Ищите связь... - Владимир Архипенко

Сам капитан второго ранга продолжал стоять. Он помолчал немного, как бы собираясь с мыслями, медленно вытащил из кармана кителя плоский черепаховый портсигар. По тому, как он с нарочитой медлительностью разминал папиросу и неторопливо прикуривал, старший офицер понял, что командир волнуется, хотя и старается скрыть это.

— Только что, — медленно и четко сказал капитан второго ранга, — я получил приказ. Нам надлежит немедленно развести пары, зарядить минные аппараты и нацелить их на линейный корабль «Император Павел I».

— Что за нонсенс?!

— Увы, Сергей Юрьевич, это не нонсенс, а, насколько я понимаю, печальная необходимость.

— Вы полагаете, что это может быть связано с мятежом на «Павле»?

— Вот именно. Приказ только этим и можно объяснить. Дело пахнет вторым «Потемкиным», если не хуже… Адмирал пойдет на любые меры, чтобы только по допустить этого. Я прошу вас отдать необходимые распоряжения. У минных аппаратов должны стоять только офицеры. Кстати, прикажите снять затворы со всех винтовок. Сам я сейчас иду на мостик, буду ждать вас там.

Через полчаса все было готово. Выслушав на мостике рапорт старшего офицера, командир поднял к глазам бинокль, и громада линкора ощутимо придвинулась. Светлая балтийская ночь не скрывала корабля, а лишь слегка размазала, сделала расплывчатыми его контуры.

— Прицелы проверили? — спросил капитан второго ранга, опуская бинокль.

— Да что там — прицелы… — махнул рукой старший офицер, — с такого расстояния даже на глазок не промахнешься…

Наступила томительная пауза. Тишину ночного рейда нарушил негромкий перезвон склянок. Взглянув на часы, командир неожиданно спросил:

— Сколько сейчас команды на «Павле»?

— Приблизительно девятьсот человек.

— А постройка корабля обошлась без малого в тридцать миллионов…

— Империя дороже! — пожав плечами, сказал старший офицер.

Командир искоса взглянул на него и, не желая дальше поддерживать разговор, снова поднял к глазам бинокль. Он тщетно пытался рассмотреть, что делается на палубе линкора, но отсюда она казалась пустынной.

И рейд выглядел по-обычному спокойным. Трудно было представить себе, что в эту тихую теплую ночь сотни людей на кораблях притаились в тревожном волнении, ожидая сигнала и не подозревая даже, что, отделенные от них стальными переборками, бодрствуют предупрежденные офицеры. И не знали они о том, что торпедные аппараты эсминцев нацелены в борта их кораблей и что на мостике «Рюрика» адмирал Эссен готов в любую минуту отдать последнюю команду…

Хотя Краухов мог позволить себе переминаться с ноги на ногу, но к середине своего дежурства стал чувствовать, как наливались усталостью и деревенели мышцы, в икрах росла ноющая боль. Он никогда еще так не уставал. Наверное, сказалось нервное напряжение, вызванное нестерпимым ожиданием назначенной минуты. В какой-то миг Сергею показалось, что он слышит доносящийся издалека топот ног, но потом шум исчез. После полуночи прошло уже больше часа, когда наверху у люка действительно послышались шаги и по трапу быстро спустился боцман Нефедьев, который нес в эту ночь вахту на верхней палубе. Он подошел вплотную к Сергею, спросил каким-то незнакомым, сдавленным голосом:

— Как на посту? В порядке?

— В порядке! — ответил Сергей, недоумевая, почему вдруг боцман заинтересовался постом.

Но тот вдруг рванулся, обхватил Краухова огромными ручищами, сжал медвежьей хваткой так, что Сергею показалось, что у него трещат ребра. И тотчас же но трапу скатились вниз трое матросов комендантского взвода, вырвали винтовку, заломили руки. Он и опомниться не успел, как был уже связан. Когда кончили вязать, боцман разжал руки, потер здоровенные ладони и произнес вновь обретенным басом:

— Один голубчик готов!

И только тут до Сергея дошло, что все пропало. Он понял вдруг, что срок восстания раскрыт… И хотя вырываться и бежать куда-то было делом бессмысленным и безнадежным, он рванулся вперед, но пудовый кулак боцмана обрушился ему на висок, и в глазах точно молния полыхнула. Отброшенный ударом к переборке, Сергей стукнулся об нее и, уже ничего не чувствуя, свалился на палубу.

