Наполеон. Страсти по императору - Андрей Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколькими проникновенными и убедительными словами Наполеон лишил брата всех иллюзий. Он сказал ему о непартийности своего патриотизма и заявил: «Ступайте, и я запрещаю вам обращаться к народу, требующему у меня оружия. Ради Франции я готов на все; для себя мне ничего не нужно»{220}.
В своей «Правде о Ста днях» Люсьен напишет: «Глаза мои наполнились слезами, и впервые в жизни я пал на колени, до глубины души восхищаясь этим отцом отечества, преданным и непонятым заблудшими депутатами»{221}.
Наполеон вернулся во дворец и отдал последние распоряжения министрам: «Ступайте, говорите об интересах Франции, они должны быть дороги всем депутатам. Когда вы вернетесь, я приму решение, которое мне продиктует долг»{222}.
Палаты и часть министров инициировали переговоры о мире. Единственным препятствием на пути мирного процесса являлся император Наполеон, объявленный союзными державами вне закона. Чтобы устранить это препятствие, требовалось отречение императора.
На следующее утро Жозеф, Коленкур, Савари и другие верные соратники собрались вокруг императора, чтобы уговорить его принять тяжелое решение. Наполеон выслушал их с серьезным видом. Он колебался. Император готов был и дальше нести мир на своих плечах, но мир больше не подчинялся и не помогал. Наполеон согласился на отречение от престола.
Люсьен предпринял последнюю попытку уговорить брата совершить государственный переворот. Наполеон оборвал его: «Принц Люсьен, пишите!»{223} Когда император закончил говорить слова отречения, ему напомнили о том, что он забыл упомянуть сына.
«Мой сын, мой сын! Какая химера! Да не в пользу сына я отрекаюсь, а в пользу Бурбонов!»{224}— воскликнул император.
«Моя политическая жизнь кончена, — продолжал диктовать Наполеон, — и я провозглашаю моего сына, под именем Наполеона II, императором французов. Принцы Жозеф и Люсьен, а также нынешние министры образуют временный совет управления. Забота о сыне заставляет меня просить палаты не откладывая издать соответствующий закон и подготовить регентство»{225}.
Маре заметил, что палата может воспринять как провокацию участие братьев императора во временном правительстве. Нисколько не колеблясь, Наполеон вычеркнул имена Жозефа и Люсьена.
Император отдал власть, но победители не могли чувствовать себя спокойно. В любой момент Наполеон мог передумать и снова взять бразды правления в свои руки, сославшись на нарушение парламентариями конституции.
Фуше, ставший председателем временного правительства, продолжал свою игру. Он не отвечал на просьбы Наполеона о предоставлении двух фрегатов, на которых лишенный власти император мог бы уплыть в Соединенные Штаты Америки. Фуше попросил пропуск у Веллингтона и явно тянул время.
Наполеон оставался в Елисейском дворце до 25 июня. Полиция следила за ним, а он то ходил по дворцу, то появлялся на балконе. Императора приветствовала многочисленная толпа, и людей становилось все больше. Приходили рабочие, студенты, военные, члены добровольческих отрядов. Наполеон понимал, что он в одну секунду может стать вождем восстания, которое быстро сметет непрочную власть. Он проклинал депутатов, но отказался от искушения. Наполеон не хотел стать причиной беспорядка и гражданской войны.
В день отречения Наполеона от престола рабочие из предместий приходили длинными колоннами, неся зеленые ветви — символы свободы. Люди кричали: «Нет! Нет! Нет отречению! Это предательство! Как это император позволил палатам сместить его, вместо того чтобы распустить их самому? Все министры — предатели. У нас не будет Римского короля, и нам придется столкнуться с мщением Бурбонов. Да здравствует император!»{226}
Фуше усилил охрану и направил Даву в Елисейский дворец. 24 июня маршал явился к императору и попросил его уехать. Присутствие Наполеона, объяснил Даву, подрывает гражданский мир и заставляет союзников усомниться в доброй воле французского правительства. Император ответил, что готов уехать, если ему гарантируют возможность отправиться в Америку. «Они хотят, чтобы я уехал, — сказал Наполеон маршалу. — Мне это не будет стоить большого труда. Фуше обманывает всех, но будет обманут последним, попав в собственные сети. Он дурачит палату, а союзники одурачат его, и из его рук вы получите Людовика XVIII, которого они вам приведут»{227}.
