Фрейя. Ведущая волков - Аля Файпари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лунный свет выделял на полу осколки разбитой бутылки. Или даже нескольких. Будто кто-то специально кинул их в стену.
Снова стук.
Озадаченно посмотрев в маленькое окошко, но ничего там не увидев, я направилась ко входной двери, ведомая каким-то нехорошим предчувствием.
На улице было пусто, в окнах других хижин – темно.
Прислушавшись, я поняла, что привлекший меня звук доносится из леса, и последовала за ним.
Еще никогда мое передвижение по лесу не сопровождалось таким шумом: раненая нога то и дело подкашивалась, и я спотыкалась, задевая сучья и коряги. Стук быстро приближался.
После непродолжительного блуждания между деревьями я выхватила из теней силуэт маленькой постройки. Возле старого сарая, снизу доверху заполненного дровами, стоял высокий мужчина. Холодный лунный свет играл на вспотевшем, обнаженном по пояс теле. Он с силой, даже с яростью раскалывал поленья, интуитивно заменяя разрубленные новыми.
Как завороженная, я наблюдала за движениями мышц, не решаясь подойти ближе.
– Ник, – тихо окликнула я, но он не отреагировал, продолжая взмахивать топором так сосредоточенно, будто от этого зависела жизнь. Зато встрепенулась овчарка, как обычно лежавшая рядом с хозяином. Она угрожающе поднялась, но, поведя носом, завиляла хвостом и тявкнула.
Я приблизилась и снова позвала Николаса, однако опять ничего не добилась. Казалось, он, наоборот, ускорился, резко отшвыривая половинки поленьев в сторону.
Собравшись с духом, я подошла еще ближе и остановилась прямо за его широкой спиной. Дождалась, когда он опустит топор, и только тогда робко протянула руку и положила ему на плечо.
– Эй.
Твердые мышцы под моей ладонью превратились в камень. А в следующее мгновение к моему горлу приставили длинное острое лезвие. Так близко, что я даже задержала дыхание, боясь, что малейшее движение – и кожа обагрится кровью.
Лицо Николаса вплотную приблизилось к моему. Темнота не позволяла мне разглядеть его выражение, но я чувствовала, как до моей кожи долетает хриплое, тяжелое дыхание, а нос улавливал исходивший от него крепкий запах.
– Это я, – произнесла я почти беззвучно.
Его вид больше не был таким диким. Взгляд прояснился, и он отпрянул.
– Фрейя? – с недоверием просипел он.
Я кивнула, встревоженно оглядывая незнакомого Николаса. Вспомнила, каким ласковым и осторожным он был, когда нашел меня в лесу, и слегка зарделась.
– Живая, – облегченно выдохнул он. Его плечи опустились, будто с них упал тяжелый груз, и Николас дернулся, видимо, желая меня обнять, но в последний момент опомнился. Опустил руки, отошел на пару шагов, хмуро уставившись в землю. – Зачем ты встала? Тебе нужно лежать.
– Ну, знаешь, – усмехнулась я, – этот грохот разбудил бы даже мертвого, – и указала на огромную кучу расколотых дров.
При слове «мертвый» он едва заметно вздрогнул и потер лицо ладонью, пытаясь это скрыть.
– Прости. Я немного забылся.
– Ничего, – пробормотала я, смотря на него во все глаза. – Что ты здесь делаешь? Ночь ведь.
Он пожал плечами, отрешенно уставившись на свои руки.
Я тоже опустила на них взгляд и ахнула.
– Что это?! – Я схватила его ладонь и осторожно отцепила от рукояти топора побелевшие от судорожного сжатия пальцы. Топорище было обагрено кровью, а из огрубевшей кожи торчало два крупных осколка. – Почему ты их не вытащил? – в недоумении воскликнула я.
Николас выглядел не менее обескураженным.
– Я… не знаю. Не замечал.
«Насколько сильно нужно было забыться, чтобы не заметить такое?»
– Идем.
Я обхватила его широкое запястье и мягко потянула за собой. Николас покорно пошел следом, часто моргая. Но он мигом протрезвел, когда заметил мою хромоту..
– Как можно было встать с кровати и пойти невесть куда с такой раной? – Он строго заглянул мне в глаза, а я против воли улыбнулась. «Возвращался». – Я могу тебя понести.
– Ты сам еле идешь, – фыркнула я и поковыляла дальше, по-прежнему ведя его за собой и с трудом сдерживаясь, чтобы не кривиться от боли.
– Я не пьян, – возразил Ник. Впрочем, не очень уверенно.
– Угу.
Пошатываясь, он еще несколько раз настойчиво предлагал понести меня, но я категорично отказывалась. Хотя Николас с таким страдальческим выражением лица наблюдал за моей хромотой, что в какой-то момент ему почти удалось меня уговорить.
Переступив порог кухни, он все с тем же изумлением уставился на беспорядок.
Я покосилась на него, и он стыдливо отвел глаза.
– Сядь, я уберу.
Ник тяжело опустился на скамью, но, встрепенувшись, попытался подняться вновь.
– Нет, я сам.
– Сиди! – повысила я голос, вручила ему трость и присела на корточки, чтобы собрать осколки.
В комнате воцарилась тишина.
Ласка устроилась под столом, у ног хозяина, и в ожидании смотрела на него. Но Николас исподлобья следил за мной, ерзая на скамейке, явно испытывая неловкость. Вся его привычная уверенность и расчетливая холодность испарились. Даже сейчас он совершенно не выглядел слабым – эта черта вообще была с ним не соотносима.
Он просто казался… потерянным.
– Ну вот, – подала голос я, когда сгребла осколки в потрепанный мешок. Затем набрала из бочки воды в глубокую миску, поставила ее на разделочный столик у окна и поманила его к себе.
– Подойдешь?
Ник с готовностью приблизился. Он даже не поморщился, когда опустил ладонь в холодную воду. Просто отрешенно смотрел на то, как по прозрачной поверхности расплываются кровавые кольца.
Я взяла чистую тряпку и, обхватив его руку, осторожно вытащила осколки, после чего начала промывать раны
Ник молчал.
– Тебя что-то беспокоит? – неуверенно спросила я, кинув взгляд на его мрачное лицо.
Он не отвечал так долго, что я уже перестала надеяться на продолжение разговора.
– Мне следовало предусмотреть это, – с трудом вымолвил он.
– Что? – нахмурилась я и замерла. Вода с мелодичным звуком лилась с тряпки в миску.
– Нельзя было отпускать вас к реке одних, – безучастно отозвался он, уставившись в темноту за окном.
Мгновение я изучала его напряженный профиль.
– Подожди, ты что, считаешь, что все это произошло по твоей вине?
Однажды он задавал мне похожий вопрос.
– Ты поэтому напился?
Ник поморщился.
– Обычно я не пью. Да и сейчас вполне трезв. Не знаю, как это случилось, просто мне было…
Договаривать он не стал.
Я понимала, что он никогда не признается в открытую, что ему было плохо и тяжело. Будет мучиться, но не поделится.
– Но это не так, – искренне возмутилась я, но Николас даже бровью не повел. – Ты вообще к этому не
