. Мартин ни с того ни с сего вдруг спросил:
– Вы, кстати, знали, что мы с вами родственники?
Пол посмотрел на него.
– А?
– Мы с вами. Мы родственники. Троюродные братья на самом деле.
– Правда? Вы уверены?
– Вполне уверен. У нас с вами общий прадед. Карл Шмидт. Он был немцем. Наши бабушки были сестрами.
– Не могу утверждать, что много чего знаю из семейной истории, – сказал Пол. – Слишком часто мы в этой стране смотрим в прошлое, зациклены на прошлом, вот в чем источник всех наших бед. Новые лейбористы этой ошибки не совершат. Тони смотрит в будущее.
– Ну, я-то обеими руками “за”, – сказал Мартин. Попытка наладить семейные отношения, похоже, провалилась. С какой еще стороны подойти, он толком не понимал. – Какая жалость, что вам пришлось отменить поездку в Брюссель, – сказал он за неимением лучшей темы.
– Как же тут не отменить? Выбора не было. В такую неделю страну оставлять попросту нельзя.
– Что вы надеялись успеть, пока там?
– Просто хотел прочувствовать… понимаете, происходит ли в Европе сейчас такое, что повлияет на моих избирателей. Поговорить
