Порт-Артур — Токио - Александр Чернов

— Так… Посмотрим, куда он кому зафитилил… — смущенно пробормотал Руднев, всматриваясь теперь во вражеский корабль.

Сквозь клубы густого дыма, поднимающиеся над японским кораблем, Петрович разглядел, наконец, что случилось с его кормовой башней. Судя по всему, бронебойный десятидюймовый снаряд с «Осляби» пробив тонкую крышу, вынес ее заднюю стенку. И в процессе этого выноса взорвался. В результате сейчас то, что осталось от башни, дымилось как сковородка, на которой забыли жарившуюся картошку. Причем забыли надолго.

Левое орудие торчало в небо под углом градусов сорок-пятдесят, что говорило о том, что станок фатально разрушен. Ствол правой пушки безжизненно замер на отрицательном угле возвышения. С башней было покончено. Но, к сожалению для российской стороны, так ожидаемый взрыв погребов не произошел. Почему, и что спасло корабль, можно было бы узнать после боя у его моряков. Если им суждено этот бой пережить.

Вскоре стало ясно, что японцы затапливают погреб, броненосный крейсер заметно садился кормой, скорость его падала. И когда Петрович уже прикидывал, сколько он еще продержится под огнем его кораблей, «Адзума» покидая строй резко покатился вправо…

— В расчете! Молодец Бэр… «Сделано хорошо!» ему. И «Ура!» по батареям! Но… Отставить думать о падали, господа! По глазам вижу, добить хочется очень. Успеется еще. В таком виде далеко не уйдет — это ему не пролив Лаперуза… Там впереди Того с нашими то же самое проделать собирается, туда бежим, туда! Оставьте караулить пару дестроеров. Пусть не дают ему телеграфировать. Если до темноты не найдем и не добьем, пусть сами атакуют. А Миклухе передайте, минут десять может его еще пошпынять с кормы, потом сразу за нами.

— Всеволод Федорович, будем обходить наши броненосцы по неподбойному борту, или как? — обратился к Рудневу поднявшийся на мостик Хлодовский, — До них сейчас кабельтов семь, даже поменьше. Идут 14 с небольшим узлов. Догоним через пятнадцать минут. Бэр запрашивает, принимаете ли Вы командование над его кораблями? Небогатов ранен…

— Командование уже принял. Передайте от меня семафором благодарность экипажам обоих броненосцев. Пусть Бэр возьмет два румба влево, нам нужно «Россию» с «Рюриком» выручать, а не тыкаться японцам в середину колонны. Наши, конечно, на отходе будут к западу забирать. Да и от «Хацусе» ему пока лучше «подарков» не получать, у того обе башни в порядке… Мы для начала станем в кильватер «Пересвету». «Россию» с «Осляби» видно? Если да, то пусть правит прямо на нее. Запросите «Пересвет»: что с Николаем Ивановичем? Серьезно ли пострадал? И с обоих кораблей — потери, повреждения, максимальную скорость, состояние артиллерии, запас снарядов…

— Всеволод Федорович! С марса открылась «Россия» и «Рюрик». Плохие совсем дела у них, похоже.

— Понял. Лезу! Не мешайте же ради Бога, хочу видеть все сам! Каждая минута дорога…

Карабкающийся на фор-марс по скоб-трапу контр-адмирал… Да еще с рупорм в руке… Точно зрелище неординарное. И не для слабонервных. Но Петровичу просто необходимо было взглянуть на происходящее впереди, чтобы как можно быстрее составить впечатление и о состоянии наших избиваемых кораблей, о скорости и курсе неприятеля, и о… Черт его знает, о чем еще. И что там будет необходимо… Но на глазах обалдевших от неожиданности офицеров и матросов, Руднев довольно быстро одолел двенадцатиметровый подъем, и был втащен на маленькую огороженную площадку мускулистыми руками марсовых. С палубы неслось «Ура нашему адмиралу!», но Петровичу сейчас было не до личной славы. Сквозь цейсовскую оптику он, до крови закусив губу, всматривался вперед, туда, где героический «дедушка „Рюрик“» доживал свои последние минуты…

Проходя мимо окутанных облаками пара и тучей дыма, пылающих по левому борту безжизненных останков осевшего в воду метра на два с лишним «Рюрика», «Микаса» уже не стрелял по нему из орудий. Снаряды броненосцев теперь предназначались «России», которая была от японского флагмана в трех милях и, отчаянно дымя, пыталась разорвать дистанцию. Ее и надо было «стреножить», чтобы не ушла далеко, но поворачивать колонну за ней, расходясь с транспортным караваном, дымившим где-то впереди, и который сейчас лихорадочно пытаются прикрыть «Баян» с «Варягом», Того посчитал неоправданной потерей времени: русскую гвардию нужно было перетопить обязательно…

