Огненные птицы - Биверли Бирн

А Ирэн между тем совершала кругосветное путешествие. Вот от нее регулярно приходили открытки из Гонконга, из Кашмира. Читая их, Лили не могла отделаться от мысли, на какие деньги совершались все эти вояжи, но она убедила себя, что нынешнее положение вещей временное.

Она работала как вол, стараясь отложить каждый пенс, который приближал ее к заветной цели. Разумеется, она не могла позволить себе сесть сложа руки и скорбеть об утраченном.

Круг ее знакомых постепенно расширялся. Два три вечера в неделю она проводила в какой-нибудь из компаний ее приятелей, они посещали очередной модный ресторанчик или дискотеку, открытую до третьих петухов. Словом те места, которые почитали ее далеко не глупые приятели. На первых порах Лили было трудновато общаться с ними, но она училась общению, овладевала нелегким его искусством, постепенно привыкая к мысли, что она ничуть не хуже их, такая же талантливая и умная, как они, словом, человек, с которым стоит познакомиться. Когда ее приглашали на празднование «Дня дураков» первого апреля в дом одной женщины, которую она едва знала, это приглашение Лили приняла уже без колебаний. Прибыв туда, она не заметила среди присутствовавших ни одного знакомого лица. Лили предприняла обход всех покоев в надежде отыскать кого-нибудь, с кем ей хотя бы раз приходилось встречаться. И вдруг до ее ушей донесся обрывок разговора:

– «А вы не слышали последние новости об Энди Мендоза?»

Лили остановилась как вкопанная. Потом едва сдержала себя, чтобы не броситься к тому человеку, задавшему этот вопрос. Тот стоял в окружении гостей, его собеседников, из которых она тоже никого не знала. Подойдя к ним, Лили спросила:

– Я слышала, что вы упомянули имя Энди Мендоза?

– Да, а вы его знаете? Я рассказываю о том, что он сейчас работает еще над одной серией очерков для газет. Рассказывает нам о разного рода идиотских проделках титулованных дурней. А они скулят, воют и зубами скрежещут от злобы.

– Даже, если это так, то Энди вряд ли услышит этот скрежет зубовный – он сейчас в Испании.

– Он был там, – поправил ее кто-то. – Сразу после Нового года он вернулся. Я видел его несколько раз с тех пор.

Невероятным усилием воли она сдержала улыбку на лице, правда, улыбка эта очень походила на гримасу боли. Но другие были поглощены разговором и ей, чтобы ретироваться, не пришлось прибегать к объяснениям и она тихонько отошла от этой группки молодых людей, продолжавших оживленно болтать, и даже сумела найти дорогу к столику с напитками.

Дождавшись пока утихнет дрожь в пальцах, она налила себе отменную порцию бренди, одним глотком выпила, налила следующую, затем третью. А потом сбилась со счета… Энди был в Лондоне с самого Нового года, а она ни слова о нем не слышала. Вот это была настоящая первоапрельская шутка.

На следующее утро Лили очнулась в своей постели одетой. Она не помнила как добралась домой и чувствовала себя так ужасно, как ни разу в жизни. Она вспомнила, что с ней было. Энди был в Лондоне… Был здесь уже с Нового года, так ей было сказано на этой вечеринке. Но к ней он не приехал.

Преодолевая головокружение и тошноту, она прошла в ванную, опустила голову над унитазом, ее вырвало и рвало довольно долго. Затем она кое-как, чуть не ползком, добралась до кровати. Ей хотелось освободиться от стеснявшей ее одежды. Негнущимися пальцами она пыталась расстегнуть блузку, но не могла, у нее не хватало сил. Лили была парализована и тяжким похмельем, и своими мыслями. Она могла лишь всхлипывать и затыкать себе кулаком рот, чтобы не застонать и не закричать.

Так она провела несколько кошмарных часов, лежала, уставясь в потолок и не обращая внимания на телефонные звонки. Ближе к вечеру она уже смогла подняться на ноги, раздеться и минут двадцать простоять под холодным душем. Потом Лили собрала свою одежду, которую надевала вчера на вечеринку и которая теперь бесформенной кучей лежала возле кровати, подгребла ее поближе к камину, вооружилась ножницами, и, разорвав на куски и на узкие полосы, побросала их на горящие угли. Она долго смотрела на пожиравшее ткань пламя, очень долго, пока не стало темнеть. К тому времени она уже поняла, что больше никаких сумасшедших выходок с ее стороны не будет.

Часов в девять она сделала себе кружку чаю, и, положив туда побольше сахару, давясь, выпила его. Лили где-то слышала или читала о том, что это хорошо помогает в ее нынешнем состоянии. «Я не имею права на саморазрушение, – говорила она себе. Я должна жить. Я должна стряхнуть с себя все эти иллюзии и воспоминания, все свои полудетские заблуждения и вместе с ними Энди Мендоза». Она еще станет и богатой, и независимой. Она еще станет знаменитой. Она выкупит этот дом и проведет там не один отпуск, не один уик-энд вместе со своими английскими друзьями. У нее еще будут и гости, и вечеринки, и праздники.

Без нескольких минут десять она набрала номер Рут. Несколько мгновений она боролась с сильнейшим желанием выдать ей всю эту немыслимую историю, разреветься и потребовать сочувствия к себе. Но потом, глубоко вздохнув, поборола искушение.

– Привет, – сказала она весело, как ни в чем не бывало, стараясь изо всех сил, чтобы голос ее звучал как можно беззаботнее, непринужденнее и приветливее. – Послушай, ты мне не звонила? Дело в том, что вчера меня не было весь вечер. А там, где я была, пришлось уйму выпить. Все в порядке, завтра я на работе.

Лили работала, забывая обо всем. Этой, изнуряющей ее работой, она боролась с воспоминаниями о тех днях, о добрых и о плохих, о бессонных ночах в одиночестве и ночах, когда она и Энди любили друг друга. Кроме ее обычной работы по обслуживанию клиентов, у нее имелся еще один проект. После возвращения владельца ее квартиры на Бэнкспид, Лили решила не искать себе новое жилье, а использовала все накопленные ею деньги на покупку маленького домика из четырех комнат на Масборо-роуд в квартале под названием Брук Грин. Когда Лили переехала туда, это место представляло собой ни что иное, как трущобы, но этим районом обещали вот-вот заняться, и Лили не сомневалась в правильности своего выбора в целесообразности вложений.

Однако через несколько месяцев она была в ужасе, ей казалось, что переселившись сюда, она совершила непоправимую ошибку. В начале семьдесят третьего года по милости стран экспортеров нефти имел место топливный кризис, повлекший за собой кризис всеобщий. Потом Рут часто говорила, что Оуэнс и Крамер все же выжили тогда, когда Лондон из развеселого постепенно превращался в город безработных.

Уже очень давно Лили отказалась от своих прогулок по Лондону – пуще дьявола она боялась ненароком нарваться на Энди, столкнуться с ним лицом к лицу где-нибудь в метро или в подземном переходе. Или, хуже того, встретить его не одного, с какой-нибудь женщиной. С другой стороны и Рут помогала заполнить все пустоты в ее чересчур интенсивной общественной жизни. Она бегала в поисках клиентов, без конца висела на телефоне, убеждала, умоляла, уговаривала, словом, делала все, чтобы они не сидели сложа руки. Один раз отыскала даже какого-то там лорда, старикана, из которого уже песок сыпался.