М.Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество - Павел Висковатый

Экспедиция 1837 года была предпринята для постройки новых крепостей на черноморской линии. Постройка этих фортов началась в 1833 году. Основанием кордонной линии было Ольгинское укрепление, крайней точкой — Геленджик. Затем каждый год Вельяминов предпринимал походы для ознакомления с краем, сожжения аулов и воздвижения новых крепостей. Экспедиции 1837 года должна была быть обширнее предыдущих. Отряду назначено было действовать преимущественно на южной стороне хребта, к юго-востоку от Геленджика, целью действия было занятие устьев двух рек: Пшады и Вулана (Чуапсина) и построение укреплений в крае, куда еще не проникали русские войска.

В состав действующего отряда назначены были Тенгинский и Навагинский полки в полном составе и два батальона Кабардинского, две роты саперов, четыре пеших черноморских казачих полка, несколько конных сотен линейного войска и три батареи 1-й артиллерийской бригады. Тут же находилось много офицеров из гвардии и армейских частей, прикомандированных для участия в военных действиях отряда. Офицеров, приезжавших из войск расположенных в России, поражали в кавказской армии самостоятельность ротных и батальонных командиров, разумная сметливость и незадерганность солдат; унтер-офицеры были вообще очень хорошие и люди заслуженные; в это звание производили не за наружность и ловкость во фронте. Вообще в войсках видны были остатки преданий суворовского времени. Между офицерами встречалось немало кутил, но старшие берегли молодежь и честь полка. Вооружение, в особенности пехоты, было плохое. Старые кремневые ружья и на сто шагов стреляли неверно, дела решались рукопашным боем, штыком, и вообще выработалось презрение к огнестрельному оружию. Понятно, что этот порядок вещей и военная служба на Кавказе должны были прийтись по вкусу Лермонтову, ненавидевшему мелкие стеснения фрунтовой службы, испытанной им в Петербурге. Порядок и жизнь кавказская приходились по нутру этой свободолюбивой натуре, и, естественно, что, вернувшись в столицу, он уже 1838 году стремится бежать от службы в гвардейском полку и просится обратно на Кавказ, но его не пускают.

Экспедиция была нелегкая.

«В Петербурге, — говорит очевидец, — глядели на дела своеобразно и там не подозревали, что войска имели дела с полумиллионным горным населением, никогда не знавшим над собой власти, храбрым, воинственным, которое в своих горных, заросших лесом трущобах на каждом шагу имеет сильные природные крепости. Там еще думали, что горцы не более как возмутившиеся русские подданные, уступленные России их законным повелителем, султаном, по Адрианопольскому трактату». 9 мая отряд тронулся под начальством генерала Вельяминова. Горцы знали о движении русских войск и были в большом сборе. Всюду, где местность представляла удобство прикрытия, войска испытывали нападение засевших за кустами и камнями горцев. Шла постоянная перестрелка, перемежавшаяся дикими криками горцев и громким «ура»! Трофеями дня были несколько трупов горцев, у которых отрубили головы и затем завернули и зашили в холст. За каждую голову Вельяминов платил по червонцу и черепа отправлял в Академию наук. Поэтому за каждого убитого горца шла упорная драка, стоявшая порой много жизней с той и другой стороны. У горцев образовался обычай, отправляясь в военное предприятие, давать друзьям и союзникам клятвенное обещание привозить обратно мертвых, или, если то окажется невозможным, отрубать голову убитого и привозить ее семейству; не сделавший этого принимал на себя обязательство всю жизнь содержать на свой счет вдову и детей павшего товарища.

Первые же сутки обошлись недешево: было убито и ранено 50 человек, в числе которых были офицеры и полковой командир Тенгинского полка Кашутин. Отряд двигался с возможными предосторожностями — живой крепостью, имевшей вид длинного четырехугольника. Авангард и арьергард двигались по ущелью или долине, а боковые прикрытия — по горам на таком расстоянии, чтобы пули горцев не могли бить в колонны, где были остальные войска и обоз. Дороги были плохие, местность в горах покрыта лесом. Чтобы держать боковые прикрытия на своих местах и чтобы цепи стрелков не разрывались в закрытой и пересеченной местности, их часто окликали сигнальными рожками. Этим способом, при условленных заранее сигналах, передавались все приказания при движениях. Самая трудная роль доставалась обыкновенно арьергарду, а самая легкая — авангарду, где редко бывала серьезная перестрелка. Случалось, что отряд растягивался на несколько верст, иногда пять и более. Тогда боковые прикрытия усиливались. Вельяминов зорко следил за всеми, ничего не оставляя без внимания. Каждый солдат был уверен, что старый генерал его видит.

Вечером перед ночлегом тщательно осматривались аванпосты и цепи. Лагерь становился обыкновенно в том же порядке — длинным четырехугольником. Зажигались большие костры, которые указывали место расположения войск. Если где потухал костер, Вельяминов сердился и посылал начальникам выговоры в весьма резких выражениях.

При самом начале движения пятеро горских старшин приехали к аванпостам для переговоров с Вельяминовым. Это были пять стариков очень почтенной наружности, уполномоченные от горских племен Они явились хорошо вооруженными, но без всякой свиты. Вельяминов принял их с некоторой торжественностью, окруженный всем своим штабом. Он был при шашке и из предосторожности привесил кинжал. Не раз бывали примеры, что фанатики-горцы бросались на врагов своих во время переговоров. Депутаты старались убедить генерала, что султан никогда не имел права уступать их земли России, ибо он никогда не владел этою землей.

Они сообщали, что весь народ единодушно положил драться с русскими не на жизнь, а на смерть, пока не выгонят русских со своей земли. Они хвастались своим могуществом и искусством в горной войне, храбростью сыновей своих, меткостью стрельбы их. Речь свою старики кончили предложением русским вернуться за Кубань и впредь жить с ними в добром соседстве. На длинную речь депутатов, принадлежавших к высшей черкесской аристократии, Вельяминов отвечал коротко, объясняя, что он идет туда, куда велел ему белый царь, и что если ему будут сопротивляться, то сами ответственны за те бедствия, которые изведают. Он заметил, что если наши воины и стреляют хуже, то зато на каждый выстрел врагов ответят сотней пуль. Тем конференция и кончилась.

Оказалось, что скопище горцев было огромное, оно доходило до 10 тысяч конных и пеших. Лазутчики уведомили, что все поклялись драться до последней капли крови, а за тайные сношения с русскими назначена смертная казнь. Несколько дней биавуачные огни горцев видны были на большое пространство. Численность их увеличивалась. Они ждали движения русского отряда, чтобы удобнее напасть на него. Старый Вельяминов не трогался из лагеря, огражденного засекой. «Подождем, — говорил он, — у них генерал-интендант неисправный. Когда они поедят свое пшено и чужих баранов, сами разойдутся». Так оно действительно и случилось, голод вынудил большинство удалиться. И только малая часть вела перестрелку с нашественниками.