Поэтическое воображение Пушкина - Алиса Динега Гиллеспи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Sandler 1989 – Sandler S. Distant Pleasures: Alexander Pushkin and the Writing of Exile. Stanford: Stanford University Press, 1989.
Sandler 1993 – Sandler S. Solitude and Soliloquy in «Boris Godunov» // Pushkin Today I Ed. D. M. Bethea. Bloomlington: Indiana University Press, 1993. P. 171–184.
Sandler 2004 – Sandler S. Commemorating Pushkin: Russia’s Myth of a National Poet. Stanford: Stanford University Press, 2004.
Scheick 1990 – Scheick W. J. Fictional Structure and Ethics: The Turn-of-the-Century English Novel. Athens: University of Georgia Press, 1990.
Shaw 1993 – Shaw J. T Pushkin’s Poetics of the Unexpected: The Nonrhymed Lines in the Rhymed Poetry and the Rhymed Lines in the Nonrhymed Poetry. Columbus, OH: Slavica, 1993.
Slater 1999 – Slater W. The Patriots’ Pushkin // Slavic Review. 1999. Vol. 58, № 2. P. 407–439.
Sloane 1987 – Sloane D. A. Aleksandr Blok and the Dynamics of the Lyric Cycle. Columbus, OH: Slavica, 1987.
Terras 1983 – Terras V. Some Observations on Puskin’s Image in Russian Literature // Russian Literature. 1983. Vol. 14, № 4. P. 299–315.
Tillyard 1944 – Tillyard E. M. W. Shakespeare’s History Plays. London, 1944.
Tomarken 2002 – Tomarken E. Genre and Ethics: The Education of an Eighteenth-Century Critic. Newark: University of Delaware Press, 2002.
Turkevich 1974 – Turkevich L. Puskin’s Dreams and Their Aesthetic Function: A New Interpretation // Russian Language Journal. 1974. Vol. 28, № 101. P. 40–54.
Tymms 1949 – Tymms R. Doubles in Literary Psychology. Cambridge: Bowes and Bowes, 1949.
Wachtel 2011 – A Commentary to Pushkin’s Lyric Poetry 1826–1836. Madison, WI: University of Wisconsin Press, 2011.
Warner 2001 – Warner Stuart D. Introduction // La Rochefoucauld F. Maxims. South Bend, IN: St. Augustine’s Press, 2001.
Werness 1999 – Werness H. B. The Symbolism of Mirrors in Art from Ancient Times to the Present. Lewiston, NY: The Edwin Mellen Press, 1999.
Wilhelm 1999 – Wilhelm L. P. Pornography and the Politics of Oppression in the Russian Aesopian Tradition // Eros and Pornography in Russian Culture I Эрос и порнография в русской культуре / Ed. М. С. Levitt, A. L. Toporkov. М.: Ладомир, 1999. Р. 262–274.
Worthey 1997 – Worthey G. Gender Poetics and the Structure of Pushkin’s «Little House in Kolomna» / Elementa. 1997. № 3. P. 271–272.
Примечания
1
Оригинал книги, англоязычное издание под названием «А Russian Psyche:
The Poetic Mind of Marina Tsvetaeva», был впервые опубликован в 2001 году; за ним последовало русскоязычное издание: «Марина Цветаева: По канату поэзии» (СПб.: ИРЛИ РАН, Нестор-История, 2015).
2
Гаспаров Б. М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка. СПб.: Академический проект, 1999. С. 254.
3
Ambiguity as Agent in Pushkins and Shakespeare’s Historical Tragedies // Slavic Review. Vol. 55. № 3. 1996. P. 525–551.
4
Все цитаты из Пушкина приводятся по [ПСС 1977–1979] (том, страница), если не указано иное.
Литература по этой теме слишком обширна, чтобы можно было привести здесь список полностью, однако среди основных работ следует назвать: [Алексеев 1984: 253–292; Bayley 1971:165–185; Emerson 1986:110–119; Левин 1988: 32–49; Винокур 1935:481–496 и Greenleaf 1994:156–204]. Перечисленные работы позволяют увидеть, как Шекспир повлиял на художественное развитие Пушкина в целом, однако никто из авторов не предпринял попыток провести подробный сравнительный анализ шекспировских пьес и драмы «Борис Годунов», которую большинство русских и советских исследователей считает лишенной структуры и фрагментарной.
5
Мне бы хотелось с самого начала прояснить, что мои замечания об историзме Пушкина в данной главе целиком и полностью основаны на драматической трактовке Пушкиным исторических событий Смутного времени в конкретной пьесе с использованием исторического метода Шекспира. Любые более широкие обобщения выходят за пределы данного исследования.
6
См., к примеру, [Левин 1988: 36].
7
См. первую рецензию на пьесу за очевидным авторством Ф. В. Булгарина в издании [Кунин 1987, 2: 65].
8
Краткий обзор схожих черт с другими пьесами Шекспира см. [Emerson 1988: 238–269]. Глава о «Борисе Годунове» у Гринлиф [Greenleaf 1994: 156–204] посвящена прямым и видоизмененным аллюзиям к сценам и темам из «Юлия Цезаря» и «Ромео и Джульетты» – хотя главным объектом исследования служит все-таки не сам Шекспир, но демонстрация наличия ренессансных тем (в частности, провала макиавеллиевской идеологии) в пьесе Пушкина.
9
Проблема наследования престола и ее воплощение в драматических и языковых аспектах «Ричарда III» также являются темой статьи [Carroll 1992: 203–219]. Данная статья – пример недавних «ревизионистских» тенденций в шекспироведении (ср. примеч. 10).
10
Хотя мое толкование противоречит интерпретации Гринлиф в ряде деталей (отмеченных здесь и ниже – см. примеч. 8), мы обе придерживаемся единого мнения по ключевому вопросу о том, что «Борис Годунов» не был создан согласно четкой структуре шекспировского (и карамзинского) цикла хроник [Greenleaf 1994: 163].
11
В своей работе А. А. Долинин развивает теорию о пушкинском видении истории, которая в целом хорошо согласуется с моим пониманием парадоксальной структуры «Бориса Годунова» и историзма, который подобная структура неизбежно подразумевает. Долинин противопоставляет понимание Пушкиным истории представлениям французских историков-романтиков (О. Тьерри, Ф.-О. Минье, Ф. Гизо и др.) и утверждает, что взгляды Пушкина указывают на движение не в сторону реализма и историзма, но в направлении архаизированного возрождения сентименталистских взглядов, присущих XVIII веку: «История становится областью повышенного риска – без выстраивания сюжетов, без шаблонов… Как следствие, смысловые наполнения трансисторичны, провиденциальны; совпадение, случай, по определению Пушкина, являются орудием Провидения» [Dolinin 1995: 6]. В отношении «Бориса Годунова» я бы дополнила это утверждение. С одной стороны, от манеры французских романтиков воспроизводить исторический смысл пушкинский историзм в пьесе явственно отличается своей фрагментарной репрезентацией событий. С другой стороны, он в равной мере уклоняется как от свойственной Карамзину приверженности четкому движению от причины к следствию и вычленению однозначных нравственных уроков из хода истории, так и от исторического морализма, который Шлегель приписывает Шекспиру. В «Борисе Годунове» особый «провиденциальный» принцип, на который указывает тонкое противопоставление структуры и фрагмента, симметрии и хаоса