Однако отказать себе в праве на «удар милосердия» японский командующий не смог. При этом он даже сам себе не посмел признаться в том, что это была небольшая личная месть. Месть за тот секундный страх, впервые испытанный им в этом бою, когда всем в рубке «Микасы» уже казалось, что собравшийся таранить японского флагмана громадный русский крейсер ничем не удастся остановить…

Обошлось… Поравнявшись с «Рюриком», «Микаса» резко довернул, выплюнул в борт агонизирующему врагу две мины и немедленно вернулся на генеральный курс. Промахнуться по неподвижной мишени было практически невозможно. Когда возле русского корабля с грохотом взметнулись два гейзера подводных взрывов, Того приказал: «Передайте по линии: по тонущему русскому больше не стрелять, пусть все кто сможет, спасаются».

Он ожидал, что если его расчет верен, то вскоре впереди откроются русские транспорты. Увы. В этот раз он ошибся. Пока «Идзумо» совершая полный разворот, намеревался вступить в строй позади «Конго», дым впереди материализовался в четыре русских шеститысячника, которые бежали навстречу двум другим русским крейсерам, которые уже минут десять с предельной дистанции перестреливались с «Якумо». Тогда, может быть, их конвой двинулся прямо на Шантунг, и та полоса дыма за «Варягом» это и есть уходящие транспорты?

— Ваше превосходительство, господин адмирал! Сигнал с «Идзумо»…

— Слушаю вас, лейтенант.

— Это… Это не их транспорты, господин адмирал… Строем фронта подходят большие русские броненосцы. Пять вымпелов. Среди них на фланге — «Цесаревич». Его опознали по форме боевых марсов…

— Понял. Спасибо, Исороку… — Того обвел взглядом лица притихших разом офицеров. Оживление, вызванное недавним умерщвлением «Рюрика», куда то вдруг пропало…

— Вы уверены, что их пять, а не шесть?

— Так точно! Уверен. Марсовые подтверждают: пять кораблей.

«Итак, всем все ясно. И хотя один из броненосцев Макарова куда-то запропастился, по раскладу мы уже проиграли». Адмирал Того тяжело вздохнул, поправляя зачем-то фуражку, как влитая сидящую на его голове… Или нет? Во взгляде флаг-офицера устремленном на него, Того почувствовал надежду… Надежду только на него, на их вождя, на их идола, на никогда не ошибающегося главу их самурайского клана… Он спиной чувствовал такие же взгляды остальных офицеров на мостике «Микасы». Да, тяжек долг даймио… На сколько же проще было этим русским офицерам там, на мостике уже легшего на воду всем бортом «Рюрика»…

Но сейчас нужно рассуждать хладнокровно. Итак, самое худшее, что могло произойти, уже случилось. Враги вновь блестяще сыграли свою партию: здесь весь русский флот… Что мы имеем в пассиве? «Якумо». Видно, что подбит. Не бегунок уже, но хоть за броненосцами пока кое-как поспевает. «Адзума» отстал, и виден сейчас только с концевых броненосцев. Где-то там, рядом с ним Руднев с четырьмя своими кораблями… Добьет, если не поможем… Судьба «Фусо» неизвестна. А раз так, то нужно брать в расчет худшее.

Что Соединенный флот сейчас имеет в активе? В относительно высокой боеспособности «Микаса», «Сикисима», «Ясима», «Конго», «Хацусе» и «Идзумо»…

У русских нам противостоят пять новейших неповрежденных броненосцев, отдельно ползущая к берегу избитая и горящая «Россия» с двумя малыми крейсерами, четыре побитых но боеспособных корабля у Руднева, и пропавшие неизвестно куда старые броненосцы Чухнина и Григоровича. Но эти так хорошо получили в самом начале, что вряд ли можно говорить об их боеспособности всерьез.

Если продолжать идти под берег искать транспорты, Макаров нас достанет. Пять его первоклассных неповрежденных линкоров против трех с половиной у меня. Пусть еще и три корабля с восьмидюймовками… Против них у него шесть крейсеров и Рудневская четверка. Все одно, расклад его. Конечно, врагов не считают, а уничтожают. Но есть одно «но». Он, в добавок, со своими пятью броненосцами еще и быстроходнее. С полным боезапасом и с не расстрелянными пушками… Это пока тактика.

Теперь стратегия. Сейчас, несмотря на то, что у нас ввиду шесть этих быстроходных русских крейсеров, есть еще шанс оторваться всем, и даже исхитрится сохранить подбитую «Адзуму». Время скоро начнет работать на нас. Близятся сумерки. Темнота позволит нам без больших проблем уйти от Макарова. А на отходе, попробовать добить кого-то у Руднева, и тем уравнять счет. Но в любом случае это, увы, не облегчит наше общее положение в войне.