Слезы счастья - Сьюзен Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лицо Дэвида сделалось белым как мел.
— Что такое? — спросил у Эми Джерри, заходя в комнату. — Ваш муж сказал, чтобы...
— Это Розалинд, — сказал Дэвид, передавая зятю телефон, и, вынув свой мобильный, нашел номер дочери и нажал на кнопку звонка.
Розалинд сидела за кухонным столом и слушала, как за ее спиной на столешнице звонит телефон. Она догадывалась, что это отец или, возможно, Джерри, но, кто бы это ни был, ей было слишком страшно брать трубку.
В конце концов включился автоответчик, и ее отец сказал:
— Розалинд, я знаю, что ты там, пожалуйста, ответь.
Она посмотрела на тетку, которая сидела рядом.
— Почему ты не хочешь с ним говорить? — мягко спросила Ди.
Розалинд покачала головой, не в силах признаться, что натворила, даже Ди.
— Розалинд! — настойчивее проговорил Дэвид. — Пожалуйста, возьми трубку. Я должен знать, что с тобой все в порядке.
У Ди сделался озадаченный вид.
— Похоже, он беспокоится... — сказала она.
— Поговори с ним сама, если тебе так хочется, — бросила Розалинд, поднимаясь из-за стола. — Я не могу.
Она вышла во двор, и Ди успела схватить телефон, пока Дэвид не отключился.
— Дэвид, это я, — сказала она. — Что происходит?
— Розалинд с тобой?
— Да, но...
— Дай ей трубку, пожалуйста.
— Она сказала, что не хочет с тобой разговаривать.
— Не сомневаюсь, что не хочет, но мне нужно с ней поговорить, так что...
— Может, расскажешь мне, в чем дело? — предложила Ди, глядя, как Розалинд прогуливается по газону.
Когда Дэвид объяснил, Ди побледнела.
— О нет, — пролепетала она. — О чем она думала? Это несерьезно, ты же понимаешь.
— Уверен, что так и есть, но она расстроила Лизу, и мы оба ждем от нее... мы ждем... э... Черт, что же за слово такое гадкое? — прорычал Дэвид. Он был явно сам не свой. — Извинений! Пожалуйста, дай ей трубку.
— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать. Не отключайся, — и, положив телефон, она вышла за Розалинд во двор. — Дэвид рассказал мне о сообщении, — проговорила она, обнимая племянницу за плечи.
Розалинд подняла голову и посмотрела в холмистую даль и широкое, пустое голубое небо. Смотрит ли на них мама? Знает ли она, что происходит?
— Он сердится? — спросила она.
— Он хочет, чтобы ты извинилась.
Хотя внутри у Розалинд все переворачивалось от стыда и раскаяния, она сожалела лишь о том, что расстроила отца, а не об испорченном дне Лизы Мартин. Она до последнего искренне надеялась, что преуспела.
— Он ждет, — тихо проговорила Ди.
Понимая, что продолжать отпираться значит обидеть и расстроить отца еще больше, Розалинд пошла обратно к дому.
Взяв телефон, она ничего не говорила, только слушала веселое журчание голосов на другом конце и песенку «Сахарный блюз», которую тихонько выводил какой-то джазист. Ей вдруг захотелось разрыдаться.
— Ты тут? — спросил отец.
— Да, — прошептала она. — Я... я знаю, что ты скажешь...
— Нет, не знаешь, поэтому слушай. — Его тон был резким, подтверждая, что она не зря боялась его гнева. — Нужно было сказать тебе вчера вечером, и я сожалею, что этого не сделал, но мы с Лизой расписались в загсе вчера, поэтому она уже моя жена, а ты, дорогая, всегда, всегда будешь дочкой, которую я люблю больше жизни.
— Тогда зачем ты это делаешь? — проговорила она подавленным голосом.
Наступила пауза, и на заднем фоне опять послышался смех. Потом Дэвид сказал:
— Вчера мы с Лизой расписались в загсе...
— Ты только что мне это говорил, — огрызнулась Розалинд. — Я не глухая.
— Извини, я... Послушай, милая, пожалуйста, пошли Лизе сообщение, что ты сожалеешь...
— Нет! Я этого не сделаю.
— Розалинд, она ничем такого не заслужила...
— Как ты можешь это говорить? Ты прекрасно знаешь, что она только и ждала, чтобы мама скорее умерла. Если бы я могла, то испортила бы каждый день ее жизни, потому что именно так она поступает с моей.
— Нет, Розалинд, ты все неправильно понимаешь...
— Разговор окончен.
— Ладно. Тогда, по крайней мере, извинись передо мной, прежде чем отключаться.
— Если я расстроила тебя, извини, но ей я не буду отсылать сообщение, так что, пожалуйста, даже не проси.
Дэвид опять на что-то отвлекся, а потом сказал:
— Джерри едет домой...
— Нет! Он мне здесь не нужен.
— Он уже уехал. А теперь, пожалуйста, дай опять трубку Ди.
Передав телефон тетке, Розалинд плюхнулась за стол и закрыла лицо руками. Если она когда-нибудь нуждалась в матери больше, чем теперь, то не могла этого вспомнить. Внезапно потребность в ней стала такой острой и всепоглощающей, что хотелось кричать от ее беспощадной мощи.
— Хорошо, я сделаю все, что в моих силах, — проговорила Ди и, повесив трубку, села рядом с племянницей.
— Пожалуйста, не пытайся уговорить меня отправить это сообщение, — сказала Лиза, угадав, о чем попросил тетю Дэвид.
— Тогда давай я его отошлю. Если не хочешь, я даже не буду говорить тебе, что там написано. Но, милая, они уже поженились, свадьба все равно идет своим чередом...
— В таком случае ей не нужны извинения.
— Но ты сожалеешь, что отправила то послание, я же вижу. Если тебе трудно признаться самой, позволь мне сделать это за тебя.
Розалинд покачала головой.
Не обращая внимания, Ди сказала:
— Где твой мобильный?
— Почему все на ее стороне? — внезапно вскипела Розалинд, стукнув кулаками по столу. — Она для нас никто, слышишь меня? Никто! Если хочешь чем-нибудь помочь, почему бы тебе не вышвырнуть ее из нашей жизни?
Она выскочила из кухни, а Ди осталась сидеть, беспомощная и растревоженная. Время не слишком помогало горю ее племянницы, а теперь, когда Дэвид женился во второй раз, Ди невольно становилось страшно при мысли, в какие глубины отчаяния может провалиться Розалинд.
Наверху, у себя в комнате, Розалинд раскрыла телефон и, пару раз стерев и заново набрав текст, составила сообщение отцу, в котором говорилось: «Если хочешь сказать ей, что я не наделаю глупостей, можешь говорить, потому что я их не наделаю, по крайней мере не сегодня».
В конечном итоге, беспокоясь об отце, она заставила себя стереть последние пять слов и, нажав кнопку «отправить», зарылась лицом в подушки. Стискивая их руками, она всеми фибрами своего существа устремилась к матери, моля ее хоть как-нибудь откликнуться, потому что она больше не могла выносить эту пустоту, молчание и жуткое, пугающее одиночество, к которым свелась ее жизнь с тех пор, как не стало Катрины.
Лиза разговаривала по телефону с Дэвидом, когда Эми вернулась с четырьмя бокалами шампанского на подносе. Взяв один, Лиза кивком головы поблагодарила ее и сделала глоток, продолжая слушать Дэвида: