Герои забытых побед - Владимир Шигин

— И что это Дубасов так беспокоится? — раздражённо хмыкали столичные начальники, читая его послания. — Зачем вкладывать огромные деньги в Приморье, когда мы всегда можем перегонять корабли на Балтику и тут всё прекрасно ремонтировать!

В неоднократных донесениях Дубасов пытался обратить должное внимание Петербурга и на приготовления Японии к войне. «Страна деятельно и настойчиво готовится к ней и в виду этого мы, по моему убеждению, не можем связывать себе руки в действиях, которые прямо необходимы, чтобы не быть застигнутыми в беспомощном состоянии. Об этом я не могу и не должен умалчивать перед моим начальством прямо по долгу присяги». Правильность данной им оценки дальневосточного вопроса полностью подтвердилась последующими событиями, вызвавшими неудачную для России войну с Японией.

В конце концов терпение у начальства лопнуло.

— Дубасов устал, и его пора менять! — резюмировал адмирал Авелан после очередного дубасовского послания. — Он прямо-таки хочет поссорить нас с японцами!

— Этого крикуна и паникёра давно пора приструнить! — согласился генерал-адмирал Алексей Александрович, больше известный в морских кругах под прозвищем Семь пудов августейшего мяса.

Император, как это обычно за ним водилось, повздыхал:

— Конечно, Фёдор Васильевич — герой турецкой войны. Но уж больно неуживчив стал. Подавай ему войну, и всё тут! А где мы ему войн понаберём?

Посмеялись. Николай рапорт генерал-адмирала об отзыве Дубасова в Петербург подписал.

В двадцатых числах июля 1899 года, когда командующий готовил эскадру к новому походу в Порт-Артур, во Владивосток прибыл вице-адмирал Гильтебрандт. Немного смущённый ситуацией, он передал Дубасову засургученный пакет.

— Всё ясно и без бумаг высочайших! — буркнул Дубасов, печати срывая. — Ну вот, значит, и отплавался я! Принимайте дела! И поздравляю вас с назначением!

В последний день июля Дубасов спустил свой флаг на своём любимом «Рюрике», на катере обошёл эскадру, прощаясь с командами и кораблями. Через несколько часов паровоз уже уносил его от берегов Тихого океана, уносил навсегда. Горькую пилюлю отстранения от службы Дубасову подсластили вице-адмиральским чином и должностью начальника технического морского комитета.

Справедливости ради следует сказать, что Гильтебрандт, едва приняв командование эскадрой и войдя в курс дела, также стал требовать приобретения порта на юге Кореи и также не нашёл никакой поддержки. Проблема незамерзающей русской военно-морской базы на Тихом океане, пусть крайне неудачно, была решена.

Начало войны с Японией и бандитское нападение на Порт-Артур, закончившееся торпедированием нескольких наших кораблей, Дубасов воспринял как неизбежное зло. Тотчас поехал в министерство узнать: может, ему какую-нибудь должность на действующем флоте предложат?

— Я готов на любое место! — заявил он Авелану. — Могу эскадру, отряд кораблей принять, далее портом командовать. Опыта хватит!

— Успокойтесь, Фёдор Васильевич! Тут и так голова кругом идёт! — не очень вежливо оборвал его управляющий министерством. — Надо будет — позовём!

— А кто назначается командующим Тихоокеанской эскадрой? — поинтересовался Дубасов.

— Государь распорядился определить туда Макарова.

— Что ж, Степан Осипович кандидатура достойная, — заметил Дубасов.

Дубасов и Макаров были старыми друзьями и соперниками одновременно. Оба — герои турецкой войны, оба всё время шли и в чинах, и в должностях, как говорят, «ноздря в ноздрю». Конечно, Дубасову было где-то обидно, что не его, а Макарова определил государь к столь важной должности, но зла на Степана Осиповича Дубасов не держал, и на вокзал проводить его пришёл, и на прощанье обнял.

И Макарову, и Дубасову история отвела своё место. Оба остались в народной памяти, но, увы, по-разному. Вице-адмирал Макаров погиб на броненосце «Петропавловск», подорвавшемся на мине. Судьба Дубасова сложилась иначе.

НА ДИПЛОМАТИЧЕСКОМ ПОПРИЩЕ

С возвращением в Петербург для Дубасова наступил относительно спокойный отрезок его жизни. Должность председателя Морского комитета при всей её важности и хлопотливости всё же была куда более спокойна, чем должность командира отдельной эскадры. Теперь Дубасов мог наконец-то быть в кругу семьи, что для моряка всегда является синонимом настоящего счастья.

