Фаворитка (СИ) - Цыпленкова Юлия

— Нет, — сухо ответил монарх. — Это невозможно. Ты нужна мне во дворце.

Поджав губы я, некоторое время сверлила его взглядом исподлобья, а затем кивнула:

— Ну, хорошо. Тогда аннулируй дарение и дай мне должность, на которой я смогу доказать свою состоятельность, как чиновник. Тогда я буду подле тебя, но выполню то, что ты хочешь, и создам прецедент для внесения первой поправки.

Я замолчала и устремила на государя испытующий взгляд. Он некоторое время смотрел мимо меня, а после кивнул, на миг зародив в моей душе надежду:

— Ты права. Я подумаю над должностью. Что до герцогства, то это не тот дар, от которого можно отказаться. Ты – герцогиня Канаторская, так и останется…

— Как долго? — глухо спросила я. — Как долго я буду герцогиней Канаторской?

— Пока не придет время передать этот титул тому, кому он полагается по законному праву, — ответил Ив. — Моему наследнику.

Только выдохнув, я поняла, что не дышала, пока он говорил. И ощутила внутреннее ликование. Он сказал – наследнику! Значит, не мужу, значит, он не рассматривает меня, как жену. Так? И я задала следующий вопрос:

— То есть я герцогиня на ближайшие два-три года? Ты говорил, что через два-три года у тебя будет наследник.

Государь рассеянно пожал плечом.

— Это примерная цифра. Откуда мне знать, когда Боги, наконец, осчастливят меня долгожданным сыном, — усмехнувшись, он чуть крепче прижал меня к себе и уткнулся носом в шею.

Мне стало щекотно и, фыркнув, я отстранилась под тихий смешок монарха. Привычная шалость неожиданно меня расслабила. Также привычно я щелкнула короля по кончику носа. Он забавно поморщился и клацнул зубами, не напугал и получил по носу второй раз. Ив снова прижал меня к себе и шепнул:

— Не уезжай.

— Уеду, — ответила я. И вдруг подняла руку и провела по его щеке кончиками пальцев. Однако опомнилась и руку убрала: — Мне нужна эта поездка, Ив. Иначе моя голова взорвется от всего, что в ней бурлит.

— Ты хотя бы вспоминаешь обо мне? — спросил он с улыбкой.

— Да, — кивнула я и добавила насмешливо: — Особенно когда вижу кочергу или веревку.

— Душегубство – грех, ты об этом хоть что-нибудь слышала? — вкрадчиво спросил монарх.

— Угу, — промычала я. — А ты знал, что в древности блудников подвешивали за…

— Фу, — он передернул плечами. — Хорошо быть королем. Выше только Боги, а более вешать некому… — Встретившись с моим мрачным взглядом, король заверил: — Я не то хотел сказать…

— Кстати, о Богах, — прервала я монарха. — Всё же кроме благословения Всевышних нужна еще женщина, чтобы выносить твоего сына. И не просто женщина, а жена. Ты уже решил, кто станет твоей избранницей? Срок рождения наследника ты указал, значит, уже и кандидатка в королевы должна быть.

Теперь я внимательно следила за ним, с затаенным трепетом все-таки ожидая, что он сейчас назовет мое имя. Король ответить не спешил. Он глядел мимо меня на дорогу, и вид его был совершенно беззаботным. Это вызывало раздражение, и, не удержавшись, я в третий раз щелкнула его по носу. Клацнув зубами в ответ, монарх, наконец, обратил на меня свое внимание.

— Ты выбрал себе королеву? — повторила я вопрос.

— Придет время, выберу, — отмахнулся государь, и я чуть не заскрежетала зубами. — Это минутное дело, — по-прежнему беззаботно продолжил венценосец. — Когда буду готов, тогда и оглашу имя. Но если тебя интересует срок, то… ну, предположим… в сорок я уже точно буду женат и с наследником на руках.

— Ты так уверенно говоришь о наследнике, — усмехнулась я. — А если девочка?

— У меня есть Элькос, — многозначительно ответил Ив. — Он позаботится, чтобы родился сын.

— Ну, разумеется, — кивнула я, и разговор на время прекратился.

