Антарктида: Четвертый рейх - Богдан Сушинский

– Но тогда, может быть, я пойду первым и основательно поговорю с ним, – рванулся было Скорцени пытаясь обойти вождя в узком переходе к южному крылу «монастыря ордена СС».

– Нет! – рыкнул на него фюрер.

– Но ведь…

– Я сказал: нет! – еще жестче прорычал Гитлер, и в рыке этом отчетливо просматривался непререкаемый приказ хозяина, требовавшего оставаться «у ноги».

– Этот человек сейчас очень важен для нас, – попытался смягчить жесткость его «поводка» Визнер. – Не сказал бы, что он с большой охотой прибыл сюда. Дважды уточнял, не лучше ли было бы встретиться в Берхтесгадене.

– Человек гор, – обронил фюрер. – Предпочитает Баварские Альпы. И потом, ему понравилась моя ставка «Бергхоф».[89] Впрочем, она нравится очень многим. Единственное доброе дело, которое сумел сделать для нашего движения Борман, – так это возвести замок Бергхоф.[90] Там он действительно постарался.

– А что будет, если этому пришельцу понравится ваш Коричневый дом?[91] – не одобрил его благодушия Отто Скорцени.

– Мне и самому еще далеко не все известно, Скорцени, – почти сквозь сжатые зубы процедил Гитлер. – Даже мне они говорят не все. Хотя и пытаются убеждать меня в своей искренности. Чего-то они недоговаривают… – сокрушенно покачал головой Гитлер. – Даже в беседах со мной. Но мы не можем не учитывать ту силу и ту власть, которые представляет здесь этот Посланник Шамбалы и этот, как его, – пощелкал пальцами Гитлер, апеллируя к Визнеру.

– Консул, – подсказал тот. – Точнее, Консул Внутреннего Мира.

– Внутреннего Мира, – едва заметно развел руками фюрер, – о котором мы почти ничего не знаем. Ни я, ни адмирал Канарис с толпой своих бездельников из разведки Верховного командования. Почему так происходит: мир, этот самый, Внутренний, существует, а мы с вами о нем абсолютно ничего не знаем? Так не должно быть, Скорцени! Чего мы тогда в этом своем внешнем мире стоим как империя?

– Вы правы, фюрер: так быть не должно.

Однако все эти имперские стенания уже остались в коридорах и мрачных переходах замка Вебельсберг, и теперь фюрер и Скорцени (Визнеру опять приказано было – «Когда вы понадобитесь, вас позовут!» – оставаться за дверью) предстали перед Посланником Шамбалы. Это был рослый, за два метра, плотно скроенный, широкоплечий мужчина лет сорока пяти, в элегантном, военного покроя, костюме из темно-зеленого сукна, который вполне можно было бы принять за мундир, если бы на нем обнаруживались хоть какие-то знаки различия.

– Приветствую вас, фюрер, – неспешно поднялся со своего глубокого прикаминного кресла Консул и, едва заметно склонив голову, тотчас же вскинул ее и проницательно взглянул на Скорцени – именно на Скорцени, а не на фюрера – с высоты своего роста и таинственности своего положения.

– И я приветствую вас, Консул, – проговорил Гитлер.

– Наши общие друзья из «Черного солнца» неоднократно сообщали, что вы хотите встретиться со мной, – все еще не сводил он взгляда со Скорцени, заставляя при этом нервно подергиваться самого Гитлера, пытавшегося привлечь его внимание к своей особе. – Как видите, я здесь, в вашем благословенном Богом Вебельсберге, и готов выслушать вас. Присаживайтесь.

Скорцени обратил внимание, что у камина стояло три кресла, словно бы Консул догадывался, что фюрер прихватит с собой еще и его, своего личного агента.

– Я не представил вам, – проговорил Гитлер, прежде чем опуститься в среднее кресло, так чтобы быть между Посланником Шамбалы и первым диверсантом рейха. – Это – Скорцени, начальник отдела диверсий Главного управления…

– Простите, господин Гитлер, но все, что можно знать об Отто Скорцени, я уже знаю.

– От кого? – мгновенно отреагировал фюрер, и оба разведчика понимающе ухмыльнулись. Такие вопросы в таком обществе не задают. – Впрочем, и так понятно, – попробовал исправить свою оплошность Гитлер. И тоже попробовал улыбнуться, однако и Скорцени, и Посланник Шамбалы обратили внимание, что, уже усевшись в кресло, фюрер еще долго и безуспешно пытался справиться с дрожью в руках, а главное, пытался как-то поудобнее пристроить сами руки.

