Ленинград-43 - Влад Савин

Полет не обошелся без приключений. Уже над Норвежским морем у самолета с бортовым номером «6» возник пожар в мотогондоле четвертого двигателя, возгорание удалось потушить, но было принято решение посадить этот бомбардировщик на русской базе Банак, не имеющей полосы достаточного качества и размера, в результате при посадке самолет был значительно поврежден — к счастью, все бывшие на борту люди остались живы. Остальные самолеты без помех достигли русского аэродрома Ягодник, как было предусмотрено планом. Предполагалось, что нашим воздушным эскортом на пути до Ленинграда станут палубные истребители с «Уоспа», по согласованию с русскими — но отец не захотел ждать полутора суток, когда наш флот прибудет в Полярное. К нашему приятному удивлению, у русских оказался полностью готова как раз на этот случай целая авиагруппа (три эскадрильи) истребителей Ла-7, внешне похожих на наши «Хеллкеты». Они и стали нашим сопровождением, больше для почета, чем для охраны — так как Финляндия стала русским сателлитом, разместившим у себя русские военные базы, а Эстляндия и Лифляндия были уже освобождены русскими от немцев, так что германские истребители появиться не могли даже теоретически.

Впрочем, русские умели нас удивлять. Так, парни с эскадры, с которым мне довелось встретиться уже в Ленинграде, рассказали, что были удивлены слабостью русского флота на севере, наше и английское корабельные соединения встречали всего пять русских эсминцев! Однако, по пути от Рейкъявика до русской зоны ответственности, несмотря на то, что кроме нашей эскадры, были развернуты и привлечены для обеспечения дополнительные силы флота и авиации (еще четыре авианесущие корабельные группы, завеса подводных лодок, базовая патрульная авиация), были отражены четыре попытки немецких субмарин атаковать эскадру, причем в последний раз был потоплен британский эсминец, и, к сожалению, две английские подлодки, «дружественным огнем». В русской же зоне, несмотря на видимую слабость русских морских сил и близость немецких баз в Норвегии, никаких инцидентов не произошло!

Мы приземлились на аэродроме, носящем имя «Шоссейная».[13] Нам сказали, что еще прошлой зимой тут недалеко была линия фронта, но сейчас все было восстановлено, специально к нашему прилету. Машины и охрана были уже готовы, нас повезли по шоссе, идущему строго на север, по Пулковскому меридиану, от знаменитой обсерватории, сейчас полностью разрушенной, передний край проходил как раз по ее территории, по гребню высот. Запомнился по пути какой-то громадный дом посреди заснеженного пустыря — нам сказали, что это Дом Советов, до войны предполагалось перенести сюда центр города, пока же тут еще недавно был штаб Ленинградского Фронта, и это здание было среди предложенных для нашего размещения и переговоров — однако же, было решено от него отказаться, «на случай, если наши гости захотят посмотреть Ленинград». Действительно, дворец, стоящий на пустом месте, никак не ассоциировался с бывшей русской столицей — с таким же успехом он мог быть расположен хоть в Сибири.

Помню огромную площадь, и столь же величественный собор, куполом напомнивший мне Капитолий. Напротив него располагался дворец, в котором и должны были происходить переговоры, нас разместили, частью в самом дворце, частью в отеле «Англетер» рядом с собором, все вокруг было оцеплено солдатами НКВД. Помню памятник посреди, конная статуя — как нам сказали, единственная в мире, стоящая на двух ногах (я удивился, вспомнив памятник Эндрю Джексону перед Белым Домом). Кто это? — император Николай. Тот, которого свергли? — нет, его прадед, подавивший восстание декабристов. Какое восстание? — это когда гвардейские офицеры при его коронации потребовали вольностей. Так это обычное «пронунсиамиенто», причем неудавшееся — если в каком-нибудь Уругвае или Гаити ставить монументы каждому правителю, устроившему или подавившему подобное, не хватило бы площадей! Русские, это странный народ — после революционных событий, всего четверть века назад, еще помнят своих царей, очевидно, не умея жить без сильной власти — человеку подлинно свободного мира их не понять! Но сейчас они нужны нам, чтобы победить еще более страшную тиранию!

