Дежурные по стране - Алексей Леснянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парламентарии вжались в кресла. Слухи о дежурных подтверждались. Про парней с красными повязками поговаривали, что они не ведают боли и страха, как киборги. Испорченный телефон работал исправно. Легенды распространялись с быстротой ветра.
— Это марсианские пришельцы, — собрав вокруг себя толпу, утверждал один горожанин. — Гуманоиды без страха и упрёка. Они отбирают хлеб у богатых и раздают его бедным. Один из них накормил восемь деревень манной небесной.
— С ложечки что ли? — удивлялся другой. — Не может того быть. Послушай-ка лучше мою историю. Я ничего не знаю насчёт халявы с неба, но пули марсиан точно не берут. В одного из них палили из дробовика, а он в это время круто солил палец, а после неудавшегося расстрела слопал его у всех на глазах.
— Фигня, — говорил третий. — Читали в газетах, как один марсианин на Первомайке всё чё-то писал и на Ленина пялился? Казалось бы, вождь-то тут при чём?.. Пролетарии всех планет соединяйтесь — вот при чём. Владимир Ильич — это ихний марсианский резидент. Они уже во всём космосе коммунизм насадили, теперь за Землю взялись.
— А со шлюхами якшаются, потому что хотят у них вынюхать, как мужики могут платить деньги за дырку от бублика, — понизив голос до шёпота, делился своими соображениями четвёртый. — Глядишь, скоро начнут ставить свои марсианские пломбы на все чёрные, озоновые и бабские дыры. Будет космическая интервенция. Помяните моё слово.
Башковитым парламентариям не было никакого дела до безмозглых обывателей. Их не занимали народные байки. Всё, что их интересовало, — это власть, которую они теряли. Безусловно, влияние молодёжного парламента на жизнь республики было несущественным, но всё же оно было. Однако месяц назад у ребят от политики появились серьёзные конкуренты от винта. Какие-то странные и сильные люди, называвшие себя дежурными по стране, вылезли из недр русской земли и начали разбивать её на квадраты. При этом борцов от винта не привлекали чернозёмные участки, на которых можно было бы неплохо заработать и сделать карьеру. Они столбились исключительно в районах рискованного земледелия или в районах Нечерноземья, чтобы победить или умереть. Успехи дежурных ошеломляли. К людям от винта потянулись люди от сохи и станка, от нацистов и проституток.
Парламентарии не сводили глаз с парней, стоявших на сцене.
— Разве это нормально? — задавались вопросом именинники. — День Ивана Купалы — в июле, а они его на январь перенесли. Летний праздник в зимний период — это не есть хорошо. Обливанье, понимаешь, устроили. Жарко им что ли?
Волоколамову стало холодно, но это было привычное состояние его рассудка, поэтому он быстро унял дрожь в теле и ударил:
— Демократический режим в Соединённых Штатах Америки — это образец для подражания.
Зрительный зал взорвался негодованием.
Выкрики из партера:
— Шпион!.. Прихвостень Запада!.. Валера Новодворский!.. Сам же только что говорил, что НАТО у наших границ!
— Кажется, приплыли, — подумал Лимон.
— Блин, зря я его облил, — мелькнуло в голове у Бехтерева.
Волоколамова не задели обидные реплики парламентариев. Он улыбнулся своей обычной холодной улыбкой и парировал:
— НАТО угрожает не государствам, а тоталитарным и авторитарным режимам. Войска Североатлантического альянса несут народам вольность и покой. Да, они вооружены, но пусть вас это не пугает. Добро должно быть с кулаками. Если честно, то я смутно помню, что я подразумевал, когда говорил о том, что от наших границ до воинских подразделений НАТО подать рукой, так как был пьян. Договариваю. Считаю, что мы должны протянуть им руку и затянуть их к себе, так как рука Северного альянса — это дружеская рука помощи. Если они войдут к нам, то мы не протянем ноги, как полагают крикуны из партера, а протянем долго, очень долго протянем как свободная страна с либерально-демократическими ценностями. Надеюсь, что я поставил партер на место. Уважаемые горлопаны, для общего развития довожу до вашего сведения, что в борьбе это называется — поставить в партер.
К сцене подошла красивая девушка. Из её больших и добрых глаз исходило мягкое сияние миротворца. Вся она была какая-то лёгкая и прозрачная. На страдальческом лице девушки выделялись небесно-голубые жилки. Классическим пропорциям её тела могла позавидовать музейная Венера. Она была одета в бирюзовое платье. Серебряный ремень подчёркивал стройность её стана.
— Опустите, пожалуйста, микрофон и наклонитесь ко мне, — обратилась девушка к Волоколамову.
У Бехтерева и Лимона, стоявших позади Волоколамова, началось активное слюноотделение, какое бывает у людей, когда они подумают об уксусной эссенции. Их сердца бешено забились в грудных клетках, как это случается с вольнолюбивыми птицами, которых запирают в золотые клетки. Когда сирена поманила Леонида чарующим голосом, Бехтерев и Лимон уже ревновали её ко всему городу. Эволюционный процесс, который, по мнению Дарвина, сделал из обезьяны человека, лёг на обратный курс. Бехтерев и Лимон глупо улыбались и деградировали на глазах.
