Сильнодействующее средство - Эрик Сигал

— И что теперь будет? Она перебросит тебя на какую-нибудь «молодежную» картину?

— Перестань смеяться. Мне уже давно не двадцать пять, голова вон вся белая. Таким старцам в кино делать нечего.

— Пап, не глупи, ты сгущаешь краски.

— Хотелось бы, чтоб ты был прав. — Сидни вздохнул. — Поверь мне, сынок, даже ты уже староват для этих игр. Если дело так и дальше пойдет, то через пару лет всеми студиями будут заправлять писклявые старшеклассники. При зарплате двадцать пять миллионов в год.

— Послушай меня, — успокаивал Сэнди, — ты, конечно, расстроен, и не без оснований. Но не позволяй ей сломать себе хребет. Сейчас мы съедим твой любимый чили, а потом прокатимся вдоль океана.

Старик кивнул.

Сэнди сделал знак официанту. Неопрятный вид Рейвена-старшего вызвал у того неодобрительную гримасу.

Сэнди смотрел, как отец машинально поглощает еду — просто орудует вилкой, без всякого выражения. Перед ним был сломленный человек.

Теперь у него появился мощный стимул позвонить Рошель Таубман.

Не хотелось оставлять отца одного, и Сэнди решил заночевать у него. Когда-то в этой гостевой спальне они останавливались вместе с Джуди. Сколько с тех пор воды утекло! И сколько появилось душевных ран!

Удивительно, но Сэнди был возбужден сильнее отца. Он всю ночь крутился и вертелся, обдумывая, что скажет Рошель, когда до нее доберется. Если, конечно, она пожелает с ним разговаривать.

Утром он вышел на кухню и сделал себе кофе. Неожиданно в дверях возник отец в банном халате.

— Эй, а ты что здесь делаешь? — удивился он. — Тебя лаборатория давно ждет!

— Знаю, пап, но я вчера так распсиховался, что решил домой не ехать. Так что, если одолжишь мне рубашку и бритву, я тотчас удалюсь. Ты сам-то как? Справишься один?

— Сынок, я с самого рождения один справляюсь. Можешь мне поверить. Прошлое оставим позади, сегодня начинается новая жизнь. Помнишь, как в «Обмане»: «У меня всегда было отличное чувство завтрашнего дня». Так что прямо сейчас засяду за телефон.

Сэнди оптимизм отца показался натужным, но он хотя бы убедился, что тот сможет справиться с каждодневной рутиной.

Он быстро побрился, причесал волосы и сбрызнул их лаком. Перед уходом перебросился с отцом еще парой фраз и пообещал днем позвонить.

Ночью, в раздумьях, Сэнди никак не мог решить, попросить ли Рошель о встрече заранее. Но он побоялся, что таким образом даст ей возможность увильнуть от встречи, сославшись на занятость. Скорее всего, она любезным тоном попросит его перезвонить в другой день.

Нет, решил он. Лучше отправиться прямиком на студию и потребовать, чтобы охранник доложил о его приходе. Она, конечно, и тогда сможет отказать во встрече, но Сэнди почему-то был уверен, что появление собственной персоной придаст его просьбе дополнительный вес.

И тогда он посмотрит ей в глаза и скажет все, что собирается сказать.

Правда, что именно — он еще не придумал.

45

Изабель

Вот и настал торжественный вечер.

По этому случаю Реймонд да Коста облачился в смокинг, купленный со скидкой еще в Америке. Дочь не сумела сделать выбор между голубой тафтой и шелком персикового оттенка и потому, по настоянию Реймонда, купила оба платья. Сегодня, когда метаться уже было дальше некуда, Изабель прибегла к фундаментальному научному методу — бросила монетку. Жребий пал на голубое платье.

Актовый зал университета был полон знаменитостей. Все — разодетые, при наградах и драгоценностях. Изабель сидела на сцене, в середине изогнутого полумесяцем ряда кресел, в окружении высоких чинов академии. Реймонд занял место в первом ряду, он так и сиял от счастья.

Многие прославленные гости невольно отмечали, насколько сегодняшняя лауреатка похожа на симпатичную школьницу. Она еще не открыла рта, а все уже были в плену ее юного обаяния.

Официально девушку представлял профессор Де Роза. И голос, и жесты его были исполнены восхищения. Он превозносил достижения Изабель до небес и напоминал «взрослым» гостям, что поскольку наука не ведает национальных границ, то и возраст ученого не имеет значения. Важно, чего он достиг.

После этого профессор углубился в детали, расписывая, какую выдающуюся работу проделала Изабель, заставив даже самых маститых физиков пересмотреть свое отношение к проблеме «пятой силы».

