Иду на вы… - Ким Николаевич Балков

не гибельность на избранном пути, а непременно одоление противника, пусть даже и превосходящего тебя в воинском ремесле, а еще тайную и от самого себя скрываемую злую радость: ведь ты все еще жив и в руках у тебя высшей закалки сабля, которая исправно служит уже многие леты. Что-то подточило недавно еще бьющую живым ключом уверенность в людях, а кое у кого от нее осталась только тень. Нет ее, как нет от прежних лет хранимого чувства, чистого и ясного в своей неколеблемой твердости, а душа как бы подостыла и уж не притянет к победе, но к чему-то горькому и обидному, даже если ныне удастся побить дружины русского кагана, то и тогда вряд ли что-то поменяется в людях: душевная стойкость, однажды надломившись, едва ли вернется на прежние пути свои. Может, потому на сердце томление, противное естеству воина, что и в земле-матери ощущаемо колебание, словно бы и она поменялась и отступилась от своих сынов. Так ли это, нет ли, кто скажет? Смутно на сердце у потомков колена Симонова и полуколена Манасиева еще и потому, что они не чаяли встретить россов у порога своего дома. Иль не сказывали рахдониты на базарных площадях, что уже не подымется Русь, обтесался дух ее об агарянскую саблю, подугас; скучно и худо ныне в селищах ее и градках, а в стольном Киеве тихо и безлюдно, слово иудея ловят на лету редкие прохожие, слабые и безвольные людишки, прежде мнившие себя детьми великого Рода, но теперь, кажется, и вовсе о нем запамятовавшие. Так говорили рахдониты, да не так вышло. Где-то в дальних укрепах сокрыто от доглядчиков Песаха копили россы силу, а теперь вот пришли в чуждые им земли. Нет, не сказать, чтобы велика была та сила, наверняка воины Хазарии побьют зарвавшихся россов. А все ж неприятно! К тому же мучает беспокойство, в своем ли сердце рожденное иль от земли-матери подоспевшее и невесть про что сказывающее, а только не в утверждение сущего в человеке, скорее, в ослабление. И вступали в сражение со смущением в сердце выходцы из Ура Халдейского, низкорослые, коренастые, с тонкими губами, и шли вперед, и поражали врага, и сами бывали поражены длинным росским мечом иль пробиты остроконечным копьем, и падали наземь с недоумением в темных глазах. То же наблюдалось и в их братьях халдеях, хотя и мало сходных с ними, высокорослых, с длинными узкими лицами и прямыми носами, но с такими же побратавшимися с ночью недоумевающими глазами. То же творилось и с евреями Ханаана, обретшими пристанище в Итильском царстве. А ведь еще вчера все они были довольны собой, утверждали: хотя и созданы люди Богом по образу его и подобию, все же не от него, Всемогущего, зависит, стать ли им истинно совершенными людьми, но от них самих, от личных усилий каждого, понимающего, что помощь Бога есть позорный хлеб, всяк должен надеяться лишь на себя. Тому и следовали и достигали иной раз совершенства, немыслимого в других народах, и были горды тем и, казалось, весь мир распростерт перед ними и только надо немного поднапрячься, чтобы приобрести его, как торговец на итильском базаре приобретает арабские дирхемы за сущую безделицу.

Чудно еще и то, что и те из черных булгар и пайнилов, ясов и касогов, кто принял сторону иудейского царя, тоже почувствовали непокой на сердце, о котором прежде слыхом не слыхивали, привыкши к ближнему ощущению, рождаемому от уверенности, что все в их жизни предопределено заранее. Они свято верили в благодать синего неба и в глубинную суть черной земли, определив себя как бы стоящими меж этих сущностей, и, принимая исходящее от них, и никогда не меняли в душе своей. Не то теперь… Что-то стронулось и в них, и многие начали думать, что не надо было поспешать на зов властителя Хазарии, а кое-кто, хотя и втайне, как бы даже противно собственному суждению о жизни, размышлял: а не лучше ли, подобно тем родам, что выступили на стороне кагана Руси, подтолкнуться к россам?.. Странно, что это промелькивало у них в сознании в какие-то малые временные дольки, когда рука с саблей зависала в воздухе или когда меч росса опускался на их головы. Все ж и они, хотя и смущаемые непривычными мыслями, были упорны и мало в чем уступали воинам Аллаха и Яхве.

Сражение шло своим чередом, ни в чем не отступая от того, как оно задумывалось с одной стороны Песахом, а с другой Святославом. Агаряне и иудеи, поддерживаемые разноплеменным воинством, продолжали с необычайным упорством наращивать давление на ратников русского кагана. Казалось, еще немного, и те не выдержат и попятятся, и тогда сломается Святославов ряд. Но — время шло, а ряд этот не страгивался с места, был все так же упруго и звончато, подобно струне, натянут, и пространство, изначально установленное между земляным валом и ратниками, сохранялось, как если бы поддерживалось росскими Богами. А в какой-то момент случилось нечто необъяснимое: вдруг сбоку налетела шально и бездумно, как только она одна и умеет, степная конница и посекла немало иудейских голов, но потом была рассеянна. Ладно бы, если бы все на этом и закончилось. Так нет же! Следом за вольницей, кинувшейся на пики иудеев, привыкших драться в пешем строю, вступил в сражение отряд россов, как если бы он возник из ничего или же подобно желтому огненному солнечному шару выметнулся из низко зависшего над землей тумана. Этот отряд не был многочислен, однако ж в нем чувствовалась некая, сравнимая с небесной, сила, истоки которой, как подумал рабе Хашмоной, надо искать в том единении, что приходит к людям, подчинившимся одной страсти и ни о чем, кроме нее, всевластной, не желающим знать. Россы, ведомые русоголовым витязем, врубились в самую гущу иудеев и стали медленно продвигаться вперед, расчищая себе дорогу длинными, черно и угрюмо взблескивающими мечами. В их движении увиделась Хашмоною и всем тем, кто был способен понимать в сущем, в его странной, давящей на сердце неколеблемости, какая-то неземная дерзость. А чуть погодя противно естественному ходу событий в их сознании возникла убежденность, что никому не совладать с нею. И тогда к этой убежденности прибавилась растерянность. Но она была недолгой, заместо ее обледенелости, обжегшей их сердечную суть, проявилась жесткая, беспредельная досада. Она-то, кажется, и помешала иудеям быстро перестроиться и навалиться на немногочисленный отряд россов и раздавить его, не дать уйти. А они-таки прошли сквозь густые цепи сынов Иеговы, потеряв едва