Блокада - Сергей Малицкий

Филя покосился на Коркина. Скорняк, если не считать того же Коббу, был нагружен едва ли не сильнее прочих. И часть мешка Коббы перепаковал к себе, и большую часть патронов. Да и магазины от пулемета тоже висели у него на поясе. И надо же — не жаловался, пыхтел, стирал со лба пот да поглядывал на Ярку, которая не выпускала из рук тесака Сишека, словно собиралась в последние минуты перед боем научиться им махать. Нет, надо было б отдать ей самострел: отлаживал его мальчишка долго, и Пустой к нему руку приложил, рычаг помог поставить, зато теперь и Ярка его легко взведет, и стрелок-болтов у него за сотню, и бьет самострел за сто шагов легко, ставь планку на слет да на ветер, и… Да и мешок у Фили станет легче в два раза, а стрелки Ярке Коркин потащит — чего ему, все равно патроны все Кобба сейчас расстреляет. А у Фили дробовик есть.

Мальчишка погладил приклад дробовика и подумал, что ведь он ни разу еще никого не убил. Да, стрелял в щель вездехода, когда гналась за машиной ордынская конница, но если только кого-то поранил. Картечь вразлет бьет, далековато было до ордынцев. Да и учиться ему и учиться, ружье к руке должно прирасти, как у Лота, — Лента обмолвилась, что Тарану быстрее молнии. Как же он мог быть быстрее молнии в теле Вери-Ка? Тот уж никак не был быстрее молнии, как бы не наоборот.

— Передохнем, — остановился Пустой на краю зарослей и поднес к глазам бинокль.

За полосой бурьяна начинался город. Филя прищурился, оглядывая полуразрушенные дома, прикидывая, чем этот город отличался от города за рекой — уж не тем ли, что тянулся во все стороны, насколько хватало глаз? — как вдруг понял. В этом городе не было и следа людей. Не виднелось заложенных окон, расчищенных улиц, каких-то ограждений. Улицы затягивал бурьян, клочья его и даже деревья кое-где торчали и из окон и свисали с крыш зданий. Небо над городом было серым, но солнце пекло даже сквозь облака.

— Вот, — Филя развязал мешок, достал самострел, смотал с него тряпицу. — Смотри, Ярка.

Коркин вскочил с места, но мальчишка улыбнулся ему и начал взводить рычаг.

— Легко. Пустой специально длиннее сделал, чтобы легко было. И быстро. Раз — и все. Меньше секунды. Эта планка — чтобы не сработало раньше времени, предохранитель. Ставится под скобу автоматически. Очень надежно. Но все равно взводить только так, ни на кого не направлять. Сюда кладешь стрелку, так прижимаешь. Как прижал — считай, что предохранителя нет. Но крючок под скобой, случайно не сдернешь. Вот это — прицел. Снос выставлен на сто шагов, меняется так. Насчет ветра сама знаешь. Стрелять так.

Филя приложил самострел к плечу, прицелился в ствол корявого еловника толщиной в ногу и потянул за крючок Пружина щелкнула, стрелка фыркнула и пронзила дерево насквозь.

— Вот ведь… — раздраженно облизал губы мальчишка. — Теперь и не вытащишь. Но это вблизи, издали слабее будет протыкать. Пружина мощная, надолго хватит. Вот стрелки. Тут сто штук.

Филя сунул в руки Ярке тяжелую торбочку со стрелами, положил сверху самострел.

— Стреляй — с тебя сто ордынцев. Или хотя бы пятьдесят.

— Это мне? — растерянно прошептала недотрога.

— Конечно, тебе! — шмыгнул носом Филя. — А то кому еще? У меня дробовик есть, а рук только две. Да и таскать умотался, а Коркин у тебя здоровый.

Филя посмотрел на скорняка, который чесал затылок, кивнул еще раз для порядка и поспешил спрятаться за Рашпика, искавшего, где бы присесть.

— Что скажешь? — спросил Пустой, передавая Ленте бинокль.

Она повертела его в руках, вернула, ткнула пальцем в грязно-желтое здание с аркой:

— Нам туда. Обычно я ходила тут по улице — в домах нечисть может прятаться, ночи дожидаться, но теперь лучше на улицу не высовываться. Две мили пройдем дворами, выйдем на проспект.

— Куда? — не понял Кобба.

— На очень широкую улицу, — поморщилась Лента и бросила быстрый взгляд на Пустого, который переспрашивать ее не стал. — Это улица, которая состоит из двух улиц. Между ними полоса… леса. Узкая, шагов сорок, но там можно передвигаться.

— Такая улица должна называться «бульвар», — произнес еще одно непонятное слово Пустой.

— Как хочет, пусть так и называется, — отрезала Лента. — По проспекту дойдем до площади. Пройти надо будет еще две мили. База — на площади. Все ясно?

— Почти, — кивнул Пустой. — Внимание, без команды не стрелять. Поэтому я иду первым. Дробовик мой бьет беззвучно, короткоствол шумит, но не слишком. И все-таки… Филипп, Рашпик, Коркин, ружья на взвод. Кобба замыкает. Ярка, держись поближе к Ленточке. Сколько у тебя теперь зарядов в твоем аппарате? Ты же заряжала его?

— Десять, — ответила девчонка, выдергивая из-за пояса прибор, который Пустой определил как лучемет или хитро переделанный резак. — Только первой пойду я!

— Рядом со мной, — строго заметил механик.

Пробираться дворами было нелегко. Узкие пространства между домами были завалены мусором и затянуты все тем же бурьяном. На открытых местах Лента сначала вглядывалась вперед, потом обстреливала все подозрительные места камешками, которые набирала тут же пригоршнями. Несколько раз бурьян начинал трястись, и какие-то существа — змеи, огромные крысы или еще какие твари — торопились скрыться в темных проломах в стенах и дверных проемах. Рук старался вперед не лезть и опасливо брел в ногах Коркина. Один раз, когда пришлось проходить под тяжелыми сводами крытого двора, Лента потребовала идти беззвучно.

Проследив за ее жестом, Филя разглядел в полумраке сводов какие-то свертки, висевшие на стальных балках.

— Кто это? — спросил Пустой в следующем дворе.

— Лучше тебе этого не знать, — прошептала Лента. — Светлые говорят, что это тоже люди, но по мне — так это огромные летучие мыши.

— Вампиры? — подал голос Рашпик. — В степных селах говорят, что есть летучие мыши, которые сосут кровь у коров ночами!

— Не бывает, — отмахнулся Коркин. — Слухи.

— Это не вампиры, — опять начала обстреливать бурьян камешками Лента. — Эти твари всеядны. И людоядны в первую очередь, но только ночью…

В бурьяне раздался короткий рык, и в воздух взметнулось мощное тело.

— Я! — крикнул Пустой, бросаясь навстречу опасности.

На мгновение Филе показалось, что Пустой слился в прыжке с противником, да еще не весь, а разделившись перед броском на две части, но, когда вместе с истошным воем услышал удар падения, вытаращил глаза. На груде камней лежала и хрипела огромная, ростом с человека, безволосая кошка, Пустой вытаскивал из ее грудины клинок, а Рук урча, разжимал челюсти на горле.

— Приятель, — покачал головой механик, глядя на ящера, — ты хоть предупреждай, что атакуешь, а то ведь порежу ненароком.

Где-то в глубине двора послышалось хлопанье крыльев.

— Бегом! — выкрикнула Лента и бросилась в дверной проем, который только что представлялся Филе источником следующей опасности.

Отряд выкатился на улицу в секунды. За их спинами нарастало хлопанье крыльев, несколько раз Филе казалось, что он видит какие-то ужасные силуэты в окнах, но опасность осталась там, во дворах.

— Боятся света, — объяснила, потирая дрожащие руки, Лента. — Но если бы подранили хотя бы одного — и свет бы их не остановил. Да и так. Думаю, что удовлетворились тушей кошки. Странно. Кошек здесь быть не должно. Наверное, ее спугнули из подземелий выстрелы.

— Выстрелов больше не слышно, — заметил Пустой. — Или они стали реже.

— Пойдем по улице, — твердо сказала Лента. — Летучие — не самый большой ужас этой полосы, но самый меньший ее ужас все-таки ордынцы и собачники.

— Собачники? — не понял Филя.

— А ты думал, что они от нас отстанут? — усмехнулась Лента. — Да и насколько я поняла, ордынцы предпочитают стрелы.

Проспект и в самом деле напоминал две улицы, разделенные полосой леса. Правда, лес явно не умещался на узкой полосе и расползался в стороны, взламывая камень и подбираясь к мертвым, таящим в своих глубинах тревогу и ужас зданиям. И все-таки Филя вздохнул с облегчением, когда отряд вошел под кроны еловника. Здесь, в центре полосы, деревья были уже старыми. Их кроны не давали проникнуть к корням солнечному свету, опавшая хвоя прикрывала землю многолетним слоем. И все-таки впереди все равно шла Лента, продолжая обкидывать камешками подозрительные заросли и груды веток. Но ничего опасного больше путникам не встретилось. Наверное, шум со стороны площади спугнул обитателей лесной полосы. Да и было где прятаться: чем дальше, тем дома казались все более целыми и почти неповрежденными, по крайней мере как это мог разглядеть Филя в редких просветах между деревьями.

— Странно как-то, — проворчал Рашпик, прислушиваясь к нарастающему шуму, в котором не только вновь начали звучать редкие выстрелы, но и крики, и какое-то потрескивание. — Я, считай, только и делал в жизни, что развалины обыскивал. И окрестности развалин. Что на окраине Мороси, что на окраине Гари, что в самой Мороси, в том же Волнистом, где и домов-то полусотни не наберется, — везде кости. Землю ковырни — кости. Под своды войди — кости хрустят. Вылези на крышу, если она еще не рухнула, — и там кости белеют! А тут — ну ни одной!