В это время в адмиральских кругах европейских государств кипели самые нешуточные страсти. Тон задавали французы. Французская «молодая школа» во главе с адмиралом Оба, отводившая миноносцам главенствующую роль в будущих морских войнах, приковала к себе внимание адмиралов многих стран. Но наиболее ревностные почитатели идей Оба нашлись в России. Принцип противопоставления маленьких и недорогих корабликов неприятельским броненосным эскадрам казался тогдашнему руководству Морского ведомства очень привлекательным. Тем более что Балтика с её многочисленными шхерами, островами и проливами действительно выглядела идеальным театром для применения миноносцев. Последовательными сторонниками «молодой школы» стали адмиралы Дубасов и Макаров, капитаны 1-го ранга Щенснович и Доможиров. В своей книге «Рассуждения по вопросам морской тактики» Макаров недвусмысленно намекал, что главным препятствием на пути превращения мин Уайтхеда в главнейшее наступательное оружие является пресловутая российская «экономия», запрещавшая стрелять торпедами с больших дистанций. Вместе с тем самодвижущаяся мина в 1890-е годы была всего лишь в три раза дороже, чем выстрел из 12-дюймового орудия. Поэтому, по словам Макарова, миноносцам надо, «не дожидаясь сближения на пистолетный выстрел, стрелять минами на всякие доступные им дистанции». Тогда эскадра вражеских броненосцев не сможет противостоять массированной атаке кораблей-москитов и будет разгромлена. Старый миноносник Дубасов полностью поддерживал своего коллегу. Адмиралы были искренне убеждены, что «величина судна не есть сила», и даже предлагали вообще отказаться от строительства больших броненосных кораблей.

Однако теоретические споры были вскоре оставлены до лучших времён. На Востоке сгущались тучи возможной войны, а в самой стране поднимали голову террористы всех мастей. В 1902 году в жизни адмирала и его семьи произошло событие, ставшее зловещим прологом его собственной дальнейшей судьбы. 2 апреля произошло покушение на старшего брата жены Дубасова — министра иностранных дел Сипягина, с которым адмирал был в очень близких отношениях. Террорист-эсер Степан Балмашёв, одетый в мундир адъютанта Генерального штаба, пришёл в Мариинский дворец и, встретив министра на лестнице, вручил ему пакет с вынесенным ему смертным приговором, затем плюнул в лицо и только после этого выстрелил два раза из револьвера в упор. Спустя несколько часов Сипягин скончался.

Циничное убийство родственника и друга произвело на Дубасова тягостное впечатление. Когда же перед самыми похоронами убитого министра стало известно, что террористы собираются взорвать и саму похоронную процессию, чтобы уничтожить собиравшихся участвовать в ней обер-прокурора Святейшего синода Победоносцева и генерал-губернатора Петербурга Клейгельса, Дубасов всё же принял в ней участие и демонстративно шёл рядом с обер-прокурором. Отметим, что от участия в похоронах брата не отказалась и супруга адмирала, хотя он её и отговаривал, ссылаясь на опасность мероприятия.

— Мы не должны дать себя запугать бандитам! — говорил Дубасов в те нелёгкие для него и его семьи дни. — Их террор только на это и рассчитан. Если эти разбойники только почувствуют наш испуг и неуверенность, то они разорвут Россию в клочья!

Как председатель Морского технического комитета Дубасов в то время много занимался кораблями, готовящимися к походу на Восток для усиления Порт-Артурской эскадры. Особенно много хлопот было с броненосцами типа «Бородино». Ещё при строительстве перегрузка этих кораблей превышала восемьсот тонн. Теперь же, заваленные доверху углём и другими припасами, броненосцы имели перегрузку в 1700 тонн каждый.

— Идти в поход, а тем более в бой с таким превышением водоизмещения — самоубийство! — делился мнением с сотрудниками только что вернувшийся из Ревеля Дубасов. — Главный броневой пояс полностью ушёл в воду, а метацентр снизился почти до восьмидесяти сантиметров!

Помощник председателя инженер Кутейников тут же делал на бумаге предварительные расчёты. Закончив, поднял голову:

— Верно, Фёдор Васильевич, столь чудовищная перегрузка гибельна. Броненосцы, лишённые брони, будут простреливаться насквозь и переворачиваться при самых незначительных кренах. Что только думает об этом Рожественский?

— Вины Зиновия в том нет, — мрачно отвечал вице-адмирал. — Он взял то, что ему дали. Истинная причина кроется в поспешности строительства и незавершённости испытаний. Но об этом сегодня из высшего руководства и думать никто не будет, поэтому будем что-то решать сами, сколь хватит сил и времени.