Не знаю, о чем думал король. Он лишь поглядывал на меня время от времени и молчал, а я обдумывала то, что он сказал. Как я и подозревала, прямого ответа он пока давать не собирается. Как там выразился Ив? «Минутное дело. Оглашу, когда буду готов». Мило… Если все-таки он хочет отвести в храм меня, то я узнаю об этом вместе со всеми, и предпринять что-либо будет поздно. И герцогство отказался забрать, зато что-то придумал с должностью, и это я ему подсказала. О, Хэлл, зачем ты дал мне язык?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Усмехнувшись, я тряхнула головой и решила пока перестать терзать себя безрадостными размышлениями. У меня оставалось еще несколько лет. А если мы с дядюшкой и вовсе ошиблись, то всё еще не так плохо… Но какова ирония! Когда-то я мечтала о дружбе с монархом, хотя бы иметь возможность с ним разговаривать, чтобы доказать необходимость перемен. Мне не надо было большего! Я не рвалась к нему на ложе, но оказалась там по прихоти короля. А теперь, кажется, могу подняться и до королевы. Беда лишь в том, что это конец пути. Тупик! Стоит мне выйти из храма, и мне останется лишь то, что одобрит мой венценосный супруг, а это явно будут крохи.

Между тем мы подъехали к перекрестку, от которого дороги расходились. Одна вела в столицу и в королевский дворец, вторая уводила прочь. Я обернулась к королю, ожидая, когда он остановит Бурана. Он смотрел на дорогу в сторону столицы. Усмехнувшись, государь перевел на меня взгляд и произнес:

— Как же велико искушение. Мне нужно лишь пришпорить коня и увезти тебя в свое логово. Скрыть  там от всех и показать, как сильно я по тебе скучаю.

— Вряд ли этот поступок можно назвать разумным, — заметила я.

— Ты рядом, какой разум? — усмехнулся Ив и… повернул Бурана на нужную мне дорогу. — Я провожу тебя еще немного. Не хочу еще расставаться.

— Скоро ты отправишься в Лакас, — ответила я и улыбнулась ему. — Тибад рядом.

— Значит, я могу навещать тебя?

— А тебе кто-то может запретить? — делано удивилась я.

Король усмехнулся:

— Хотел было сказать, что хозяин волен не пустить гостя в свой дом, да вспомнил, что я – хозяин всего Камерата, — подмигнув, закончил он.

Вместе мы ехали до маленького городка Гутта, расположившегося в часе пешей ходьбы от столицы. Здесь государь натянул поводья. Он помог мне выбраться из седла, но когда мои ноги коснулись земли, объятий не разжал. Чуть поколебавшись, я все-таки накрыла его плечи ладонями, и объятья стали тесней.

— Шанни, я хотел тебя просить кое о чем, — Ив на миг замолчал, а после продолжил: — Ни в кого не влюбляйся.

— Вот как, — усмехнулась я. — Я еду в Тибад не для поиска развлечений или приключений, Ваше Величество. Скорей, вам стоит адресовать это пожелание себе.

— Можешь быть во мне уверена.

— Время покажет, — уклончиво ответила я.

Государь согласно кивнул. Его взгляд скользнул по моему лицу, остановился на губах, и Ив спросил:

— Я могу тебя поцеловать?

— Да, — ответила я.

Он склонился к моему лицу, чуть помедлил, а после накрыл мои губы своими губами. Я ответила, однако вскоре уперлась ладонями в грудь монарха и отстранилась. Перед внутренним взором появилась картина, на которой король обнимал оперную диву, и этого хватило, чтобы вернулась брезгливость. Все-таки к поцелуям я еще была не готова. Король не стал настаивать.

Он проводил меня до кареты, сам открыл дверь, но прежде, чем я забралась в нее, сказал:

— Верь мне, Шанни, я не огорчу тебя.

— До встречи, Ив, — рассеянно улыбнулась я.

— Доброго пути, душа моя, — и он, наконец, отпустил меня.

А теперь я прибыла в Тибад, и все думы, полнившие меня в дороге, разлетелись под натиском предвкушения встречи с родителями. И всё, чего я сейчас хотела слышать, это матушкино восклицание: «Мое дорогое дитя!». И увидеть добрую улыбку моего отца. Боги, как же я по ним истосковалась…

Глава 14

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Дитя мое! Ваша светлость, куда вы опять пропали? Шанриз!

— Я здесь, матушка, поднимайтесь ко мне, дорогая.

— Неугомонное дитя… Не успела появиться, а уже свела с ума свою бедную мать… А пыли-то сколько… Боги, дайте мне сил…

Я слушала приближающееся ворчание родительницы с улыбкой, но мало обращая на него внимания. Признаться, представить баронессу Тенерис без ее вечных жалоб, было вовсе невозможно. И пока ее милость шла ко мне, я оглядывала помещение на верхнем этаже старого особняка, неизвестно кому и когда принадлежавшего. Сейчас он был заброшен и пришел в упадок, да что там! Обветшал настолько, что было даже удивительно, что вообще еще сохранился и не был растащен целиком местными домовитыми крестьянами.