Некромерон - Виктория Угрюмова

— А я думала, милочка, — поделилась Мумеза, — что вам обязательно нужно в глазки взглянуть, чтобы закаменеть.

— Да что вы, все это враки, — усмехнулась Ианида, пристально разглядывая трех или четырех особенно рьяных защитников королевской артиллерии. Те потоптались на месте да и попадали, словно кули с мукой. — Это уж мы сами такую сплетню пустили, в целях безопасности. Ну а потом кто-то раз в энциклопедию внес, два — в справочник, три — в популярную статью. Иной раз и сам уже поверишь, что это и есть правда. Велико в нашем народе доверие к печатному слову, вот что я вам скажу, мадам. Нет, ну вы посмотрите, я же просила вести себя аккуратно, а он?! Если убьют, домой может не возвращаться!

Альгерс слишком далеко вырвался вперед и теперь был со всех сторон окружен пехотинцами Галармона, солдатами знаменитого на весь мир Емуценского полка, покрывшего себя неувядающей славой в последнем сражении войны за Харцуцуйское наследство. Это были суровые ветераны, видавшие виды и не подверженные суевериям.

Они-то наверняка знали, что убить можно любого врага, будь он даже трижды мертв. Они наскакивали на великана Альгерса, висли у него на плечах, пытались повалить на землю, лупили его палицами, и их было столько, что даже всех способностей Ианиды не хватало на то, чтобы помочь мужу.

Впрочем, под взглядом гневной супруги, не без основания полагавшей, что только она одна может физически посягать на Альгерса, двое или трое нападавших отвалились без чувств; а тут и помощь подоспела.

Обратив в бегство батальон ополченцев, кассарийские оборотни остановились на мгновение, чтобы поискать для себя работу поприличнее. Увидев же, что их друга и собутыльника Альгерса пытаются обидеть какие-то глубоко несимпатичные люди, Иоффа и его сыновья решили вмешаться в происходящее.

— Вот ведь какой представительный мужчина, ваш супруг, — не смогла удержаться от комментария мадам Мумеза. — Высокий, красивый, все при нем. И на поле боя оделся, как подобает. А мой-то, мой зятек, фу, стыдоба одна! Без портков, весь волосатый, небритый, чешуя эта вот, хвост… А-а-а, глаза б мои его не видели, волколаку!

Зять — неблагодарный родственник святой женщины.

Тут кто-то из королевских солдат древком копья чувствительно огрел «волколаку» по спине.

— Иоффа, голубчик! — взвизгнула капрал Мумеза. — Да что ж это за непотребство!

Нападавший на оборотня солдат скорчился, посинел, схватился обеими руками за живот и так вот, на полусогнутых, метнулся к палаткам, напрочь забыв о цели своего пребывания в этих местах. Впрочем, сатисфакция мадам Мумезу не удовлетворила, и она грозно повела очами по рядам инженеров, которые все еще путались под ногами у Думгара, доламывавшего королевскую собственность.

Инженеры побледнели, позеленели, как-то сразу утратили всякий интерес к сражению, зато, наоборот, ощутили повышенный интерес к местам отдаленным и уединенным и дружной компанией отправились таковые искать.

— Построиться в костеланги! — пронесся над равниной рык Такангора. — Не рассыпаться!

Зелг подумал, что подобное требование по отношению к скелетам было по меньшей мере нетактично, но протестовать не стал. Ему и без того хватало дел.

Время от времени солдатам Юлейна удавалось разрушить пару-тройку скелетов, и те беспомощно ползали под ногами у сражающихся, теряя в давке кость за костью. Тогда некромант величественно и небрежно помавал правой рукой, отчего его темно-лиловый плащ крылом трепетал на ночном ветерке, и несчастные пострадавшие воины занимали свое место в строю.

Не станем скрывать, что Зелг сперва полагался на помощь Карлюзы, но милейший «некромансер» где-то застрял на своем ослике.

Если мы обратимся с этим вопросом к Карлюзе, то он непременно ответит, что застрял не где-то, а в кипарисовой рощице, и не он, а осел. Упрямая тварь вела себя так, словно всю жизнь читала только мемуары полководцев и батальные романы, а также общалась при помощи медиумов исключительно с духами павших воинов. Одним словом, ослик был настроен решительно против участия в грандиозном сражении, и даже репутация существа, не положившего все на алтарь победы, его не пугала. Он уперся всеми четырьмя копытцами, набычился, если к ослу вообще применимо такое выражение, и вцепился зубами в Карлюзину кольчужку.

Энергия осла проявляется в полной мере только тогда, когда он не двигается с места.

— Воспрепятствование должностной морде при исполнении служебных обязанностей, — втолковывал Карлюза, — есть наказуемый со всей строгостью факт. Грядет вам безморковное и безвкуснямное содержание в какой-нибудь заградительной пространственности за прутьями в темнице сырой. Не страшно?

— Ии-аа! — отвечал осел сквозь сжатые зубы.

— Сейчас станет страшно, — обещал Карлюза, дергаясь. — Буду грозительствовать карами и…

— И-и-и, — заинтересовался осел.

— И карами, — печально ответил Карлюза, обнаруживший весьма скудный ассортимент угроз и ругательств. — А ну брысль! А ну пошел!!!

Возможно четвероногий упрямец и заинтересовался странным словом «брысль», но на скорость его движения это никак не повлияло.

В совершенном отчаянии от того, что не может сладить с вредной скотиной, Карлюза попытался найти утешения в наставлениях мастериона Зюзака Грозного. Однако то ли сэнгерайский чародей никогда не сталкивался с непарнокопытными в своих подземельях, то ли управлялся с ними одной левой и в прочих не предполагал столь прискорбной слабости духа, но об ослах в тетрадке не было сказано ни слова.

— Возможности бракосочетаться лишу навсегда, — смущенно покрываясь бурыми пятнами, поведал маленький некромант.

Осел задумался.

— Расхвалю как боевитого и неистового скакуна, который выиграл всю битву, — строго сказал Карлюза, не любивший крайних мер и прибегавший к ним в исключительных случаях.

Он едва успел запрыгнуть в седло.

Похоже осел наконец уразумел, как нужно исполнять диковинный маневр, обозначенный словом «брысль», и исполнил его со всей скоростью, какую ему отпустила матушка-природа.

В тот самый момент, когда неистовый ослик вынес Карлюзу на поле битвы, кентавры как раз перешли в галоп. Хмельная дикая вольница неслась по направлению к лагерю тиронгийцев, и ее победный клич звучал настолько неприлично, что мы не беремся его тут воспроизводить. Но то были отважные и искусные воины, так что Такангор поступил вполне разумно, выпив на брудершафт со всеми командирами подразделений. Они смогли оценить его редкое дарование и были преданы новому генералу и душой, и телом.