– Только что я назначил Скорцени начальником службы безопасности всей операции «База-211», – неуверенно произнес фюрер и вопросительно взглянул на Консула, то ли испрашивая у него разрешения, то ли пытаясь уколоть его: «Уж этого ты знать никак не мог!»

– Вполне прогнозируемое и логичное решение.

– Поэтому при нем вы можете быть откровенным.

– Абсолютно откровенным я не бываю никогда и ни с кем, – бесцеремонно заявил Посланник Шамбалы, по-прежнему чувствуя себя хозяином положения. – Что касается господина Скорцени, то он может присутствовать при нашей встрече только при условии, что он примет обет вечного молчания. Сейчас, в нашем присутствии. Вы готовы поклясться хранить тайну нашей встречи и принять обет вечного молчания, штурмбаннфюрер?

– Вы готовы, Скорцени? – с надеждой спросил Гитлер.

Первый диверсант внимательно всмотрелся в глаза сначала фюрера, затем Посланника Шамбалы. Он никогда и никому не давал повода усомниться в верности фюреру и верности клятвы офицера СС. Но в то же время он пытался понять, в чем суть того спектакля, который здесь разыгрывается. А главное – понять, зачем он понадобился здесь фюреру. Для моральной поддержки? Для гарантии личной безопасности? Для психологического воздействия на Посланника Шамбалы?

– В вашем присутствии, господа, я принимаю обет вечного" молчания. Если так нужно фюреру и Германии.

– Нужно, – безмятежно заверил, его Посланник Шамбалы. – Германия вошла в полосу очень трудных решений и очень трудных потерь.

Скорцени выжидающе взглянул на фюрера: «О чем это он?!» Конечно, германская армия потерпела несколько серьезных поражений и понесла немало потерь, но неужели это уже начало краха?!

– Это так, Скорцени. В нашем узком кругу я могу это признать.

Скорцени вежливо промолчал – это все, чем он мог помочь сейчас своему фюреру.

Казалось бы, все формальности были пройдены, однако Гитлер все оттягивал начало серьезного разговора то ли не знал: с чего начать, то ли Посланник Шамбалы умудрился выбить его из седла еще до того, как он принял решение броситься в атаку.

– Однако еще не все потеряно, – наконец заговорил фюрер, и голос его звучал глухо и неуверенно, – Верховное командование делает сейчас перегруппировку сил. Идет формирование новых воинских частей, в том числе танковых и авиационных. На Восточный фронт, который является для нас стратегически более важным, будет подброшено несколько свежих танковых и пехотных армий, а к весне наши подводный флот и авиация сумеют окончательно взять под свой контроль пути доставки коммунистам их союзниками техники и прочих грузов. Я отдал приказ, – неожиданно сорвался он на крик, – увеличить количество дивизий СС за счет призыва в них добровольцев из близких нам по крови прибалтийских народов! Мы объявим тотальную мобилизацию на всей территории Германии, а также потребуем тотальной мобилизации сил наших союзников! Уже сейчас наши конструкторы испытывают новые ракеты Фау, которые позволят нам обстреливать английскую столицу с баз на германском побережье. Это будет битва, которая…

– …Которую вы, господин Шикльгрубер, а также ваша партия и ваша армия уже проиграли, – спокойно, но очень твердо прервал его монолог Посланник Шамбалы. Церемониться с фюрером он явно не собирался. – Вы ее проиграли, – повторил Посланник почти по складам, демонстрируя свой странноватый восточный акцент. И Скорцени вдруг понял: для этого человека Гитлер уже «господин Никто». И сейчас этот шамбалпет не бравировал – он действительно смотрел на фюрера, как хозяин на работника, в услугах которого в этом доме уже никто не нуждается.

– Я с такой оценкой решительно не согласен, господин Консул! – потряс сжатыми кулаками у своего подбородка – жест, которого с вожделением и страхом ожидали во время выступления Гитлера перед собранием народа все без исключения германцы – и фанатичные поклонники его, и столь же фанатично настроенные враги. – И вы там, у себя, господин Посланник и Консул… Ну, в общем, у себя, – замялся Гитлер, не зная, как именно обозначить то место на планете, откуда Консул прибыл, и ту страну и силу, которые он представляет, – должны знать, что у германского народа еще достаточно сил, чтобы переломить не только ход этой войны, но и ход истории европейской цивилизации.

– Таких сил у вас, господин Шикльгрубер, уже нет.

– Но это неправда. Вас, очевидно, неверно информируют ваши люди из «Черного солнца», «Туле», «Вриля» или еще откуда-то. И с этим еще нужно разобраться, – спасительно взглянул он на своего личного агента, будучи уверенным, что достаточно отдать приказ – и спустя несколько дней от всех этих тайных обществ останутся одни воспоминания, причем названия их в Германии будут произносить только шепотом.