Светочи Тьмы - Татьяна Владимировна Корсакова

– Это подарок Максима. – Она ласково погладила кованый лепесток подсвечника. – Он нашел его в башне, в ворохе мусора.

– Я знаю. – Агния злилась. Агнии не терпелось, но она боялась спугнуть свою единственную союзницу. – Это мой, я зажигала в нем свечу, когда принимала ванну. Ты должна знать, я тебе рассказывала. Помнишь?

Лисапета молча кивнула, а потом прошептала:

– Я видела твою ванну. Я хотела, как ты… Почему одним все, а другим ничего?! – Ее голос сорвался на крик.

– И у тебя все будет. – Костлявая рука погладила Лисапету по голове. Погладила так, что в воздух взмыли клочья ее волос. Лисапета, кажется, ничего не почувствовала, она была погружена в свои собственные убийственно болезненные воспоминания.

– Я все сделала, как ты… – Ее голос сделался мечтательным. – Ванна уже была наполнена. Даже бокал вина там уже стоял. У нее, у этой девчонки, было вино, а у меня был мой подсвечник. И свеча!

Мирослава резким движением пригладила свои волосы, сжала виски руками. У Лисапеты был подсвечник и, вероятнее всего, запасные ключи от ее квартиры. У Лисапеты было непреодолимо-острое желание принять ванну, почувствовать себя, если не Агнией Горисветовой, то хотя бы Мирославой Мирохиной.

В какой момент она стала терять рассудок? В тот самый, когда погрузилась в жертвенную чашу, искусно замаскированную под ванну? Или когда начала слышать вкрадчивый шепот в своей голове?

Что это было? Что приготовила для нее Агния? Такую же считалочку, как для них с Артемом? Или одинокую несчастную женщину нужно брать другим? Обещанием вернуть любимого. Вернуть любым – живым или мертвым. Потому что для такой безумной любви грань между живым и неживым не имеет никакого значения!

– Как она испугалась, ты бы знала. – Лисапета захихикала. – Купание в этой чертовой ванне не сделало меня ни моложе, ни красивее, но какое это было наслаждение – видеть страх в ее глазах!

– Мы убьем ее. – Череп осклабился в жуткой усмешке. – Убьем, сожжем и приготовим из ее пепла ванну для тебя. Ты станешь такой, как она. Нет, ты станешь во сто крат красивее! Ни один мужчина не сможет отвести от тебя взгляд.

– Мне нужен только он. – Лисапета провела ладонями по своему лицу, словно стирая с него невидимую паутину. – Но я хочу быть красивой! Да, я очень этого хочу!

– Тогда доведи дело до конца, сделай то, что должна!

Беспокойно засопел Самохин. Он в раздумьях переводил ствол с тени на Лисапету. Во взгляде его была лишь решительная сосредоточенность и никаких сомнений. Мирослава тоже почти не сомневалась, что, если придется стрелять, стрелять он станет в Лисапету, потому что на каком-то глубинном, подсознательном уровне он уже сейчас понимает, что неживое убить нельзя.

Или это не подсознательное, а опыт? Что она знает о старшем следователе Самохине? Она-то и о себе самой знает далеко не все. Единственное знание, которое сейчас важно, это то, что Василиса жива. Она жива, и в их силах сохранить ей жизнь. Вот потому-то ствол Самохина больше не мечется между двух целей, а уставился прямо в центр широкой Лисапетиной спины. И рука его не дрогнет, если придется стрелять. Просто, пока он еще решает, как поступить, анализирует ситуацию. В его силах справиться со злом реальным. А что может сделать она, Мирослава?

Затылок защекотало легким холодком. Это было иное, доселе неиспытанное ощущение. Мирослава отступила за спины мужчин, медленно обернулась.

Девочка стояла так близко, что, вздумай Мирослава до нее дотронуться, достаточно было бы просто протянуть руку. Худенькое лицо, ночная сорочка по щиколотки. В девочке было столько же нездешнего, сколько и неживого. Отражение девочки Мирослава уже видела в темных водах затона, а упоминание о ней уже встречала на страницах дневника Августа Берга. Девочка была Лизонькой. Той самой мертвой Лизонькой, отказавшейся становиться одной из Светочей. Она смотрела на Мирославу не по-детски серьезным взглядом. Ее глаза были огромными и черными, жизни в них было не больше, чем в красных огнях, что горели в глазницах призрака Агнии. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, а потом Лизонька поднесла ко рту указательный палец, призывая Мирославу к молчанию. Мирослава кивнула, сделала шаг к девочке. Как оказалось, шаг этот нисколько не приблизил ее к Лизоньке, и ей некстати подумалось, что призраки очень похожи на голограммы. Вероятно, призраки и есть голограммы некогда живых людей. А Лизонька уже манила ее за собой, подальше от мужчин, поближе к берегу затона.

Мирославе пришлось пробираться сквозь такой густой ивняк, что она боялась потерять Лизоньку из вида. А еще она боялась, что без ее участия может случиться что-то страшное и непоправимое с теми, кого она покинула. Глупо было думать, что все происходящее зависит только от нее одной. Возможно, от нее вообще ничего не зависит, но побороть собственные страхи никак не получалось.

Лизонька остановилась на берегу метрах в десяти от того места, где Лисапета готовилась окончательно потерять свое человеческое обличье.

– Что ты хочешь? – спросила Мирослава шепотом. – Ты же что-то хочешь, да?

– Она сказала, что узы ненадежны. – Голос Лизоньки прозвучал прямо у Мирославы в голове.

– Кто сказал?

– Это где-то здесь. Ты должна найти. – Лизонька шагнула в воду. Нет, не в воду, а на воду. Просто перешла с одной плоскости на другую, как в компьютерной игре. По воде, аки посуху.

– Что я должна найти? – спросила Мирослава, вплотную подходя к кромке воды.

– То, что он тут потерял.

– Кто?

– Старик. Она всегда называла его стариком, хотя сама была намного его старше. Смешно, правда? – Лизонька улыбнулась, притопнула босой ножкой по водной глади.

Мирославе было совсем не смешно, она не понимала, чего хочет от нее призрак, чего добивается.

– Старик – это Август Берг?

– Я не знаю. – Лизонька пожала плечами. – Ты просто ищи. Не бойся, здесь неглубоко.

– Просто ищи…

Несколько мгновений Мирослава раздумывала, стоит ли ей снимать кроссовки, а потом решила не снимать. Она шагнула в воду. Обожженная нога полыхнула острой болью, но боль быстро унялась. Дно было не илистым, как опасалась Мирослава, а песчаным – твердым и, на первый взгляд, надежным.

– Что дальше? – спросила она, оборачиваясь. Лизоньки больше не было. Может быть, ее вообще никогда не было, а все привидевшееся было плодом ее больной фантазии? Или больного разума.

Что вообще можно найти в темноте под слоем воды и песка? Что мог потерять тут Август Берг?

У Мирославы была хорошая память. Разум может быть и дырявый, но память отличная. И она