Час скитаний - Алексей Алексеевич Доронин

А за свежей кирпичной кладкой разговаривали. Очень тихо, будто затаившись. Но он всё слышал.

– Э? Кто это там стонет?

– Молчун, вроде. Кажись, во сне. Если проснётся, порешим.

– Да вроде дрыхнет. И остальные тоже. Валим, пока не поздно.

– Всех? – приглушённый металлический звук, будто лязг затвора.

– Отсюда валим, балда.

Это уже не сон, а разговор за стеной…

Налёт бригад?! Оборвыши переправились через канал?

Нет, это свои. Из-за неплотно прикрытой двери доносились тихие голоса. А еще Младший почувствовал запах дыма. Пойло у них отобрали начисто, поэтому тем, кто сидел в нарушение распорядка на кухне, оставалось только курить какую-то дрянь и пить крепкий-крепкий чай. В тишине Саша слышал стук кружек, поставленных на стол, и бульканье льющейся из чайника воды.

Окончательно проснувшись, он узнал голос Андрюхи, Андрея Миронова, тоже пришлого бродяги, рядового, с которым они познакомились, когда тот служил при штабе. Именно ему принадлежала последняя фраза. Этот нормальный в общем-то мужик был слегка заторможенным. Над ним подшучивали, но только украдкой, прямо задевать опасались, потому что за Андрюхой закрепилась репутация «отбитого», особенно после того, как он поставил на место самого Богодула, бросив его прохлаждаться в канал. Ну и ещё паре старослужащих морды подправил. Но никаких проблем с дисциплиной у него не было, и он всегда был надёжен, как часы. Именно Миронов был в эту ночь дежурным. Стоял, как говорится, на часах.

– Стрёмно, – отвечал Миронову второй. – Поймают, Туз кишки выпустит. Электрик землю носом роет. Говорят, крыса у нас. Говорят, кто-то ходил к кауфмановским. Может, зря мы затеяли?..

– Да ты что, зассал? Кто поймает? Десять километров отъедем, а там уже всё. Свалили. И в Белопорт… А там не жизнь, а малина. Не то, что здесь.

Они говорили очень тихо. Но по каким-то хитрым законам акустики этого старинного здания звук доходил прямо до того угла, где лежал Молчун.

Миронов тоже родом из дальних краёв, но не из Сибири, а с юга. Пришёл в отряд примерно в то же время, что и Саша, был примерно такого же возраста, хотя выглядел старше из-за усов и более массивного телосложения. Не сказать, чтобы они были близкими друзьями, но в какой-то мере друг друга поддерживали, поскольку оба считались тут чужаками.

Андрюха рассказывал, что родом он из Воронежа, но там, мол, жизнь не сахар. Что тоже бывал под Москвой. Что ходил с караванами, служил охранником, а потом его списали из-за травмы ноги. Ногу он подлечил, но устраиваться на другой караван не стал, а подался в Питере в наёмники. Хотя часто говорил, что хочет вернуться в свои края.

Или дальше на юг, в Краснодар (про Орду он не слыхал ничего). Младший знал только Красноярск, который был ещё севернее и восточнее, чем его Западная Сибирь, и скорее всего жизни там не было. Но потом он понял, что это разные регионы.

А ещё Миронов рассказывал байки про Белую Русь. Мол, была такая страна, и от войны не пострадала. Младший не спорил, но сомневался, что она существует. Именно как страна, а не просто ещё одно скопище руин. Если бы она была, о ней бы слышали. Миронов описывал это место как край изобилия, где даже палка прорастёт, стоит её в землю воткнуть, где есть тёплое море и много дичи в лесах, да ещё овощи на полях растут размером с арбуз. И белые скалы, между которых течёт река чистейшей воды, впадающая в то самое море. А в нём и рыба, и омары, и устрицы, и чего только нет. И, мол, где-то там есть город Белопорт, и за его стенами – настоящая цивилизация. Не то, что здесь.

– Не знаю такого города, – ответил второй. – Нет такого на картах. Может, ты гонишь, Андрюха?

Голос был Сашке вроде знаком, но по полушёпоту он не мог точно определить, кто это.

– Дурак, – чуть громче произнес Миронов. – Белопорт есть. Зуб даю. Его после Звездеца основали. Называется так не потому, что он белорусский. А потому что белый… это типа как чистый, светлый. Мне один отшельник рассказывал. Там среди жителей кого только нет. И русские тоже. Все, кто бежал в войну, включая турков и греков. Но все дружно живут. А сам он на Чёрном море. Зуб даю, что есть. Еды – завались. И порядок, не бандитский, а людской. И правитель мудрый. А не эта свора шакалов. Да не дрейфь ты. Один раз живём! Бог не выдаст, свинья не съест. Пошли! Как раз сегодня небольшой караван выходит…

– Мне чувак из охраны подмосковных торговцев говорил, что южнее Бывшей теперь никто не ездит. Там какие-то проблемы. И не радиация. А какие-то кочевники. Берут поборы. А могут и угнать. Или перерезать всех.

– Не ссы, прорвёмся. Это давно было. Всё уже утряслось. Нападут бандиты – отобьёмся. А будут серьёзные люди за проезд брать – заплатим, вскладчину всем составом. Там на юге и баб найдём. Там они не то, что здесь, не кислые и холодные, как протухшая селёдка. Дают охотнее, сами горячие… Картинки показывал в журнале, помнишь?

– Ну, пошли, – отвечал второй; похоже, последний аргумент стал для него решающим. – Открывай окно.

Всё это время Младший лежал тихо, неподвижный как камень. Готовый, если что, заорать и поднять тревогу. Через минуту всё смолкло. Дезертиры ушли.

«Один раз живём», – вспомнил Младший слова Андрюхи. Будда или Кришна, про которых он читал ещё в детстве, с этим поспорили бы. Но главное, что для некоторых «один раз» – означает урвать как можно больше. А для Младшего это – повод прожить жизнь, чтобы не было стыдно. И ведь даже «стыдно» у каждого – своё. Ему бывало стыдно, когда он ничего не мог сделать в критических ситуациях. Или если шёл по пути наименьшего сопротивления и не следовал моральному компасу, о котором ему говорил дед.

Сейчас – стыдно не было. Это не его дело и не его заруба. И морали тут нет никакой. Остаться живым и здоровым – главное. А стать героем, получить награду или просто похвалу, как крутой мужик… похвалу, может, и услышишь, а на материальные награды руководство «котов» было очень скупым. Поэтому выдавать парочку, поднимать тревогу он не захотел. Ему вообще стало безразлично. Не было и страха, что они – лазутчики бригадиров, что перебьют всех. Ничего… Как будто это происходило не с ним, как будто это – одна из бродилок, которые были у деда на компьютере, пока тот был