Потом, с красочными эпитетами и восторженными восклицаниями, он представил публике лауреата премии этого года, «нашу почетную гостью», как он выразился.

Под аплодисменты восхищенного зала Изабель грациозно приблизилась к кафедре. Фотокамеры вспыхивали, как праздничный салют. Профессор Де Роза с жаром пожал руку девушки, расцеловал в обе щеки и вручил ей почетный знак и конверт с денежной премией, после чего вернулся на свое место, оставив Изабель одну в свете юпитеров.

Она отложила призы в сторонку и приготовилась говорить. Ко всеобщему удивлению, у девушки не оказалось в руках ни листов бумаги, ни хотя бы нескольких карточек.

С восхитительным достоинством она улыбалась гостям, обводя взором зал и легонько кланяясь в благодарность за радушный прием.

Она начала говорить. Зал моментально стих.

— Многоуважаемые коллеги, достопочтенные гости. Позвольте выразить свою признательность за высокую награду, которой меня удостоили и которую я, скорее всего, мало заслуживаю…

Изабель говорила по-итальянски. В первый момент зал решил, что она механически зазубрила итальянские слова в знак учтивости по отношению к стране, оценившей ее заслуги. Но очень скоро стало ясно, что Изабель свободно говорит на чужом языке.

Наверное, больше всех был поражен ее отец. Она читала ему черновик своей речи по-английски и ни словом не упомянула о том, что собирается произносить ее на иностранном языке.

Изабель отметила вклад в науку итальянских ученых прошлого и настоящего, в особенности Риты Леви-Монтальчини, двумя годами ранее удостоенной Нобелевской премии по медицине за исследование роли протеинов как фактора роста нервных клеток. Потом непринужденно перешла к истории самой премии Ферми.

В завершение девушка высказала свои соображения относительно моральных обязательств современного исследователя, который, как она выразилась, обязан «не только искать истину, но и делать ее достоянием всего общества».

Наградой ей стал гром аплодисментов. Если бы была такая возможность, ей бы прямо сейчас дали и еще какую-нибудь премию. Овация продолжалась несколько минут.

Как только позволили приличия, Изабель сбежала с кафедры, едва не столкнувшись при этом с профессором Де Роза. В глазах старика стояли слезы, он снова бросился целовать девушку, бормоча:

— Дитя мое, ты — восьмое чудо света, ты…

— Простите, сэр, — перебила она, — но мне нужно успеть в одно место, в течение пятнадцати минут. Вы не могли бы передать папе, чтобы он не волновался? Я быстро, к банкету вернусь.

Она так торопилась, что даже не заметила появившуюся вдалеке фигуру Реймонда.

Де Роза поздравил счастливого отца и добросовестно передал то, что просила девушка. Сообщение повергло Реймонда в панику, и он, наспех поблагодарив профессора, бросился на улицу.

И как раз успел, чтобы испытать самый большой в жизни шок: у него на глазах Изабель взобралась на заднее сиденье «Ламбретты» с худощавым юношей за рулем. Лицо мотоциклиста скрывал шлем.

Шофер лимузина дожидался на стоянке возле здания, и Рей окликнул его:

— Джино! — Он махнул рукой в конец улицы, куда мотоцикл уносил его дочь.

Джино его понял, оба быстро сели в «Мерседес» и бросились в погоню.

В Риме жизнь течет по-разному. Какие-то районы никогда не ложатся спать. Какие-то, напротив, пребывают в вечной спячке. Сейчас, догоняя Изабель и ее спутника, они сначала проехали ярко освещенные кварталы с многолюдными уличными кафе, наполненными людским смехом и пением. Потом вдруг очутились на темной задней улочке. Большая часть лавчонок и мастерских, которые, судя по всему, работали в дневное время, уже погрузились во мрак. Лишь изредка с верхних этажей сочился неяркий свет.

Куда она едет? Реймонд терялся в догадках, сердце у него бешено колотилось. И по доброй ли воле? Ведь эта страна славится похищениями.

— Какой это район?

— Трастевере. Днем здесь всегда полно ремесленников.

— Но что ее сюда потянуло в такое время? — недоумевал Реймонд. — Она же здесь почетная гостья.

— Хотите знать мое мнение? — предположил Джино с сильным неаполитанским акцентом. — Ей, наверное, парень приглянулся.

Реймонд хотел крикнуть, что ему нет дела до «мнения» какого-то водителя, но в этот момент «Ламбретта» нырнула в узкий переулок. Джино поднажал, но вскоре остановился.

— Думаю, синьор, дальше лучше пешком, — вполголоса объявил он. — Эту улицу я знаю, там тупик.