Я читал о страшных бедах, пережитых этим городом в немецкую «Блокаду». Однако же сейчас Ленинград выглядел не хуже, чем Лондон. Сохранялось затемнение, и на многих домах были видны следы обстрелов и бомбежек, как и надписи на стенах, указывающие что «эта сторона при обстреле наиболее опасна». Но велась и очень большая стройка, почти на каждом поврежденном здании были строительные леса, и возводились новые, не дома, а целые кварталы — понятно, отец и сэр Уинстон не покидали предоставленного нам дворца, по соображения безопасности — однако люди из нашей свиты, в том числе журналисты, имели гораздо большую свободу перемещений, и рассказывали и мне, и отцу, все что видели, да и сам я не раз выезжал в город. Работали заводы, и учреждения, и театры, ходили трамваи и автобусы, и повсюду поддерживался идеальный порядок — казалось, русские превзошли немцев даже в этой особенности. И очень много было пленных немецких солдат, которых русские называли пренебрежительным словом «гастарбайтеры» — они представляли здесь наиболее неприятное зрелище, физически здоровые, и не старые, но какие-то неопрятные, опустившиеся, многие без зубов — если они не перемещались куда-то строем и под конвоем, то непременно были заняты, работали на стройках, или убирали с улиц снег. Глядя на эту толпу, я был удивлен — неужели это те самые, непобедимые легионы Гитлера, что за год прошли всю Европу, не зная поражений?

Относительно мер безопасности. Все знают кадры, когда сэр Уинстон на улице Лондона, вместе с толпой, осматривает разрушения от немецкой бомбежки. Я слышал, что до войны и Сталин случалось, ходил по улицам совсем без охраны, не прячась и не боясь. Не знаю, насколько это соответствует истине — но могу сказать, что неправы те, кто называет Россию «полицейским государством», лично я и другие из делегации вообще не видели на улицах полицейских, кроме тех, кто регулировали уличное движение, хотя часто встречались военные патрули, причем вооруженные автоматами. Также было оцепление вокруг площади, и дворца — но на вид, не слишком густое, лишь чтобы заворачивать заблудившихся прохожих, никаких танков рядом, как позже писали иные газеты, мы не видели, как и бетонных дотов, Ленинград на время нашего визита вовсе не был превращен в крепость, откуда были выселены все жители. Вообще, недоверчивость и подозрительность русских сильно преувеличена — так, когда я дважды выезжал на нашей машине, с американским шофером, сзади так и не появилось автомобиля с агентами, ведущими слежку, более того, у нас и документы не проверили ни разу! Но простим русским эту беспечность, поскольку наше пребывание в Ленинграде не было омрачено ни одним неприятным инцидентом.

(Ленинград, это же время, разговоры по радио)

— Центр, я 14 й. Объект проследовал мимо, свернул на Невский. 21 му и 22 му, принять!

— Центр, я 22 й, Объект движется к Гостиному двору.

— Центр, я 27 й. Стою у Дворца пионеров, заглох, не могу завестись! Если что — я не мобилен!

— Мля! 34 й, я Центр, срочно выдвинуться, на замену 27 му!

— Центр, я 25 й, интерес к объекту, мужчина в полушубке, с мешком. 252 й, видишь? Пешим группам, приготовиться!

— Я 252 й, цель вижу, готов.

— Центр, я 25 й, объект проследовал мимо, порядок. 252 й, оптикой не блести, тебя видно!

— Центр я 34 й, объект проследовал мимо.

— Центр, я 25 й, документы у подозрительного проверили, пустышка. Машиной заинтересовался, «паккард» больно приметный. Надо было Объекту «эмку» дать.

— Зато нам проще. И прекратить посторонние разговоры в эфире!

— Центр, я 29 й, объект поворачивает на Литейный.

— 58 й, я Центр, доложитесь!

— Центр, я 58 й, стоим перед Литейным мостом.

— Центр, я 54 й, объект проследовал мимо, прямо.

— Я Центр, колонне «сотых», готовность к выезду, развернуть сеть на Выборгской, по плану. 58 й, если объект появится раньше, притормози его.

— Центр, я 56 й, объект свернул на Пестеля. 71 й, прими!

— Я Центр, «сотым» на выезд, по набережной, готовиться перекрыть Кировский мост.

— Центр, я 71 й, подозрительная активность, «газон», номер…

— Вижу, я 72 й! Сейчас остановим.

— Центр, я 74 й, объект проехал Летний сад, свернул на Садовую, к Неве.

— 90 му Центр, готовиться тормознуть объект у моста. Пока «сотые» не подойдут.

— Центр, я 90 й, объект проехал по Халтурина, на мост не пошел. Опять наверное, даст круг и назад.

— Я Центр, 42 му, и 43 му, готовьтесь принять, как только на Мойку свернет!

И снова Элиот Рузвельт. Из воспоминаний

В зале переговоров кроме Большой Тройки (и де Голля) присутствовали лишь переводчики, я, как доверенное лицо и адъютант отца, и секретарь-референт Сталина, молчаливый молодой человек в штатском, который не произнес ни слова, лишь стоял позади своего босса с папой в руке, и когда русскому Вождю был нужен какой-то документ, то он тотчас оказывался в его руке. Вопреки моему ожиданию, Сталин был без трубки; он был в простом генеральском мундире с золотыми погонами, без единой награды. После обычного обмена приветствиями, и общих слов, Сталин взял инициативу в свои руки, заявив: