Очевидец. Никто, кроме нас - Николай Александрович Старинщиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старушка округлила глаза.
Караулов. Этот деятель от науки немало выпил студенческой крови — в том числе и моей. Ведрами лакал вампирюга, пока не насытится. Зато теперь мне выпала возможность впиться в знакомую шею. Я обернулся к двери, пряча злорадную ухмылку. Интересно, как ему удалось отвертеться?..
Караулов оказался на месте — я застал его в кабинете под названием «Кафедра уголовного права». Кивнув в ответ на моё приветствие и хищно улыбнувшись, преподаватель вновь уткнулся в бумаги, разбросанные по столу.
У него не было никаких оснований, чтобы так улыбаться, поэтому я сразу взял быка за рога: достал удостоверение следователя, сунул под очи Караулову и, не дожидаясь, когда тот вникнет в смысл написанного, убрал «мандат» в карман рубахи.
— У меня к вам вопросы, Станислав Давидович, — сказал я, усаживаясь напротив него на жесткий студенческий стул. Перестав щериться, Караулов хлопал теперь глазами.
— Полагал, вы пришли по поводу задолженности, — произнес он, ерзая в кресле. — Вы же вроде бы учитесь…
— Закончил, — произнес я. — И теперь работаю по специальности.
— Слушаю вас внимательно. — Караулов перестал вертеться в кресле. — Возможно, вам не хватает теории, и вы решили, что я чем-то могу вам помочь?
— Скажите, Станислав Давидович, а вам не приходилось служить в армии? — начал я. — Если да, то когда это было?
— Странно, — Караулов слепил из губ сковородник. — И я должен на это отвечать?
— Как свидетель, естественно.
— К сожалению, не довелось, — произнес Караулов. — Хотя я сильно хотел, конечно, но мне не пошли навстречу, не вошли в положение — ложный сустав усмотрели, а потом вовсе военный билет выдали. Но мне уже четвертый десяток, так что не тот возраст, чтобы вести беседы на темы призыва, хотя, если разобраться, если встать на позицию…
— Меня интересует Коньков, — перебил я Караулова. — Тот самый Коньков, которому тоже не пошли навстречу. Хотя, говорят, что он тоже хотел служить.
— Коньков?!
Караулов пулей выскочил из кресла и пошел вприпрыжку по кабинету, забыв о собственной хромоте. Добежав до окон, он вернулся назад и остановился рядом, нависнув каланчей.
— Хотел он служить… — бормотал он, а потом выкрикнул: — Да разве же так хочут! Или хотят! Брат у него потом в тренеры подался, а этот решил стать юристом. Для меня вообще кажется странным, когда здоровый бугай не желает служить.
— В смысле? — обрадовался я.
— Здоровый как бык, а трудностей испугался — тем более что спортсмен, кажись, был. По прыжкам. Поэтому, если нужно мое мнение, могу его высказать, хотя, конечно, доказательств никаких: Гоша мог оказаться стопроцентным косилой. Достаточно напомнить, что мы вместе сдавали экзамены, в одном потоке, и сидели за одним столом, и он мне подсказывал по истории России. Стопроцентный косила — вот мой вердикт: я у него в глазах тогда прочитал, когда нас в военкомат пригласили. Заглянул ему как-то в глаза, а там страх плещется. «Всё, говорит, сделаю, чтобы в армию не ходить…»
Караулов подошел к шкафу, распахнул одну из дверок, сунул руку между монографиями и выудил оттуда пачку сигарет и зажигалку. Тут же чиркнул ею и раскурил сигарету.
— Так что косила он стопроцентный, иначе для чего человеку на первом курсе судебная психиатрия? Для чего ему то, что пока что не нужно? Ради голого энтузиазма? Ради любопытства?
— Может быть.
— Какое-то оно у него странное… Но вы же не из голого любопытства, насколько я понимаю, — продолжил Караулов, давясь дымом. — Я так понимаю, что у вас уголовное дело? И что натворил мой бывший сокурсник?
Пришлось напомнить февральскую историю. Не торопясь, я рассказал то, очевидцем чего был лично сам. Рассказал также о том, как братья удачно пользовались подарком природы — собственной идеальной схожестью.
На губах Караулова вновь образовался сковородник.
— Мне кажется, — продолжил он, — что дело может быть интересным совсем с другой стороны. С какой, мне трудно сказать…
— Мне тоже так кажется, — согласился я. — Надо добавить всего лишь одно звено, и всё встанет на свои места…
Караулов согласно кивнул.
— Для чего надо было ломать стену? — перечислял я. — Чтобы свернуть бабке шею?
— Не для этого…
— Тогда непонятно.
— Вот это верно. Как верно и то, что братьев там было двое! — хищная улыбка вновь вернулась к Караулову. — Потом один из них погиб, и это тоже верно! Но если они всю жизнь пудрили людям головы, то где гарантия, что не запудрили их и сейчас — через гибель одного из них?
Шлепок моей ладони о собственный лоб звонко раздался в пустом помещении. Только такой идиот, как я, мог напрочь забыть об этом.
— Но я ничего не смогу доказать — они абсолютно одинаковы, — проблеял мой голос. — Ни одна экспертиза не сможет мне в этом помочь.
— Ищи правовые зацепки. Думай. Кури.
Караулов протянул мне пачку. Я сунул в нее пальцы и тут содрогнулся: если пролом в стене у старушки — инсценировка, то кто-то нас с Блоцким обвел вокруг пальца. Нас держали на поводке. О наших намерениях знали наперед. Кто? Старуха?
Для полноты впечатлений мне надлежало явиться в Заволжский военкомат. Казалось, там могли рассеять остатки моих сомнений относительно обоих близнецов — ведь ни один из них не служил отечеству. Понятное дело, Гоша. По его душу имелось официальные заключения множества экспертных комиссий. Но как удалось покойному Паше от армии откосить?
Распрощавшись с кандидатом юридических наук Карауловым, я вышел из альма-матер и поплелся в сторону закусочной «У Гашека». В подвальном помещении пахло шашлыками, вином и пригоревшим маслом.
Наверняка на работе меня давно потеряли. Казалось, на этот раз у Игнатьева будут все основания, чтобы наложить на меня взыскание. Впрочем, данная перспектива нисколько меня не беспокоила. Не будь я Сидоров Петр Иванович (или Коля Мосягин), если не поставлю в этом деле последнюю точку.
Жил-был Коньков Павел Леонидович, биатлонист, убийца милиционера. Голос с гнусавой хрипотцой. И был у него брат-близнец по имени Гоша, которого Паша неоднократно использовал. С помощью близнеца убийце удалось выскользнуть на свободу, хотя его самого потом схоронили… А Люська стала почему-то встречаться с Гошей. Потом этот Гоша в судебном порядке усыновил племянника. Не слишком ли гладко всё получается?
Взяв кофе и пару пирожков, я присел за дальний столик и стал закусывать. Только бы Игнатьев не догадался, чем я в действительности занимаюсь.
Звонок моего сотового телефона едва не лишил меня рассудка. К счастью, звонившим оказался дядя Вова Орлов.
— Они же меня так и не
