Россия и Южная Африка: наведение мостов - Аполлон Давидсон

Это не значило, что преподаватели-русисты не заботились искренне о своих подопечных. Многие южноафриканцы, учившиеся в СССР, сохранили самые теплые воспоминания о своих первых советских учителях, помогавших им не только преодолеть языковой барьер, но и ориентироваться в незнакомой среде. Эти преподаватели приглашали студентов к себе домой (видимо, им это разрешалось), устраивали для них вечеринки, водили по местным достопримечательностям [807] .

После распределения студентов по вузам для обучения по специальности, идеологическую работу с ними вели кафедры общественных наук, отделы по работе с иностранными студентами, комсомольские и партийные организации вузов. Общим правилом было подселение в комнаты общежитий, где проживали иностранные студенты, «политически грамотных» советских студентов, хотя для этого требовалось согласие иностранцев. Во всяком случае так говорилось в упомянутой выше Справке [808] . И советские, и иностранные студенты считали, что такие «подселенцы» были кандидатами для работы в КГБ или уже работали на эту организацию, но у южноафриканцев это возражения не вызывало.

Носизве Нокве выбрала специальность инженера-химика. Шесть лет она проучилась в Бакинском нефтяном техникуме, закончив его в 1985 г. А в 1986-м приехала в Москву, поступила в Московский институт нефти и газа им. Губкина. Окончила в 1990 г. На вопрос о качестве образования она ответила: «Обучение было на самом высоком уровне. Я всегда говорю, что всем, чего достигла сегодня, я обязана своим родителям, которые меня научили уверенности в себе, и советской системе образования. На экзаменах там не только письменные ответы [809] , но и устная презентация. Несколько человек, которых ты никогда до этого не видел, слушают, задают вопросы. И это очень важно. Сегодня я могу стоять перед кем угодно. Я могу произнести речь перед 40-тысячной аудиторией. Нас учили излагать свои знания. Нас учили использовать информацию, понимать и интерпретировать то, чему обучали. Нас поощряли задавать вопросы, критиковать. Говорили: „Вы что, не поняли? Почему нет вопросов?“ Поощряли спорить. Здесь, в Южной Африке, есть курсы по презентации материала. Мне они не нужны. Система экзаменов в СССР научила меня этому» [810] .

В ЮАР Нокве вернулась, окончив вуз в 1990 г., уже после снятия запрета на АНК, но еще до его прихода к власти. К ее советскому диплому инженера отнеслись с любопытством, но без энтузиазма. Носизве начинала техником в лаборатории вместе с теми, кто только что окончил школу. Правда, зарплату ей дали чуть более высокую. К 2004 г. она стала генеральным менеджером логистики и поставок в государственной нефтяной корпорации Петро Саут Эфрика и одним из директоров в совете этой компании [811] .

Но советские инженерные дипломы все же в ЮАР признавали, медицинские – нет. У южноафриканских студентов-медиков, окончивших советские вузы, были большие проблемы с работой в ЮАР. Были трудности и с переучиванием специальной терминологии на английский язык. В середине 90-х годов для бывших студентов-анковцев, учившихся в социалистических странах, была создана специальная программа, финансировавшаяся австралийцами и позволявшая таким студентам поработать по специальности в Англии, Канаде или Австралии. После этого они получали вторую квалификацию или хотя бы опыт работы в англоязычной стране.

Южноафриканские студенты, как и все иностранные студенты в СССР, были объединены в землячество. Официально оно называлось Союзом южноафриканских студентов. Отделения землячества существовали везде, где были студенты-анковцы. Число членов отделений могло быть от нескольких человек до нескольких десятков. Число членов национального землячества постоянно менялось, так как состав все время обновлялся, но, по словам Н. Нокве (а она возглавляла одно время женскую секцию землячества), в конце 80-х годов оно объединяло 120–130 членов [812] .

