Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - Роберт Хайнлайн

Профессор Гексли открыл мне, что теология не дает ни на что ответов, поскольку является беспредметной наукой.

Беспредметной? Да, в ней нет содержания – одна только розовая подслащенная водичка. «Тео» значит «Бог», а «логос» – «слово»; все слова, оканчивающиеся на «логия», означают «изучение», «обсуждение» или «знание» о чем-то, что названо в первой части слова. Например, гиппология, астрология, проктология, эсхатология, скатология и так далее. Но прежде, чем изучать предмет, надо определить для начала, о чем идет речь. С гиппологией все просто: лошадь все видели. Проктология тоже не проблема: задницу тоже все видели… нет, если вас так строго воспитали, что вы никогда ее не видели, пойдите в свой муниципалитет – их там полно. Но вот предмет, обозначенный символом «тео», – дело тонкое.

«Бог», «боги»… вы когда-нибудь видели Бога? Если да, то когда и где, какого Она была роста и сколько весила? Какого цвета у Нее кожа? Есть ли у Нее пупок, и если да, то почему? Есть ли у Нее груди? Для какой цели? Имеются ли у Нее органы деторождения и выделения – и пользуется ли она ими или нет?

(Если кто-то полагает, что я издеваюсь над Богом в образе мужчины, или кто там по чьему образу создан, пусть продолжает по своему вкусу.)

Согласна, что у наиболее прогрессивных служителей Божьих идея антропоморфного Бога давно уже вышла из моды, но это не приближает нас к смыслу понятия «Бог». Давайте спросим фундаменталистов, ведь приверженцы епископальной церкви не допустят Бога в Его храм, пока Он не начистит Свою обувь и не подстрижет Свою ужасную бороду… а унитарии вообще Его к себе не впустят.

Итак, давайте послушаем фундаменталистов: «Бог есть Творец. Он создал мир. Если мир существует, следовательно, он был создан, а стало быть, есть и Создатель. Этого Создателя мы называем Богом. Падем же ниц и поклонимся Ему, ибо Он всемогущ и труды Его говорят о Его могуществе».

Будьте добры, пригласите сюда доктора С. И. Хаякаву, а если он занят – любого студента, у которого больше тройки по логике за первый курс. Мне нужен кто-нибудь, кто объяснил бы, почему закольцованная логика ошибочна и как абстрактные понятия выводятся из конкретных. Что такое конкретное понятие? Это словесное обозначение какого-либо предмета – ну, скажем, «кот», или «лодка», или «коньки», на которые можно указать и согласиться, что, когда говорят «лодка», имеется в виду не мохнатое четвероногое, способное втягивать когти.

Со словесным обозначением «Бог» так не получится, ибо нет ничего, на что можно было бы указать. И закольцованная логика тут не поможет. Когда указывают на что-то другое (на реальный мир) и утверждают, что у него должен быть создатель, и этот Создатель должен обладать такими-то и такими-то качествами, – это не что иное, как бездоказательное утверждение. Вы показали на конкретную вещь, на реальный мир и утверждаете, что у этой вещи должен быть «Создатель»? (Кто это вам сказал? Имя и адрес? А кто сказал ему?) Утверждать, что нечто физически существующее было создано из ничего – даже не из пустоты – кем-то, кого вы показать не можете, – не значит сделать философское утверждение или какое-либо еще. Так, звук пустой – «рассказанная полоумная повесть, шумна, и яростна, и ничего не значит»[106].

Иезуиты учатся молоть подобную чушь четырнадцать лет. Фундаменталистские проповедники на Юге обучаются этому за гораздо более короткий срок. Но все равно это чушь.

Вы уж простите меня. Попытки определить, что такое «Бог», могут довести человека до крапивницы.

В отличие от теологии, у метафизики есть предмет – реальный мир, который можно осязать, пробовать на вкус и видеть, – мир ухоженных дорог, красивых мужчин, железнодорожных билетов, лающих собак, войн и мороженого с маршмеллоу. Однако в метафизике ответов тоже нет – одни вопросы.

Зато какие чудесные вопросы!

Был ли этот мир создан? Если да, то когда, кем и почему?

Каким образом сознание (человеческое «я») связано с реальным миром?

Что происходит с этим «я», когда тело, которое я ношу, прекращает действовать, умирает, разлагается и его едят черви?

Почему я здесь? Откуда взялась и куда иду?

Почему здесь вы? Здесь ли вы? Есть ли вы вообще? Или я совсем одна? (И много еще.)

В метафизике каждая из этих идей называется длинным словом, но вам они ни к чему: для вопросов, на которые нет ответов, сойдут и короткие английские слова.

Люди, которые заявляют, будто знают ответы на эти вопросы, – это мошенники, выманивающие у вас денежки. Без всяких исключений. А если вы уличите их в обмане, осмелитесь сказать вслух, что король голый, они по возможности линчуют вас, причем из лучших побуждений.

Со мной сейчас именно это и происходит. Я распустила язык, не разобравшись в устройстве здешнего общества, а теперь меня повесят (надеюсь, всего лишь повесят) за тяжкое преступление – святотатство.

Мне следовало быть умнее. Со мной уже был случай в Сан-Франциско: не думая никого этим задеть, я заметила, что, по всем имеющимся данным, Иисус был голубой.

И на меня ополчились сразу две группы населения: а) голубые; б) не-голубые. Насилу я убралась из города.

(Как я хочу, чтобы Пиксель вернулся.)

В пятницу мы поженили нашу Нэнси с Джонатаном Везерелом. Невеста прятала под белым одеянием эмбрион величиной с орех, открывающий ей доступ в Фонд Говарда, мать невесты глупо ухмылялась, вспоминая, чем занималась на неделе, а мать жениха отличали более спокойная улыбка и отсутствующий взгляд, проистекающие от аналогичной (хотя и не идентичной) деятельности.

Мне стоило многих хлопот подложить Элеонору Везерел под сержанта Теодора. Я знала, что им будет хорошо: мой муж говорит, что Элеонора – матрасная плясунья мирового класса, – но старалась я не только ради ее блага. Элеонора – все равно что пробный камень, и при сексуальном сношении, en rapport, сразу чувствует малейшую фальшь.

Вернемся на два дня назад. В среду мой зверинец прибыл из цирка в шесть ноль пять, а в шесть тридцать мы устроили пикник на заднем дворе, уложившись в этот срок благодаря тому, что Кэрол приготовила обед еще утром. На закате Брайан зажег садовые фонарики, и молодежь стала играть в крикет, а мы, старшие, – Брайан, отец, Теодор и я – сидели на качелях и разговаривали.

Разговор шел о способности женщин к оплодотворению: Брайан хотел, чтобы отец послушал мнение капитана Лонга на этот счет.

Но сначала я должна рассказать, что прошлой ночью, во вторник, когда весь дом уснул, пришла к отцу (пришлось дать клятву, что я без задних мыслей) и заявила, что хочу сообщить ему страшную тайну. И повторила странные вещи, которые сказал сержант Теодор во время того дурацкого и неожиданного