Седая Борода - Брайан Олдисс

Натянув брюки, Седая Борода зашагал босиком по мокрой от росы траве. Марта и Чарли стояли на берегу, вглядываясь в туманную мглу; он подошел к ним и положил руку на плечо жены. В это утро туман был густой, как молоко. Холмы позади совсем пропали из вида. Женщины, члены религиозной общины, заслышав шум парохода, ковыляли к берегу.

— Учитель явился! Учитель явился! — кричали они. Рокот двигателя стих. На реке воцарилась тишина. Седая Борода и его спутники напрягали зрение.

Призрачный пароход бесшумно скользил по воде. Казалось, он не содержал твердой субстанции, имея лишь зыбкие очертания. На палубе неподвижно стояли люди. На берегу старушки, у которых еще сохранились силы, опустились на больные колени и возопили:

— Учитель явился, чтобы спасти нас!

— Я думаю, еще можно найти угля, если знать, где искать, — сказал Седая Борода Марте. — Угольные шахты сейчас вряд ли действуют. Можно еще топить дровами. Нам лучше не терять бдительность, но, похоже, у экипажа нет враждебных намерений.

— Теперь я знаю, что чувствовали дикари, когда внезапно появились миссионеры с грузом Священного Писания, — заметила Марта. Она разглядывала длинное полотнище, прикрепленное к поручням парохода. На полотнище было написано: «Покайтесь — пришел Учитель!» И ниже, более мелкими буквами: «Для Второго Времени нужны ваши дары и молитвы. Подношения способствуют нашему общему делу».

— Похоже, Священное Писание имеет свои расценки, — усмехнулся Седая Борода.

Люди на пароходе сняли одну секцию поручней и спустили на воду небольшую лодку; очевидно, они намеревались высадиться на берег. В то же время после некоторого невнятного шума начал вещать громкоговоритель, обращаясь к старухам на берегу:

— Женщины острова Виттенхэм, Учитель обращается к вам! Он вас благословляет и явит вам свой лик. Но сегодня он не покинет этот священный корабль. Если вы хотите говорить с Учителем, поднимайтесь на борт сами. Мы высылаем лодку для вас и ваших даров. Помните: всего дюжины яиц достаточно, чтобы предстать перед Учителем, а за одну курицу вы можете поговорить с ним.

Лодка отошла от парохода и направилась к берегу. На веслах сидели две женщины — они гребли, согнувшись в три погибели, кашляли и задыхались, словно на грани тяжелого приступа. Они обрели более живой вид, когда выплыли из тумана и добрались до берега.

Марта схватила Тимберлейна за руку.

— Ты узнаешь эту женщину? Вон ту, которая сейчас плюнула в воду?

— Невероятно! Неужто старушка… как же ее звали?

— Мы оставили ее в том месте — Беки! Ну, конечно, Беки Томас!

Марта устремилась к берегу. Обитательницы острова теснились у лодки, спеша занять места. В корзинах или просто в руках у них была разная снедь, очевидно подношения Учителю. Беки стояла в стороне и равнодушно взирала на происходящее. Она выглядела еще грязнее, чем в те времена, когда жила в Спаркоте, и гораздо старше, хотя осталась такой же толстой. У нее ввалились щеки и заострился нос. Глядя на нее, Марта подумала: «Она из поколения наших с Олджи родителей. Все-таки некоторым из тех стариков удается выжить — просто удивительно. Ведь раньше предсказывали, что все будут умирать в молодом возрасте. Беки, наверно, лет восемьдесят, не меньше». И тут же ее пронзила другая мысль: «Что останется от мира, когда мы с Олджи достигнем ее лет?»

Когда Марта подошла к Беки, та переменила позу и стояла, уперев руки в бока. На костлявом запястье старухи Марта заметила старые сломанные часы — некогда предмет гордости Товина. Что же стало с ним?

— Привет, Беки, — сказала Марта. — Мир тесен, не правда ли? Ты совершаешь летний круиз?

Беки не проявила особого воодушевления при виде Марты, а также Седой Бороды, Чарли и Пита, которые вскоре к ней присоединились.

— Теперь я принадлежу Учителю, — заявила Беки. — Поэтому я удостоилась особой милости и вынашиваю одного из детей Второго Времени. Осенью разрешусь от бремени.

Пит ухмыльнулся.

— Ты собиралась разродиться еще там, на ярмарке, сколько лет-то уж прошло, а? Что же с тем ребенком стало? Все небось пустая болтовня была? Я ведь с самого начала так и сказал.

— Я тогда была замужем, болван ты неотесанный, а Учитель еще не принял свое Учительство, и потому у меня, конечно, ничего не вышло. Только теперь я увидела свет и смогла зачать. Если ты, Марта, хочешь детей, поднеси дар Учителю, и он тебе поможет. Он творит чудеса, это истинно.

— Беки, а что стало со стариком Товином? — поинтересовался Чарли. — Он тоже с тобой на корабле?

— Старый Товин Томас был нечестивым человеком, Чарли Сэмюелс, и я больше о нем не думаю. Он не верил в Учителя, не захотел принять лечение Учителя и в результате умер от рака — под конец он весил не больше пятнадцати фунтов. По правде говоря, и слава Богу, что его не стало. Я с тех пор следую за Учителем. Скоро мне исполняется двести двадцать три года. А не выгляжу и на сто, правда?

— Это что-то мне напоминает, — заметил Седая Борода. — Кажется, мы знаем твоего Учителя, Беки. Это ведь Кролик Джингаданджелоу, не так ли?

— У тебя всегда был дерзкий язык, Седая Борода. Имей в виду: он уже не пользуется тем старым именем.

— Похоже, он пользуется старыми трюками. — Седая Борода повернулся к Марте. — Давай сходим в гости к старому мошеннику, посмотрим, как он поживает.

— Я не хочу его видеть.

— Понимаешь, мы не можем двигаться в таком тумане. Проблуждаем тут до осени, а нам пора идти дальше к устью. Давай поговорим с Джингаданджелоу, пусть возьмет нас на буксир. Капитан этого судна явно знает путь.

Они сели в лодку, добрались до парохода и поднялись на борт; к тому времени палубу уже заполнили поклонницы со своими подношениями.

Обитательницы острова по очереди заходили в каюту Учителя и получали благословение. Седой Бороде пришлось подождать, пока они все там не побывают. Затем его торжественно ввели в святилище.

Кролик Джингаданджелоу полулежал в большом кресле, завернувшись в нечто вроде римской тоги — очевидно, такое одеяние он считал более подходящим для своей нынешней роли, чем древнее собрание кроличьих шкур, которое он носил прежде. Учителя окружали предметы, служившие вещественной данью его божественному величию — теперь какой-то старик в шортах грузил их на тележку и увозил — овощи, утки, рыба, яйца, одна курица с только что свернутой шеей. Сам Джингаданджелоу по-прежнему носил вьющиеся усы и бакенбарды. Округлость, некогда присущая лишь его подбородку, распространилась и на другие части тела; он заметно раздобрел, лицо его, одутловатое и немного кривое, стало похоже на дородную луну и приобрело доселе небывалый благостный вид — впрочем, этой благости заметно поубавилось, когда вошел Седая Борода. Беки, очевидно, уже принесла весть о его визите.