Сокрушительное бегство - Алексей Зубко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Придется поведать все самому.
Значит, так…
Впереди словно ошпаренный несусь я, с легкостью заменяя тройку лошадок. И слышно меня издали, причем не только на слух, но и на запах. За мной, громыхая, словно тачанкаЧапая, с Петькой и Анкой у «максима», и подпрыгивая на кочках, несется борона. У края поля я отпустил веревку, удерживающую ее в приподнятом состоянии, в котором земли она касалась лишь колесами, и ринулся в бой.
Так и просится на бумагу фраза: «Закипел бой кровавый», но кровавого боя не получилось из-за специфики строения голов, которые при сильных повреждениях сгорают в огненной вспышке. Магия, наверное.
Я бегу, спотыкаясь и зарываясь пятками в обильно унавоженную землю, за спиной ухает, словно при артобстреле: в спину барабанят комья земли, пышет жаром, а вокруг такое слаженное многоголосье, что и Пятницкому не снилось. Вот только они все дружно держат одну-единственную ноту, но зато с таким воодушевлением:
— А-а-а!!!
На помощь головам бросились находящиеся рядом безголовые уроды. И спасибо Создателю за то, что они такие безголовые. Догадайся они сперва обзавестись головами, а уж затем бросаться всем скопом ловить меня, то мне пришел бы каюк раньше, чем я первую полосу пробороздил. А так, двигаясь исключительно между рядками, словно боясь наступить на голову, буде уцелела какая счастливица, они гуськом идут за мной, протягивая свои немытые руки и единственный серп.
Заложив на повороте резкий вираж, при этом едва не задев бороной забор, я помчался дальше, миновав нелепо пытающихся двигаться нога в ногу безмозглых преследователей. Наличие спинного мозга не считается, поскольку не он нам строить и жить помогает.
Может, заматерелым дачникам мой личный рекорд боронования шести соток за десять минут и покажется детской забавой, но я старался как мог. Поэтому, когда зубья, закончив последний ряд, загрузли в земле, у меня не осталось сил даже на то, чтобы сбросить опоясывающие меня крест-накрест лямки. Я просто перерезал их мечом и повернулся лицом к преследователям. Последних набралась уже приличная толпа.
— Так вот ты какая, слава? — хрипло рассмеялся я, покачиваясь на ветру.
Чьи-то обломанные ногти заскрежетали по кольчуге, чей-то кулак ударил в забрало, едва не сбив меня с ног.
Динамики разразились предостерегающими предупреждениями и просьбами покинуть агрессивную к человеческому организму зону, а также требованием немедленно связаться со специальными службами.
Пятясь под напором обрушившейся на меня ненависти, воплощаемой в тычки, оплеухи и прочее рукоприкладство, я отступал, пока не оказался в сарае, из которого позаимствовал борону.
Ряд кос навел меня на хорошую мысль. Настолько хорошую, что я приободрился и нашел в себе силы растолкать безмозглую нечисть и снять со стойки сельскохозяйственное орудие косаря.
— Нечисть… осилит… тот… кто… бьет, — бормотал я, проталкиваясь между противниками.
Чей-то кулак ощутимо ударил по шлему, в голове загудело, но я погасил инстинктивное желание ответить на выпад ударом волнообразного клинка. Одного раза хватило, чтобы желания играть с огнем не возникло.
Выпрямив лезвие косы, чтобы оно торчало вперед, словно острие пики, я побрел вдоль забора, выискивая подходящее место. Найдя таковое, я захватил с собой часть расколотого корыта и забился в узкий проем, образованный незначительно отстоящим от забора домом.
Обдирая плечами со стен мох, я пятился до тех пор, пока не стукнулся спиной в сложенные штабелями бревна. Это хорошо. Со спины никто не подступится. Уперев косу рукояткой в бревна, я направил все еще острое, несмотря на обилие червоточин ржавчины, лезвие в грудь первого из желающих добраться до меня безмозглых уродов. Он напоролся на сталь, но его это не остановило. Зато остановила перпендикулярная рукоять, предусмотренная на косе.
Опустившись на выступающий край одного из бревен, я прикрылся половинкой корыта, достававшего до середины груди, и прижал к нему косу. Для устойчивости.
Полыхнув взрывам, безголовый агрессор черными хлопьями сажи осыпался под ноги следующему по его стопам добровольцу.
Еще вспышка.
— Не напирайте, успеете все, — заверил я их и погрузился в полуобморочное состояние. Сознание наблюдает за происходящим, фиксирует его, но проделывает все это очень отстраненно, словно сторонний наблюдатель, которого ничто из творящегося вокруг безобразия не касается.