Никогда ощущение собственной популярности не было для Наполеона столь болезненным и печальным, как в эти дни. Собравшиеся у Елисейского дворца люди продолжали думать, что он что-то предпримет, и в их возгласах одобрения и поддержки слышались сожаление и упрек. Наполеон больше не мог выносить присутствия людей, надежд которых он не оправдал. Он попросил приюта у Гортензии, которая после смерти Жозефины жила в Мальмезоне.
Участники митинга узнали о его отъезде и хотели ему помешать, заполнив предместье Сент-Оноре. Они кричали до хрипоты, приветствуя императора. Наполеон был вынужден прибегнуть к хитрости: он приказал направить свою карету к официальному выходу из дворца, а сам вышел через садовую дверь и сел в экипаж генерала Бертрана.
Прибыв в Мальмезон, он не обрел покоя. Он отрекся, но продолжал ждать и надеяться. Наполеон думал, что люди во власти прозреют и призовут его спасать отечество. Он хотел броситься в объятия верных ему солдат и вновь повести их к победе.
Наполеон и Гортензия вспоминали Жозефину. Он говорил, что не может привыкнуть жить здесь без покойной супруги, и будто видел, как она идет по аллее и собирает растения, которые так любила.
26 июня Фуше дал распоряжение подготовить фрегаты, стоявшие в Рошфоре. Он хотел удалить Наполеона от Парижа, не давая ему возможности бежать. Решение правительственной комиссии предусматривало, что суда не покинут рейд Рошфора без пропусков.
Император понимал игру своего бывшего министра и оставался в Мальмезоне. Страсти накалились, Даву угрожал арестовать Наполеона. Фуше отказался публиковать в «Мониторе» воззвание к войскам, составленное императором и подписанное «Наполеон I». Фуше боялся как государственного переворота, так и возможного захвата Наполеона союзниками. Пруссаки приблизились к Мальмезону, и Блюхер был решительно настроен расстрелять своего врага.
Фуше не хотел отвечать за возможное пленение Наполеона и под давлением обстоятельств согласился отпустить фрегаты в плавание без союзнических пропусков. Наполеон узнал эту новость от морского министра. Уступка Фуше была для него неожиданной. Он продолжал бороться с искушением отвоевать трон, в то время как отъезд лишал его последних надежд на возвращение во власть. Наполеон начал давать распоряжения к путешествию в Рошфор, но вдруг услышал приветственные возгласы проходивших мимо солдат. Он решил предложить правительству свои услуги в качестве генерала. Император планировал остановить врага, а затем уехать в Соединенные Штаты.
Полководец вновь склонился над картой. Он видел слабость растянутых позиций пруссаков и мечтал отомстить за Ватерлоо. Наполеон знал, как нанести мощный контрудар. Победа вернет ему славу и репутацию, он сохранит честь Франции и поможет ей избежать новых унижений.
Наполеон заявил представителю правительства генералу Бекеру, который обеспечивал его безопасность: «Я соберу армию, я воодушевлю ее, отброшу пруссаков, добьюсь лучших условий мира, а потом все же уеду. Я отрекся, и от сделанного не отступлюсь, даю слово чести, слово чести солдата»{228}.
Потрясенный Бекер отправился в Тюильри и передал слова Наполеона. Фуше взорвался от ярости: «Он что, издевается над нами?.. Если бы ему на самом деле удалось добиться каких-то преимуществ, он немедленно захотел бы снова взойти на трон… Прекрасное было бы зрелище, если бы этот неисправимый честолюбец в падении увлек за собой армию, Париж, Францию, нас всех, вместо того чтобы на сей раз пасть одному»{229}.
Бекера отчитали за то, что он согласился выполнить просьбу Наполеона. Генерал вернулся в Мальмезон, где активно готовились к войне. Император был в мундире, белых панталонах и сапогах для верховой езды. Бекер сообщил возбужденному полководцу, что в его просьбе отказано. Наполеон был разочарован, но быстро пришел в себя. Он велел закончить приготовления к отъезду.
С ним остались немногие сторонники. Флери де Шабулон спросил, куда отправится император. Наполеон ответил: «Я поеду в Соединенные Штаты. Мне дадут земли или я куплю их, и мы станем их возделывать. Я кончу там, где начал человек: я буду жить плодами моих полей и стад»{230}. Флери предсказал, что англичане не позволят ему уехать.
Неисправимый мечтатель продолжал строить планы на будущее: «Я отправлюсь в Каракас, а если мне там не понравится, уеду в Буэнос-Айрес или в Калифорнию. Буду плыть от моря к морю, пока не найду, наконец, приют от людской злобы и преследований»{231}.