Киноспекуляции - Квентин Тарантино
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
РЕЙН
Я нашел тех, кто убил моего сына.
ДЖОННИ
Я только соберу железо.
Эта сцена и эти реплики неизменно приводят зрителей в дикий восторг, где бы и когда бы ни проходил сеанс. А вы можете мне поверить, мне доводилось смотреть «Раскаты грома» с публикой самого разного пошиба.
Несмотря на слащавую песню, которая служит главной музыкальной темой фильма:
Сан-Антон, привет, мы снова вместе.В разлуке я все думал о тебе.Бывал я в разных городах, но знал: таков закон,Что когда-нибудь вернусь я в Сан-Антон…
…когда Линда спрашивает Чарли в Мексике, вернутся ли они в «Сан-Антон», Чарли говорит: «Мне плевать, увижу ли я когда-нибудь этот город». Одно из главных различий между героем Гулда и героем Шредера в том, что у Гулда Рейн, кажется, вовсе не из Техаса: он живет в Сан-Антонио, потому что там расположена его база. Тогда как у Шредера Рейн – техасец до мозга костей, и даже не из Сан-Антонио, а из Корпус-Кристи. Это истинный реднек, любящий кантри и ненавидящий мексиканцев и Джейн Фонду.
Но даже тот Чарли Рейн, которого сочинил Хейвуд Гулд для переработанной версии сценария, разительно отличается от того Чарли Рейна, которого мы видим на экране.
Рейн Уильяма Дивейна общается практически односложными фразами. У Гулда Рейн тоже глубоко травмирован, но при этом достаточно красноречив. И первая половина фильма построена на сценах, в которых Рейн много говорит о себе и о своем психологическом состоянии.
В фильме сохранилась только одна: превосходная сцена в гараже, где Клифф – человек, к которому уходит жена от майора, – пытается обсудить с Чарли эту ситуацию как мужчина с мужчиной («Учись любить веревку»).
Но до этого у Гулда была сцена, где в первую ночь после возвращения Чарли говорил с женой и объяснял ей, почему он спит в мастерской, а не в их спальне.
Гулд сочинил для Рейна целый монолог.
РЕЙН
Насчет мастерской. Представь, что это… декомпрессионная камера. Знаешь, водолазам нужно немало времени, чтобы вернуться в нормальный мир на поверхности. Под водой они работают под большим давлением, и газы в их организме сжимаются. Если они поднимутся слишком быстро, газ не рассосется, а превратится в пузырьки. А пузырьки могут убить их или сделать инвалидами. Понимаешь? Вот так же со мной и другими парнями. Мы были под огромным давлением. Невероятным. Мы были на самом дне человеческого моря. Теперь надо вернуться в нормальный мир. Но для этого нужна декомпрессия. Мастерская – моя декомпрессионная камера. Я понятно объясняю?
Если вы смотрели «Раскаты грома» столько же раз, сколько и я, вы сейчас наверняка воскликнули: «Это что, блядь, сейчас было? Мать твою, да здесь больше текста, чем Чарли говорит за весь долбаный фильм!»
Что ж, как выясняется, настоящим автором, сочинившим образ Чарли Рейна, был не кто-то из двух сценаристов, а актер, сыгравший эту роль.
Джон Флинн рассказал мне: «В Twentieth Century Fox все просто помешались на Дивейне, и на руках у актера были все козыри, чтобы подогнать персонажа под себя». И хотя он сам втянул Хейвуда Гулда в проект, «подогнать» для Дивейна означало выкинуть половину реплик и сделать майора более замкнутым, более травмированным. Он не похож на ходячего мертвеца, как Томми Ли Джонс в роли Джонни Водена, но все-таки Чарли не совсем принадлежит к миру живых. Он и сам говорит о себе как о мертвом («Я помню эту песню еще с тех пор, как был жив»).
Другие персонажи, с которыми сталкивается Чарли/Дивейн – его жена, ее любовник Клифф, Линда Форше и даже парни из Акуньи – полны противоречивых чувств, и пульс их бьется гораздо сильнее, чем у Чарли.
Бесчувственный майор три четверти фильма прячется за солнцезащитными очками-авиаторами. Как ни странно, помимо его друга Водена, столь мастерски расстрелявшего из дробовика парней из Акуньи, в фильме есть лишь один персонаж, который может сравниться в строгости с майором Рейном: его девятилетний сын Марк. Это прекрасно выражено в сцене, когда Рейн/Дивейн приезжает к сыну на игру. Он смотрит, как мальчик играет в бейсбол, через металлическую сетку забора. И безуспешно пытается установить бессловесный контакт с Марком. Сын замечает отца – и в этой сцене, без единого слова, совершенно отчетливо видно, что мальчик отвергает все его попытки.
С другой стороны, фильм показывает, что с любовником матери, Клиффом, у Марка сложились теплые, почти родственные отношения. На эти чувства майор Рейн не способен, хотя в этом и нет его вины.
Вот к такому Чарли Рейну я привык с юности, и такой Чарли Рейн был целиком и полностью творением Уильяма Дивейна.
Это касается даже подхода героя к мести. В фильме Рейн четко дает понять, что мстит только за сына. Как только жена сказала, что согласилась выйти за Клиффа, бравый военный летчик тут же опустил между ними железный занавес. Даже ее жестокое убийство не растопило его сердце. Я спросил об этом режиссера Флинна, и тот подтвердил: «Дивейн настаивал, что ему плевать на жену».
Все эти установки чрезвычайно важны для образа персонажа и для подтекста фильма.
Но их не было в сценарии Шредера.
У Шредера Чарли понимает трудное положение своей жены – понимает до такой степени, что это было бы несовместимо с образом Дивейна. Клифф даже ужинает в семейном кругу – и, при всей странности ситуации, ужин проходит вполне дружно. И Дженет, хоть и решила уйти от мужа, по-прежнему открыта для него и эмоционально, и физически. У Шредера Дженет не ноет весь фильм, не заламывает руки и не слоняется по дому с виноватым видом. Она по-настоящему заботится о Чарли и пытается ему помочь. Она даже готова ему отдаться, и вовсе не из жалости, а по любви. Но это уже выше его сил.
В сценарии Шредера есть сцена, когда Дженет пытается соблазнить Чарли. Он выдумывает сто тысяч причин для отказа и сбегает из дома. Садится в свой большой красный кадиллак и едет в техасский кинотеатр под открытым небом, где крутят «Глубокую глотку». Глядя на Линду Лавлейс в порнофильме, он переводит взгляд на мужчину за рулем соседней машины – а это Трэвис Бикл! Так встречаются два шредеровских антигероя.
По словам самого автора, «два подожженных бикфордовых шнура».
Если вы