Когда поток самоуничтожающихся добровольцев иссяк, я не заметил. Из забытья меня вернуло восклицание Оленьки:
— Вот он!
Следом за ним донесся рокочущий голос Улюлюма:
— Пока мы сражались, он тут отсиживался. — После этого кто-то ойкнул.
— Все живы? — прохрипел я, с трудом выталкивая слова через пересохшую глотку.
И, получив утвердительный ответ, заснул. Горящая коса сама выпала из разжавшихся пальцев. Сверху свалилось дымящееся корыто.
А снилось мне теплое синее море, белый горячий песок, ряд заиндевевших бутылочек светлого «Жигулевского» и…
— А-а-а!!!
Да, покой мне только снится. И очень недолго…
ГЛАВА 29
Огромных размеров яйцо
Решил как-то Малевич шахматную доску нарисовать.
Но после первого же квадрата вдохновение ушло.
Вывод: умение вовремя остановиться— это талант.
— А-а-а!!!
От повторного крика Улюлюма, который просто не может вопить тихо, я проснулся окончательно и бесповоротно. В самом деле, богатырь он или кто?
Заснуть крики все равно не позволят, так что придется оставить сладкие грезы на нескорое потом. Вот вернется Великий дракон, тогда уж отоспимся.
Утопая по щиколотку в золе, я выбрался из ниши и полюбопытствовал насчет причины возникшего шума.
— Что, черт побери, случилось?
— Их два, — ответила Ольга, нервно сжимая рукоять меча.
— Кого два?
И тут я увидел двоих Улюлюмов, медленно идущих навстречу друг другу и поочередно испускающих оглушительные вопли. Мне разом стало дурно. И не усталость была тому виной. Просто единственное существо, способное принимать чужой облик, происходит из Обреченного мира и зовется перевертышем. Нашли-таки. И здесь достали…
— Который из них настоящий? — спросил я у валькирии.
— Не знаю… Что будем делать?
— Может, обоих свяжем, а там разберемся? — предложил я.
— Мы и с одним без крови не справились бы, а тут целых два.
— Не убивать же обоих, — неуверенно скривился я, прислонившись к стене в поисках дополнительной опоры. Ноги совсем не держат. Куда уж тут с перевертышем сражаться…
— А почему бы и нет? — обронила Ольга, и, выхватив пару метательных ножей, один за другим с силой бросила их.
Заскрипев кожей и железом, Улюлюмы рухнули на землю.
Я, захлопнув рот, чтобы не вылетело слово, которое назад не поймаешь, на подгибающихся ногах побрел к поверженным богатырям.
— А я смотрю, — подхватив меня под локоть, сообщила Ольга, — настоящий-то в дверях стоит и глазами от растерянности хлопает.
— Кто? — дернулся я, поворачиваясь к ней.
— Улюлюм. Да ты совсем перепачкался! Не видно, поди, ничего? Давай протру.
— Позже, — отмахнулся я, подняв забрало.
Скрипя рассохшимися досками, с крыльца ближайшего дома спустился еще один Улюлюм.
— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — жалобно попросил он, тряся обмотанной куском ткани рукой. — Стоило на миг отлучиться… набежали самозванцы.
Поверженные двойники начали бледнеть, выцветая, словно забытый на пляже журнал, и рассыпаться. Через несколько мгновений на месте их гибели остались две кучки светлого праха, частично притрушенные ими ножи Оленьки и черные кристаллы размером с пальчиковую батарейку.
— Это перевертыши, — сообщил я присутствующим. И с сомнением посмотрел сперва на свой меч, а затем на Улюлюма. — По моему следу таких три должно идти.
— По этим вот камням определил? — спросила зеленоглазая валькирия, убрав метательные ножи на место и указывая на кристаллы.
— Да.
— У Агаты такой же есть.
— Правда?
— Ага, — подтвердила охранница. — В сумке лежит.
— Откуда он у тебя?
— В горах один лучник вот так же распался, — нехотя ответила она.
— Какой лучник?
— Который тебя подстрелил.
— Ты его убила? — спросил я. — Впрочем, вопрос глупый. Иначе кристалл к тебе не попал бы… Но почему ты мне раньше не сказала?
— Я не думала, что кристалл имеет какое-то значение. Мало ли…
— А про то, что случилось у моста… — Я замялся, не зная как выразить словами то, что творится на сердце.
Избавившись от подозрений на ее счет, я испытал облегчение, но вместе с тем и чувство вины за беспочвенную подозрительность.
— А почему они на меня похожи? — вклинился Улюлюм. — Были…
— Они могут принимать любой облик, — ответил я. — Могли.
— А почему мой?