Он пришел в себя уже в тускло освещенном трюме, куда загнали арестованных матросов, и только тут окончательно убедился, что все рухнуло. Здесь были участники нелегального собрания в Гунгербурге и еще несколько человек. Сергей увидел угрюмое лицо Ярускина, горящие отчаяньем глаза Комолова, затравленный взгляд Королева. Он не успел еще разглядеть других, когда вверху открылся люк и по ступеням трапа скатился сброшенный толчком матрос. Несмотря на залитое кровью лицо, Сергей узнал Ганькина. Сброшенный в трюм приподнялся, обвел всех остекленевшими глазами и вдруг заскулил тонко, по-щенячьи, так, что люди вздрогнули от этой вырвавшейся наружу боли. К Ганькину подошел Ярускин, попытался поднять его, но тот вырвался, неожиданно резко вскочил на ноги и метнулся в угол, крича, чтобы его не били.

— Рехнулся, что ли? — спросил Ярускин.

Ганькин из угла продолжал визгливо кричать:

— Не троньте, не троньте меня! Я ничего не сделал!

Высокий матрос с сумрачным лицом, на котором густо багровел кровоподтек — след удара прикладом, сказал:

— Вот до чего избили человека, гады… Даже разум свой потерял. Да ты, браток, все же взял бы себя в руки. Не должен матрос свой страх врагам показывать. Пусть они тебя и арестованного боятся!

Но Ганькин, не слушая увещеваний, продолжал скулить и повторял без конца, что ни в чем не виноват…

Под утро арестованных вывели на верхнюю палубу. Сначала их выстроили вдоль борта. Отделенные от них штыками гардемаринских винтовок, молча смотрели на связанных, избитых товарищей матросы со шканцев. Из командирской рубки стремительно вышел сопровождаемый офицерами адмирал Эссен, остановился возле строя арестованных, обвел каждого налитыми кровью глазами и вдруг крикнул зычно:

— Смирно стоять!

Строй колыхнулся, но почти никто из матросов не выполнил адмиральской команды. И тогда Эссен зашелся от крика:

— Сволочи! Предатели… Я вам покажу, как делать бунт против царя! Зачинщиков прикажу расстрелять, других сгною на каторге и в тюрьмах… Не остановлюсь ни перед чем, чтобы искоренить крамолу, хотя бы мне пришлось взорвать весь флот!

Выплеснув до конца свой гнев, адмирал приказал грузить арестованных на подогнанную баржу.

Утром заглянувший в каюту командира Миштовт был поражен тем, как за одну ночь мог измениться человек. Лицо Небольсина было изжелта-серым, под глазами темнели набрякшие мешки.

Миштовт доложил командиру, что прибывшая из Петербурга группа рабочих ждет отправки на корабль, чтобы начать осмотр и ремонт механизмов. Во-вторых, работник Эстляндского жандармского управления Шабельский выразил пожелание встретиться с командиром. Выслушав Миштовта, Небольсин замахал руками, сослался на приступ печени и поручил старшему офицеру самому заняться всеми делами.

На этот раз Шабельский явился на встречу в жандармской форме. Миштовт с некоторой долей зависти отметил, что в синем, облегающем фигуру мундире гость выглядит весьма импозантно.

— Рад приветствовать вас, господин ротмистр, на своем корабле! — сказал он с деланным радушием.

— В общем, к черту церемонии! — довольно грубо прервал его жандарм. — Вы бы лучше рассказали мне, старший лейтенант, по какой причине вы так неосмотрительно поспешили с арестами?

— Поспешил?! — Миштовт огорошенно смотрел на собеседника. — Надеюсь, вы шутите, господин ротмистр?

Он искренне недоумевал. Неужели этот лощеный жандарм не мог сообразить столь простой вещи, что именно он, Миштовт, явился, в сущности, спасителем корабля, что он не растерялся в тот самый момент, когда малейшее промедление грозило непоправимыми последствиями? Или это действительно лишь неудачная шутка?

— Да нет уж, какие могут быть шутки в нашем деле! — недовольным тоном произнес Шабельский. — Посудите сами: улик-то против арестованных практически нет. Ну, с чем мы можем выйти на суд? Не вывести же нам на трибуну вашего осведомителя! Или вы наивно полагаете, что арестованные на следствии выложат все, что знают о подготовке восстания? Может быть, вы полагаете, что они поторопятся с признаниями, которые приведут их прямиком на виселицу? Ведь нужны же нам для успокоения общественного мнения хоть какие-то улики? А где они, я вас спрашиваю? Даже оружия вы не сумели ни у кого обнаружить. А ведь я уверен, кое-что у них было при себе до момента ареста. Наверняка успели передать, спрятать, когда поняли, что их идут арестовывать. Нет, милейший, так дела не делают. Нужно было сразу же после ареста произвести поголовный обыск команды. Как бы то ни было, я вынужден буду доложить по инстанции о вопиющем вашем упущении…