Вывих времени - Игорь Ларионов

Останется достигнутый уровень самосознания, степень приобретённой им свободы, которая выражается в способности переносить сознание за такие завесы, о существовании которых прежде и не подозревал.

И останется, даже ещё более углубится, теснота связей с теми центрами сознания, между которыми завязались узы дружбы и любви.

Может ли, например, порваться образовавшаяся на Элее связь с Дэем, Олтом, с Артом и Эми, а также с Дионом, с которыми его познакомил Диург. А Эна и Де Синг? Или Ониона - фея цветка? Нет, это немыслимо. Пусть весь мир вечно меняется, трансформируясь сквозь калейдоскопы всё возрастающей бездны возможностей, ибо чем дальше, тем возможностей больше. В этом меняющемся мире всё доброе, разумное и красивое не умирает, а лишь постоянно заменяет свои меньшие добро, разум, красоту на большие. Если он покинет Элею, то когда-нибудь он вновь встретится со всеми ими. И он станет другим, да и их будет не узнать сразу. Возможно, это будет уже совсем другая планета. А всё равно живая связь одного "Я" с другими "Я" нерасторжима.

Другое дело, когда люди вступают в контакт, порой тесный и длительный, а их "Я" отгорожены друг от друга стеной абсолютного непонимания. Вот такие связи могут теряться в бездне времён безвозвратно потому, что по существу их и не было. Имела место лишь иллюзия общения, не более.

А как быть с Крокутом, Арой Омбой, Аби Кавой и им подобными? Ведь где-то, за почти непробиваемой коркой эгоизма, беспробудно спит их настоящее, живое "Я". Когда-нибудь, рано или поздно, пресс страданий, явившийся неизбежной расплатой за их преступления против Истины, Разума и Любви, вызовет трещины в их, поистине сатанински прочной корке эгоизма и Путь Восхождения станет открыт и им. Никто не может быть потерян безвозвратно. И самое трудное для таких людей понять, что сравнительно малые блага, достигнутые собственным трудом, неизмеримо больше колоссальной власти и богатства, полученных ценой обмана и насилия.

Ибо человек жив в делах своих. Но это лишь половина истины. Совершив большое и доброе дело, человек сам при этом становится больше, добрее, лучше. И становясь вечно новым, постоянно возрождаясь из пепла прошлого, словно птица Феникс, человек живёт в вечности не столько памятью своих дел, сколько постоянно творя всё новые и более грандиозные дела.

И на почве больших, настоящих дел зарождаются никогда не рвущиеся узы человека с другими людьми.

Пьер вдруг отчётливо почувствовал незримые нити связей с оставленными им на Земле.

И в то же самое мгновенье перед ним открылась дорога из лунного света, устремлённая в Космос.

Пьер поднялся, сделал по ней шаг, другой. Лунный свет выдерживал его тяжесть и он зашагал, медленно удаляясь от Элеи.

Непроизвольно взглянув в сторону, он увидел такую же полосу лунного света, по которой шла женская фигура.

Впереди две лунные дороги перекрещивались и сливались в одну. На месте их слияния стояла удивительная фигура, повёрнутая к нему спиной. По форме это был человек, облачённый в длинный плащ и четырёхугольную шляпу. Но только форма эта была наполнена не плотью, а полыхающим пламенем, в языках которого Пьер почувствовал природу Живого Огня, который до того он лишь временами ощущал в себе в виде маленького светлячка, горящего в глубине сердца.

По мере приближения к фигуре она отдалялась, бесшумно скользя вперёд по широкому лунному пути.

Достигнув места слияния двух дорог лунного света одновременно с женской фигурой, Пьер на мгновение остановился. И женская фигура тоже. Она повернула к нему своё лицо.

Пьер сразу же узнал её. Нет, не только её, как свою недавнюю знакомую, но и её же совсем другую, которую он любил безумно давно, в бездне времён и событий.

Лимея! Как он мог её забыть! Какая сила набросила непроницаемый покров на его память?

Лимея взяла Пьера за руку и они пошли следом за светящейся живым пламенем фигурой.

Пьер вновь посмотрел на Лимею, завороженно глядящую вперёд. Как разительно изменилась её внешность, по сравнению с той, которая была представлена ему в саду Дэя. Теперь неувядающая юность её облика таинственно сочеталась с мудростью тысячелетий, тени которых ещё более подчёркивали вечную молодость горящего в глазах дерзновенного огня.

Взглянув под ноги, Пьер обнаружил, как лунная дорога со всё возрастающей скоростью молнией проносится под их медленно идущими ступнями. И лунный диск быстро приближается и увеличивается, заслоняя всё пространство.

Всего через несколько мгновений в его поверхности исчезла огненная фигура, а за ней и Пьер с Лимеей.

Они обнаружили себя в большой комнате, представляющей правильной формы куб. Непроницаемая чернота его внутренних поверхностей освещалась лишь светом стоящей к ним спиной фигуры. Комната была совершенно пуста.

Время, по-видимому, остановилось и они стояли, застыв в неподвижности, созерцая блики огня, переливающегося внутри контуров таинственной фигуры.

Вдруг она повернулась к ним и их глаза встретились.

Пьер увидел самого себя, но только бесконечно мудрее, неизмеримо осмысленней. Временами он смотрел на себя и на Лимею глазами этого человека, всё существо которого состояло из самой Жизни и Любви.

В то же самое время Лимея увидела всю себя, сотканную из пламени живого огня, на мгновение ощутив себя и его источником, н его пространством. Она тоже посмотрела на себя глазами этой божественно прекрасной женщины и поняла, что, словно и зеркале времён, она смотрит на себя настоящую из скрытого пеленой неведения будущего.

Когда сознание Пьера и Лимеи вернулось в их собственные глаза, огненная фигура вспыхнула на миг ослепительным светом и исчезла.

Почти в то же мгновенье на стенах, полу и потолке, стереоскопическими картинами зажглись двадцать два квадрата. По пять на каждой стене и по одному на полу н потолке.

Сознание Пьера и Лимеи завороженно втягивалось в созерцание этих необычных картин.

Вот на одной из них, перед кубическим камнем, подняв левую руку к небу, опустив правую к Земле, стоит недавно видимый в комнате человек, всё существо которого являет вечно текучий и подвижный сплав жидкого огня. Пьер смотрит на себя из его глаз, а потом снова созерцает изображённую на картине фигуру, различая разложенные на каменном кубе меч, жезл, чашу в пентакль.

Непроизвольно Пьер поворачивается и видит другую картину. На ней изображён тот же самый человек, который стоял перед кубом материи, соединяя собою при помощи поднятой н опущенной рук небо и землю, являя собой воплощение всезнания и всемогущества, четыре символа которого послушно лежали на каменной глади. Но только облачением человека на этот раз были не живые пламена, а шутовской наряд. Его взгляд потерял не только мудрость, но даже осмысленность, будучи неподвижно устремлён на чем-то заворожившую его химеру. И чем дольше он на неё смотрел, тем безумнее становился его взгляд. Безумец шел, не видя под ногами дороги. Он уже подходил к пропасти, в глубине которой уже разевал свою ужасную пасть крокодил. В ногу безумца с остервенением вцепилась собака, видимо, пытаясь предотвратить его последний, роковой шаг.