ГКЧП: Следствием установлено - Валентин Георгиевич Степанков

Вопрос. Как он реагировал на это?

Ответ. Бурно. Все реагировали очень бурно.

Вопрос. Как вы думаете, в чем заключалась миссия приехавших?

Ответ. Уговорить меня продолжать действовать.

Вопрос. Кто конкретно призывал к этому?

Ответ. Крючков призывал, говорил, что не все потеряно, что нужно вести какую-то «вязкую борьбу». Тизяков, несколько нервничая, высказал в мой адрес целую тираду: «Я., воевал, прошел фронт. У меня нет никого. Только приемный сын. Он один проживет. Я готов на плаху. Но то, что Вы, Дмитрий Тимофеевич, сделали, — это подлость…» Прокофьев начал: «Я провел совещание, обнадежил людей, а вы предаете…» Спрашиваю: «Ну хорошо, скажи, что делать? Стрелять?»

Люди, которые приехали в Министерство обороны, иного, как бросить армию на народ, не предлагали и не хотели предлагать. Это не устраивало Язова: о том, что армия будет тянуть лямку за всех, да еще по колено в крови, не было договора. То, что он, министр обороны, не прикажет войскам стрелять в народ, для Язова было ясно. Припугнуть народец — одно, а палить в него из танковых пушек — это уже другое. Но как выйти из заговора? Язов мог, как ему советовали некоторые члены министерской коллегии, арестовать всех, кто с таким напором наседал на него, требуя от армии активных действий, но он предпочел мягкий вариант, который предложил главнокомандующий ПВО страны генерал Третьяк. Чтобы разрубить узел заговора, хватило и этого.

Из показаний Д. Язова

Предложил лететь к Горбачеву, включить связь, сказать правду народу. «Другого выхода нет, не понимаете, что ли?» — спрашиваю их. Кто-то вспомнил о Лукьянове, дескать, надо с ним обсудить обстановку. Я Крючкову говорю: «Вы всё знаете, кто где находится. Звоните ему». Крючков пригласил Лукьянова. Когда приехал Лукьянов, я сказал ему, что решил ехать к Михаилу Сергеевичу. Крючков стал вдруг говорить, что он договорился с Ельциным выступить на сессии Верховного Совета России. Я ему говорю: «Ты можешь выступать, а мы полетим. Только напиши записку, кто там дает распоряжение, чтобы Горбачеву связь включили». Крючков сказал, что тоже полетит. По времени было часов двенадцать. Решили лететь: Лукьянов, Бакланов, Тизяков, Крючков… Все были такие возбужденные, ходили, нервничали, курили. Ну, в общем, переругались. Здесь бы я подтвердил слова Ельцина: «Пауки в банке перегрызлись».

Вылет назначили на 14 часов. Язов вызвал начальника Генерального штаба Моисеева, на которого оставлял дела, и отдал ему необходимые распоряжения. Потом позвонил жене, предупредить, что улетает к Горбачеву. Та стала умолять не улетать, не попрощавшись с ней.

Язов согласился, но потом пожалел об этом. Надо на аэродром, а ее все нет и нет. Каждая минута дорога. 13.10… 13.15… В 13.20 она появилась. Прощаться уже не было времени. На мгновение обнялись — и в машину.

Попал в пробку. Начала выход из Москвы Таманская дивизия. Перекресток перекрыли. Все в очередь стоят. И министр тоже. Тут никак вперед не пробьешься.

И все вокруг на чем свет стоит ругают армию и ГКЧП.

В 14.15 принадлежавший Президенту СССР самолет, на борту которого были Крючков, Язов, Бакланов, Тизяков, Лукьянов и Ивашко, взял курс на Бельбек.

Бегство в Форос

Краткая жизнь, отпущенная ГКЧП, кончилась, когда Язов скомандовал войскам «Стоп!». С этого момента Комитет перестал существовать в качестве единого организма. Правда, в нем и раньше не наблюдалось особой сплоченности. По критическому замечанию Варенникова, «ГКЧП… едва успев родиться, уже задыхался от неорганизованности и отсутствия четкого и ясного управления, отсутствия единоначальника — твердого, беспощадного и непоколебимого в достижении цели». Все эти недостатки компенсировались лишь военной силой. Надежда на нее была для ГКЧП главным объединительным фактором. После ночного совещания в КГБ, закончившегося вынужденной отменой штурма Белого дома, этого фактора не стало. До официальной капитуляции оставалось еще несколько часов, во имя ГКЧП еще продолжали совершаться какие-то действия, но совершались они большей частью по инерции и без какого-либо практического смысла.

Ранним утром в Кремль прибыли фельдъегеря из МО, КГБ, МВД и МИДа. Они доставили в комнату 37, где расположился созданный накануне оперативный штаб ГКЧП, пакеты с информацией, собранной и обработанной ведомственными аналитиками. На основе этой информации инициатор создания штаба и его руководитель Бакланов с помощью Ахромеева и других штабных сотрудников подготовил предложения следующего характера:

1. В связи с обострением обстановки в Москве, ряде других регионов дать в первой половине дня 21 августа политическую и правовую оценку деятельности Ельцина Б.Н., мэрии г. Москвы, возложив на них ответственность за имеющиеся человеческие жертвы.

2. Поручить КГБ СССР, МВД СССР и Министерству обороны СССР подготовить к 20.00 21 августа проект Постановления ГКЧП по укреплению правопорядка и безопасности в г. Москве.

3. Подготовить к 20.00 предложения по составу уполномоченных ГКЧП, которые могут быть направлены на места для осуществления политической линии (нового) Советского руководства…

Также штаб рекомендовал ГКЧП — «рассмотреть вопрос о целесообразности дальнейшего пребывания войск в г. Москве вне постоянной дислокации».

Рекомендации штаба были оптимистично устремлены в деятельное будущее. Что касается вывода войск, то еще 19 августа стало ясно: с количеством брошенных на столицу армейских подразделений Комитет явно переборщил. Армия грозила парализовать и без того затрудненное из-за ежедневных автомобильных пробок транспортное движение. Ни Бакланов, ни Ахромеев не подразумевали под «рекомендуемым выводом войск» полный отказ от поддержки армии. Разумно достаточный воинский контингент должен был остаться, чтобы держать под контролем важнейшие объекты города.

Но в то самое время, когда в штабе еще шла работа над рекомендациями, Язов, увидевший в гибели трех молодых москвичей грозное знамение, уже начал реализовывать принятое ночью и ставшее для Комитета роковым приговором решение.

Из показаний Д. Язова

…Около 7 часов 30 минут Лужков позвонил мне, я ему сказал, что мы здесь немного напортачили… что будем выводить войска, но нужно быстрее разобрать баррикады, очистить улицы. Затем вызвал генерала Кузнецова и направил его к Лужкову. У нас были в составе инженерных дивизий 5 спецмашин, которые могут грузить и растаскивать…

К утру 21 августа каждый член ГКЧП действовал, полагаясь только на собственные представления о сути происходящего, и руководствовался исключительно личными интересами и морально-этическими правилами.

Крючков вел хитрые политические игры с российской оппозицией. Стародубцев исчез не попрощавшись. Лукьянов вживался в амплуа внезапно прозревшего рыцаря-заступника…

Из показаний мэра Санкт-Петербурга А. Собчака

В разговоре утром 21 августа, когда ситуация прояснилась, Лукьянов заявил мне, что он не поддерживает заговорщиков и собирается, по его словам, совершить «хулиганский» поступок — полететь в Крым и попытаться помочь Горбачеву… После разговора с Лукьяновым я лишний раз убедился, что заговор провалился и Лукьянов