Дочь Востока. Автобиография - Беназир Бхутто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Если бы ваша жена была на моем месте, она показала бы против вас?» — спросила я однажды своего мучителя.
«Конечно».
«Значит, она недостойная женщина», — припечатала я.
Насира.
Одна из надзирательниц шепнула мне, что мужа моего схватили и тоже доставили в форт. Не знаю, что они с ним делали, не хочу узнать. В результате пыток у него случился сердечный приступ. Они спешно отправили его в больницу, не хотели, чтобы он у них умер. Но он каким-то чудом выжил.
Оставаясь в изоляции в Суккуре, я не знала о мучениях этих мужчин и женщин, об этих пытках. Я не знала, что доктор Ниязи по настоянию жены и семьи покинул Пакистан сразу после угона самолета, буквально за минуты до того, как полиция ворвалась в его дом, чтобы схватить его. В Кабуле он перенес сердечный приступ, едва выжил, и чуть не умер в Лондоне на операционном столе во время операции на сердце. В Лондоне он оставался до 1988 года.
Ясмин тоже чудом избежала ареста.
«Ясмин Ниязи дома?» — спросили полицейские из-за ворот.
«Нет», — сообразила ответить Ясмин. Тогда полиция решила забрать ее мать. За запертыми воротами между матерью и дочерью вспыхнула краткая перепалка.
«Я скажу, что я дома», — настаивала Ясмин.
«Ясмин, если они тебя возьмут, я умру, — горячо шептала мать. — Выбирай, или у тебя живая мать в тюрьме, или мой труп дома».
Ясмин молча следила, как уводят ее мать. В тюрьме госпожу Ниязи поместили с тремя женщинами в крохотной камере напротив той, в которой ждал казни отец. Пять дней мать Ясмин провела в этой камере. Спали женщины по очереди из-за недостатка места.
Ясмин пряталась три месяца. Полиция усиленно искала ее. Доктор Ниязи, едва державшийся на ногах, купил дочери билет на самолет в Лондон. Но как ей покинуть страну? Выйдя из тюрьмы, мать Ясмин созвонилась с британским посольством. К счастью, Ясмин родилась в Англии, и посольские служащие сообщили, что в сорок восемь часов могут выдать ей британский паспорт, если госпожа Ниязи сможет найти дорожный паспорт дочери, по которому она прибыла в Пакистан. Паспорт 18-летней давности обнаружили на дне коробки со старыми бумагами в подвале.
«Провожать ее в аэропорт я не пошла, боялась, что меня опознают. Накинула на нее бурка и отправила с сестрой, — рассказывала мне госпожа Ниязи уже по прошествии нескольких лет, но голос ее все еще дрожал при воспоминании о расставании с дочерью. — Ясмин разыскивали по личному указанию Зии. На ее арест имелись все документы. Ее искали по всей стране, в каждой провинции. Не было розыскного списка, в котором бы не встречалось ее имя. Лишь по воле Господа смогла она оставить эту страну».
«В вашем паспорте нет въездной визы», — насторожился иммиграционный чиновник в аэропорту.
«Странно, — «удивилась» Ясмин. — Наверное, забыли поставить», — сблефовала она.
Служащий полез в список, но тут, как часто случается в Пакистане, в аэропорту погас свет, пассажиры забеспокоились, возник хаос. Когда электричество дали снова, контролеру уже не до поисков было, он в спешке штамповал паспорта и пропустил беглянку на посадку.
Ясмин благополучно прибыла в Лондон, где впоследствии вышла замуж за моего кузена Тарика, тоже политического изгнанника. Так они и остались в Англии, и теперь воспитывают двоих детей.
Жара достигла Суккура в мае. Горячий ветер продувал мою клетку, нагревая воздух жаром пустынь внутреннего Синдха до 110, даже до 120 градусов по Фаренгейту. Пыль и песок, приносимые ветром, прилипали к моей взмокшей от пота коже, скрипели на зубах. Кожа трескалась, шелушилась, полосками слезала с ладоней. На лице вспухали и лопались нарывы, пот и песок попадали в них, разъедали, жгли огнем. Мои обычно густые волосы вылезали горстями. Зеркала у меня не было, но, ощупывая скальп, я обнаруживала очередные разрушительные последствия нового образа жизни, пальцы скользили по шершавому лысеющему черепу. Каждое утро я оставляла на подушке клочья волос. Насекомые не замечали различия между моей камерой и окружающим миром. Кузнечики, комары, оводы, пчелы, осы жужжали, ныли, вертелись вокруг, садились на лицо ноги, руки… Я отмахивалась, но при таком их количестве ничего не могла сделать. Ползли тараканы, большие черные муравьи и тучи маленьких красных. Пауки и паучки. Ночью, чтобы спастись от укусов, я натягивала на лицо простыню, но тогда становилось нечем дышать.
О чистой, прохладной воде я могла только мечтать. В тюрьме давали какую-то коричневую, рыжую, в лучшем случае, желтую жижу. Отдавала она тухлыми яйцами, на воду не походила и жажду не утоляла. Однако жившему неподалеку Муджибу, моему адвокату, не разрешили передать мне чистую воду.
«Все делается ради вашего блага, — с серьезным видом уверял меня начальник тюрьмы. — Эти люди ваши враги.
Руководство вашей партии хочет убрать вас с дороги. Но мы не позволим им этого добиться».
В другой раз он сообщил мне, что лично съел свежие апельсины, переданные мне Муджибом.
«Ради спасения вашей жизни пришлось рискнуть своей. Он мог впрыснуть в апельсины яд». — Какое-то абсурдное действо.
«Можно мне получить баллончик против насекомых?»
«Нет-нет, ни в коем случае. Это ведь яд. Мы не хотим, чтобы с вами что-то стряслось».
С чего они все время твердили о яде? Я вдруг поняла, что им хочется внедрить в мою голову идею самоубийства. Чего лучше — объявить, что Беназир Бхутто, припертая к стенке справедливыми обвинениями, покончила с собой! Изящное решение проблемы. Подтверждением моей гипотезы оказалась бутыль фенила, «забытая» в моей клетке. Этикетку на этой бутылке перекрывала наклейка с изображением черепа и скрещенных костей.
«Смотрите не забудьте эту бутыль у нее в камере! — строго — и громко, чтобы я расслышала, — предупредил начальник тюрьмы уборщицу, заходившую ко мне перед его еженедельным визитом. — И вообще следите за фенилом. Не то ей еще вздумается таким образом положить конец своему заключению».
Но, несмотря на его наставление, — или благодаря ему — бутылка каждый раз оставалась со мной наедине, и череп с наклейки буравил меня пустыми глазами.
Значит, таким образом они пытались внушить мне мысль о самоубийстве. Насколько эффективно?
Снова начало беспокоить ухо, состояние его ухудшили песчаные ветры, постоянное потоотделение, при котором пот обильно стекал по лицу, затекал и в ушную раковину. Но тюремный врач продолжал уверять меня, что все в порядке.
«Вы в одиночном заключении. Разумеется, постоянно ощущаете немалое напряжение, прекрасно понимаю, — втолковывал он мне. — Люди часто склонны воображать в таких условиях боли, которых на самом деле не
