Одержимое сердце - Кэтрин Сатклифф

— Хорошо, милорд. Я сделаю, как вам угодно.

Мы вместе пошли по коридору. Когда повернули за угол, Ник пошел медленнее. Он поднял руку и погладил меня по спине. Его прикосновение отдалось у меня внутри, как удар ножа. И я с трудом перевела дух, устыдившись своих сомнений, вызвавших у меня желание схватить в охапку сына и бежать от человека, с которым я обвенчалась нынешним утром.

Опередив меня, Николас остановился, загораживая мне путь. Я отступила и попятилась, не сознавая, что делаю, хотя и пыталась удержаться и не двигаться с места.

— Что-то случилось, — сказал он тихо. — Скажи мне что…

— Ничего…

— Ариэль…

— Ничего!

Откинув назад голову, я встретила взгляд мужа — глаза его были темными и жесткими, как кремень. И от взгляда его не было спасения. Он понял, что я лгу, и вынудил меня сказать правду.

— Что же, слушайте, — отважно начала я, стараясь быть правдивой, насколько хватало сил.

Если уж мне было суждено занять место на семейном кладбище в качестве второй леди Малхэм, то эта минута была вполне подходящей для выяснения отношений, не хуже любой другой. И пусть бы лучше это произошло при свете дня, каким бы тусклым он ни был в этом плохо освещенном коридоре, похожем на тоннель, чем во сне, когда он застал бы меня врасплох.

— Я говорила с Би, и она показала мне портрет, написанный вами с жены.

— Моя жена ты, — ответил Николас ровным голосом.

В полном отчаянии я покачала головой.

— Я говорю о Джейн! — вскричала я. — Я видела портрет, написанный вами с Джейн! Вы можете мне объяснить, почему изрезали его ножом?

Лорд Уиндхэм выпрямился, прежде чем ответить мне.

— Думаю, лучше, что изрезан был портрет, а не она.

л.

— В этом мало утешения. Б и сказала, что она умерла следующей ночью.

— Хочешь сказать, что это я убил ее на следующую ночь?

— Вот именно.

— Вот как! И ты усомнилась наконец в правильности сделанного шага, любовь моя? Раскаиваешься, что вышла за меня замуж? Значит, в твоей хорошенькой головке наконец возобладал разум?

Его рука рванулась ко мне стремительно, как разящая змея, он схватил меня за подбородок и отклонил мою голову назад столь грубо и внезапно, что я потеряла равновесие и была вынуждена схватиться за него в поисках опоры. Его темноволосая голова склонилась к моему лицу и оказалась столь близко, что я почувствовала его дыхание на щеке. Он процедил сквозь зубы:

— Но теперь поздновато сетовать, а, леди Малхэм?

— Об этом я ничего не говорила, — ответила я со страстью.

— Нет, не говорила. Но у тебя в глазах появился такой же страх, как у всех в этом доме.

Он отпустил меня и, закрыв глаза, прислонился спиной к стене.

— Да, я изрезал портрет. Изрезал, потому что она попросила у меня Уолтхэмстоу. Попросила? Нет, я скажу точнее. Она потребовала Уолтхэмстоу. Она сказала, что, так или иначе, все равно получит его.

Николас посмотрел на меня и продолжал:

— В ту ночь я сказал ей, что скорее увижу ее мертвой, чем она получит хоть один камень из этого дома.

Заметив мою озабоченность, он вопросительно поднял бровь.

— Хочешь сказать, что никто из сплетников не болтает об этом? Это один из самых убедительных аргументов. И тогда она почти довела меня до крайности: я был готов убить ее. Но я даже пальцем ее не тронул, я все еще был достаточно здравомыслящим, чтобы обуздать свой характер. Когда Джейн вышла из комнаты, я просто взял мастихин и искромсал полотно на куски.

Его черты слегка смягчились, и он прикрыл глаза.

— Мне жаль, леди Малхэм, если это не то, что вы хотели услышать.

Не глядя на меня, Николас отделился со стены, и в молчании мы продолжали идти по коридору.

Этот кабинет вполне соответствовал вкусам моего мужа. Импозантный, изящно обставленный, со стенами, обшитыми панелями, украшенными резьбой и натертыми ароматизированным воском. Сводчатые окна выходили на восточную сторону садов Мастихин — узкая лопаточка или нож для растирания красок.

Уолтхэмстоу и пруд, возле которого я гуляла в день приезда сюда.

Милорд усадил меня в кресло с высокой спинкой, обитое кожей и отделанное медными украшениями, стоявшее у окна. На столе орехового дерева возле кресла были расставлены блюда с бриошами, канапе, пирожными и печеньем. В серебрянном чайнике стоял чай.

— Добро пожаловать к чаю, — сказал Николас. — Привыкай к нашим правилам и полюби их. Не сомневаюсь, что тебя будут приглашать в гости на чай, как только о нашем браке станет известно в округе. Соседи захотят поглядеть на тебя и будут испытывать твое терпение. Им захочется видеть твое лицо, когда они вдоволь натешатся сплетнями за твоей спиной.

Он взял пирожное и надкусил его.

— Можешь есть без опасения, любовь моя, — сказал Николас с иронией, — как видишь, я их еще не отравил.

Прежде чем я собралась ответить, в комнату вошел Тревор с графином шерри. Увидев меня, он остановился.

— Миледи, я не знал, что вы будете здесь… Прошу простить, если я заставил вас ждать.

Я ответила ему улыбкой и снова напомнила, что формальности — по части моего мужа, а я их не люблю.

Николас повернулся к письменному столу, огромному резному дубовому сооружению, по виду столь же древнему, как Уолтхэмстоу. Я различила на нем герб Уиндхэмов.

— Сядь, — распорядился Николас. — Я хочу как можно скорее покончить с делами.

— Понятно. Ведь это день твоей свадьбы. Поставив шерри на письменный стол, Тревор потянулся за бокалами.

— Хочу произнести тост по случаю вашей женитьбы, милорд.

Николас медленно опустился на стул, не отводя глаз от графина. Я знала, что наступит такой момент, когда сила воли моего мужа подвергнется соблазну и испытанию, но от этого знания мне не становилось легче. Николас был сердит на меняли я бы не удивилась, если бы он согласился поддержать предложенный тост просто в пику мне. К тому же я знала, что ему хочется выпить. Его весь день мучила ужасная головная боль. И если я была права, то боль мучила его и теперь.

Он опустился на стул с лицом, влажным от испарины, наблюдая, как Тревор наливает в бокал шерри. Но, когда Тревор собрался наполнить второй бокал, он сказал:

— Нет, благодарю.

Тревор, все еще держа графин над бокалом, с удивлением смотрел на брата.

— Нет? Боже мой, Ник, ты что заболел? Николас покачал головой, потом бросил взгляд на меня. С облегчением переведя дух, я ободряюще улыбнулась и сказала:

— Может быть, вместо этого милорд предпочтет выпить чаю?

Николас кивнул, и Тревор недоверчиво рассмеялся:

— Чаю? Чтобы Николас удовольствовался чаем вместо шерри? Я думал, что никогда не доживу до такого дня. Ну что же! В таком случае пей свой чай, дорогой братец. Но, если не возражаешь, я выпью шерри.