Волоколамов спиной почувствовал неладное. Повернувшись к товарищам передом, к думской нимфе — задом, он застал Бехтерева в стадии первобытного охотника за мамонтами. Что касается Лимона, то его выдвинутая челюсть, покатый лоб и ярко выраженные надбровные дуги свидетельствовали о том, что он удрал гораздо дальше Ивана, — в ту доисторическую эпоху, когда мужчин ещё называли самцами. Но Волоколамов недалеко ушёл от своих товарищей. Он стоял рядом и спас их от сетей парламентской музы, бросив:
— Влюбились что ли?
— Вроде ещё не совсем, — ответил первобытный охотник.
— Угу, — выдал питекантроп, и Волоколамову оставалось только догадываться, что Лимон подразумевал под словом «угу».
Волоколамов подошёл к краю сцены, опустился на корточки и спросил девушку:
— Что Вам надо, девушка?
— Скажите, как Вас зовут?
— Дежурный по стране.
— А имя?
— Безымянный, — сухо ответил Волоколамов.
— А меня — Любой.
— Очень неприятно, Люба. То, значит, Вера припрётся, а Надежды и Любви нет. То Надежда нарисуется, а Любви и Веры уж и след простыл. Чё вместе не ходите?
— Я не совсем понимаю, о чём Вы… Товарищи облили Вас. Озябли, наверное?
— А Вам это надо?
— Это — надо, а в НАТО — не надо, молодой человек.
— Надо, надо. В НАТО — надо, дорогая девушка.
— Скользкий Вы тип.
— Да, хоть на коньках катайся, но не советую Вам этого делать.
— И всё же попробую завернуть Вас в тройной тулуп, а то замёрзнете от своих заблуждений. Неужели Вы действительно считаете, что войска НАТО занимаются обеспечением безопасности демократии? Как же Вы можете так преступно ошибаться? Господи, кто угодно, но только не Вы. Вам нельзя.
— Почему это мне нельзя?
— До меня дошли слухи, что дежурные никого и ничего не боятся и готовы без колебаний расстаться с головой за свои идеалы. Таких, как вы, любят и уважают простые люди. Только расстаться с головой — это одно, а потерять голову — это совсем другое. Не спорьте со мной. Я собственными глазами видела, как Ваш товарищ, не задумываясь, окатил Вас ледяной водой только потому, что этого требовало дело, с которым дежурные пришли в театр. Если бы понадобилось, он бы убил Вас.
— Мёртвые срама не имут.
— Остановитесь. Что Вы говорите?
— Что вступление в НАТО — это будущий исторический выбор России.
— Глупенький, — с нежностью сказала девушка и попыталась прикоснуться к парню, но он отпрянул от неё. — Конечная цель НАТО — это наши природные ресурсы и территории. Идёт расширение на Восток. Заметьте, не на Север — к пингвинам, не на Юг — к кенгуру, а на Восток. Распад Варшавского договора ускорил продвижение Североатлантического альянса. Почти все бывшие республики Советского Союза готовы бросать цветы на броню натовских танков. Наши братья ещё не понимают, что они размещают у себя боевые единицы золотого миллиарда. Последний форпост многополярного мира — это Россия.
— Это Ваши домыслы, — свысока произнёс Волоколамов.
Где-то в середине диалога между Любовью и Леонидом в театре упала партийная дисциплина. Парламентское море заволновалось. Лидеры фракций тщетно призывали своих коллег соблюдать тишину и порядок.
Коммунисты и аграрии, сидевшие в левой половине зала, поднялись первыми. Они организованно построились в центральном проходе и под алыми стягами направились к сцене. Ни толчков в спину, ни взаимных упрёков в их рядах замечено не было. Впереди «красного» хода шагали пунцовые от злости попы, держа перед собой портреты вождей мирового пролетариата. Плешивый юноша-аграрий, затянувший фальцетом «Зачем он в наш колхоз приехал?», так и не получил ответ на свой вопрос, потому что грянул «Интернационал», в котором всё было ясно и понятно с первой строчки.
Демократы, выдвинувшиеся из правой половины зрительного зала, побрели к сцене разрозненными и ругавшимися между собой группами, но до драки, слава Богу, дело не дошло. В «правом» лагере давно назрел фурункул разобщённости. Демократы ненавидели друг друга не только за всё плохое, что было в них, но и до кучи за всё хорошее. Последней каплей, переполнившей кубок взаимного неприятия, стал футбольный матч, в котором «правые» продули всем, кому только можно, со счётом 94:6. И только жириновцы опять победили; они снова сделали ставку на игру против всех и не прогадали. Капитан «ЛДПР» забивал голы в свои и чужие ворота, грыз штангу, танцевал перед трибунами джигу, подравнивал ножницами газон, молился на Восток, мочился на Запад, заигрывал с главным арбитром, обвинял боковых судей в том, что они рулят игрой за границей, — в общем, развлекался и других развлекал. Огрызок «Яблока» и распавшийся «Союз Правых Сил» завидовали непотопляемой «Либерально-Демократической Партии России», а в проигрыше обвиняли друг друга, а также болельщиков, которые, оказывается, не так свистели, не за тех переживали и не передрались на трибунах, когда главный арбитр назначал несправедливые пенальти в либеральные ворота.