Отделения землячества обсуждали документы АНК, занимались сбором средств и одежды для лагерей в Анголе. Там, где было много студентов, устраивали концерты, средства от которых тоже шли в Анголу. Пересылалось все это через Советский комитет солидарности стран Азии и Африки. Центральная организация землячества в Москве поддерживала отношения с группами солидарности с борьбой АНК в Швеции, Норвегии, Эстонии, с землячествами в других социалистических странах. Но главным, по мнению Носизве, была работа по разъяснению каждому студенту-анковцу, какова была его роль в СССР. Кроме учебы, все они должны были стать послами своей страны и дела АНК и мобилизовывать свое окружение на поддержку этого дела. Комитет солидарности снабжал их материалами, связывал, когда это было необходимо, с руководством АНК. Главой землячества в 80-е годы был Беки Ланга (позже – посол ЮАР в России). В отделениях землячества выступали руководители АНК, когда бывали в СССР, встречались со студентами. Бывали и неанковцы, выступавшие против апартхейда. Были, например, писатель Андре Бринк и политик Ф. фан Зейл Слабберт [813] .

В августе 1977 г. в Москве для южноафриканских студентов была организована летняя школа, ставшая и первой конференцией южноафриканских учащихся – членов АНК за рубежом [814] . Ее идеологическая направленность очевидна из письма председателя оргкомитета Южно-Африканской компартии Мвеси Масиси, содержавшего просьбу направить на конференцию представителя партии, который выступил бы с докладом на тему «Роль ЮАКП в борьбе за национальное освобождение». «Это особенно важно – писал Масиси – ввиду того, что ожидается участие целого контингента товарищей, приехавших недавно из страны» [815] . Подразумевались представители поколения Соуэто, очевидно, с точки зрения руководителей Союза, недостаточно политически грамотные.

У студентов из других африканских стран нередко возникали проблемы и с руководством советских вузов, и с рядовыми советскими гражданами. Поводы были самые разные: далеко не идеальные бытовые условия, недовольство студентов правилами вузов и образом жизни, который мог предложить им СССР, расовые предрассудки советских граждан и прямые столкновения с ними, особенно из-за девушек, постоянный контроль за ними со стороны советских властей вообще и администрации их вузов в частности. В некоторых случаях дело доходило до драк с советскими студентами, до официальных протестов со стороны иностранных студентов и других неприятностей. Бывало недовольство и содержанием предлагавшихся им курсов, например неприемлемое для многих негативное отношение к религии [816] .

Южноафриканских студентов все это касалось в меньшей степени. АНК обычно проводил строгий идеологический отбор, и идеологическая сторона советского образования была куда ближе им, чем многим другим студентам. К тому же им было что терять: если студента – члена АНК исключали из советского вуза, то его исключали и из АНК. Вот, например, одно из постановлений Национального исполкома АНК от 12 мая 1968 г.: «Обсуждено дело товарища Мозеса Матемоджи. Собранию было сообщено, что этого товарища исключили из института в СССР. Постановили: в соответствии с существующим решением Исполнительного комитета и на основании прецедентов, о которых было сообщено, исключить этого товарища из АНК со дня этого заседания» [817] . Стоит, видимо, добавить, что в то время исключение из АНК означало и лишение всех средств к существованию.

Бывали, конечно, неприятные эпизоды, связанные с пьянством, с девушками. Токьо Сехвале свидетельствовал, например, что в начале января 1976 г., в первые дни его пребывания в подмосковном военном учебном центре, одного из его коллег, Стива, поймали на том, что он ночью пытался силой войти в комнату единственной в группе женщины. Та довела это до сведения советского инструктора, и через два дня Стива отправили обратно в Танзанию [818] .

Но такие случаи не были политическими. Первый и, возможно, единственный эпизод, когда южноафриканский студент открыто выступил против советских властей по политическим мотивам, был связан с Хилелем Тиктиным. Но он не был анковцем. Тиктин говорил о себе, как об «антисталинском марксисте»: он был троцкистом. Он приехал на учебу в СССР из Англии в 1960–1961 гг., когда отбор студентов еще не был очень строгим, по своей собственной инициативе. Подготовительный курс русского языка Тиктин проходил в Киеве, и уже там он помог организовать протест студентов из Египта, Ганы, Нигерии и Кубы против «украинского расизма». После этого он учился в аспирантуре экономического факультета Московского государственного университета. Однако диссертацию, по его словам, не приняли из-за того, что в ней он «критиковал и английскую, и южноафриканскую компартии». Затем Тиктина исключили из южноафриканского землячества, как он пишет, из-за того, что он был белым [819] . В это последнее трудно поверить – скорее всего, исключение произошло по политическим мотивам.

Ленинская школа