Коптский крест - Борис Батыршин

Глава 5

Поход на Сухаревку обернулся неожиданной удачей. Нет, ничего особо ценного найти не удалось – так, три кремневых пистолета разной степени сохранности, походный офицерский погребец, вицмундирная шпага почтового ведомства и охапка бытовой мелочовки. Дело было в другом – Олег Иванович нашел помощника.

Найденные на Сухаревской толкучке сокровища оттягивали руки и все норовили рассыпаться по брусчатке. Олег Иванович уже успел расколотить полуштоф дымчатого стекла (заказ ребят из Ахтырского полка, готовящихся к празднованию юбилея клуба), когда на очередной, уже последней на сегодняшний день, рогожке углядел настоящую жемчужину – парадную шпагу одного из гражданских ведомств империи. Находка была немедленно приобретена – и тут Олег Иванович с ужасом понял, что унести все это в руках будет решительно невозможно. Барахольщик увязал покупки в какую-то невообразимую рогожу, но Олег Иванович колебался – будь дело в двадцать первом веке, на каком-нибудь Тишинском рынке – он и сам дотащил бы поклажу до парковки; но здесь нравы были иными. Солидному, прилично одетому господину не пристало разыгрывать из себя клоуна, таскаясь с охапкой старья по главной московской барахолке. Было решительно неясно, что делать дальше, и тут к «торговой точке» подскочил малый лет шестнадцати.

Проблема сразу уладилась. Парнишка за три копейки подрядился донести поклажу до извозчика и по дороге разговорился со своим нанимателем. Молодой человек представился Яковом Гершензоном, приезжим из Винницы.

Жил он у родственника-аптекаря и зарабатывал деньги на учебу в университете. Гостя из двадцать первого века тронул рассказ юноши, рискнувшего явиться в Москву, несмотря на сложности, ожидающие здесь его соплеменников. Оказалось, что Яков не терял времени даром и хорошо изучил разные стороны московской жизни. Узнав, что наниматель – приезжий из Америки и разыскивает на московских толкучках старое, первой половины века, оружие и прочий «военный антиквариат», молодой человек вызвался помочь. Он знал московских евреев-старьевщиков и мог раздобыть все, что нужно, не затрудняясь поисками по рынкам. А когда Яша присоветовал обратиться к знакомому унтеру с Волыни, который служил писарем при складах московского гарнизонного полка, Олег Иванович понял, что напал на золотую жилу. Оказывается, оружейные мастерские, а то и отдельные купцы, из числа ведущих свои дела в Сибири, охотно приобретали негодное, времен Крымской войны или Венгерского похода, оружие для переделки в охотничьи ружья или для торговли с северными инородцами. Яша уверял: старое ружье, изготовленное при государе Николае Первом, можно купить всего-то за рубль с полтиной, если подмазать писаря при складе.

В общем, молодой человек проводил Олега Ивановича до Гороховской, помог занести покупки в дом и был нанят в качестве помощника с жалованьем рубль в неделю плюс премии за выполнение заданий. После чего новоявленный Планше получил на расходы рубль серебром и был отправлен налаживать контакты с ушлым писарем.

Глава 6

Тем временем пришло время долгожданного велопикника. Ехать было решено всем вместе, на трех пролетках: на одной – семейство Овчинниковых, а на другой – Ваня, Олег Иванович и груз в виде двухколесных машин. Дабы не будоражить раньше времени московскую публику, аппараты были укутаны в рогожу. Третья пролетка была предназначена для прислуги Овчинниковых, Марьяны, с корзинами для пикника. Уселся в нее и Яша – Олег Иванович впервые представил молодого человека публике как своего помощника.

И вот настало утро тридцатого мая. Вчера Николка с Мариной завершили очередной учебный год – это событие Овчинниковы отметили чаепитием, на которое был зван и Ваня. Разговор за столом вращался вокруг предстоящего пикника; Марина говорила обиняками, намекая на загадочную подругу, жаждущую познакомиться с приезжими из Америки. Николка с Ваней были заинтригованы; но девочка отказалась выдавать какие-либо подробности.

Оставалось ждать до завтра – и друзья не стали терять времени даром. До поздней ночи Николка с Ваней просидели в мастерской, наводя лоск на свои машины. Николка уже успел опробовать кикбайк – и во дворе дома на Гороховской, и в Москве двадцать первого века. Выезжать на улицы девятнадцатого пока не рискнули: хотя формально запрет на передвижение относился только к велосипедам, Олег Иванович строго-настрого запретил эксперименты.

Последнее утро весны выдалось в одна тысяча восемьсот восемьдесят шестом году на редкость солнечным и теплым. Отправив Фомича искать извозчиков, Овчинниковы и их постояльцы окунулись в предпраздничную суету – на двор выносили корзинки с продуктами для пикника, а Николка и Ваня, одетые в приобретенные к этому случаю английские костюмчики с бриджами и круглыми жокейскими шапочками (Иван скептически ухмыльнулся, увидев эти головные уборы, но спорить не стал), вытаскивали из мастерской укутанные рогожей велосипеды.

Жильцы-студенты охотно помогали – слухи о том, что в доме теперь будет веломастерская, успели разойтись, и кое-кто из обитателей дома на Гороховской уже пытался наладить знакомство с передовым господином из Америки. Многие из жильцов Овчинникова учились в расположенном неподалеку Императорском техническом училище; велосипед же по праву считался здесь вершиной технического прогресса.

Студенты с шутками и прибаутками помогали вытаскивать поклажу из мастерской и гадали: отчего громоздкие машины оказались такими легкими? Наконец прибыл Фомич с извозчичьими пролетками. Багаж увязали, все расселись по местам – и кортеж тронулся в путь.

Да, ну и денек! Если отец хотел произвести впечатление на велосообщество Москвы – ему это, безусловно, удалось. Да еще как удалось! Надо было видеть, как расфранченные дамы и элегантные джентльмены уставились на нас с Николкой, когда мы лихо выкатили из аллеи на большую лужайку Петровского парка!

Операция была проведена по всем правилам военного искусства. Сначала Николка был отправлен на разведку; вернувшись, он отрапортовал, что бициклисты собрались на большой лужайке парка; слуги разворачивают столы для фуршета, а публика рассекает по дорожкам вокруг лужайки на своих цирковых агрегатах.

Так что мы дождались, когда на аллее будет поменьше народу, и, разогнавшись, ворвались в самый центр событий. Отец что-то кричал нам вслед – да где там! Заставь дураков богу молиться…

Центральная лужайка Петровского парка представляла собой круглую поляну с небольшим холмиком посредине, на котором примостилась уютная ажурная беседка. В беседке и легких полотняных шатрах вокруг суетились слуги – расставляли на столах блюда, корзины, бутылки, фужеры, столовые приборы. Над беседкой лениво колыхался транспарант с неразличимой надписью, а по периметру лужайки, по дорожке, в окружении двух рядов аккуратно постриженных кустиков, двигалась шеренга велосипедистов. На глаз, здесь было человек пятьдесят – и все, как один, на нелепых двух-трехколесных машинах.