И. В. Сталин. Вождь оклеветанной эпохи - Б. Бессонов

И всё же, к сожалению, преобладающей была тенденция рассматривать социал-демократов как предателей, которых нужно разоблачать и изолировать от трудящихся. Сталин ставил вопрос жестко: без разгрома социал-демократии нечего и думать о диктатуре пролетариата. «Если внутри рабочего класса имеются две конкурирующие партии одинаковой силы, то даже при благоприятных внешних условиях невозможна прочная победа». При таком подходе объединить усилия в борьбе с фашизмом коммунистам и социал-демократам, конечно, было трудно.

Неприязнь, враждебность к социал-демократии в ВКП(б) и в других коммунистических партиях была столь глубокой, что Сталин, как выше отмечалось, даже внутрипартийные дискуссии проводил под флагом борьбы против социал-демократического уклона. Так, в докладе «О правом уклоне в ВКП(б)» в апреле 1929 года Сталин подчеркивал необходимость борьбы против правых элементов в компартиях как «агентуры социал-демократического влияния». Отсюда — задача заострения борьбы против примиренчества с правым уклоном как убежища оппортунизма в компартиях. Отсюда — лозунг очищения компартий от социал-демократических традиций.

При этом примечательно, что Сталин порой поддавался самообману. В частности, он не раз высказывался в том смысле, что влияние социал-демократии среди рабочих падает, что лучшие рабочие уже отвернулись от социал-демократов, что если они еще окончательно не разоблачены, то только потому, что коммунисты неумело, плохо работают по разоблачению их предательской роли. И, тем не менее, Сталин в конце концов поддержал идею Народных фронтов, объединяющих все антифашистские силы: это новый ключ, открывающий дверь в будущее.

Сложное, противоречивое, порой также весьма схематичное было отношение Сталина к капиталистическим странам, к капиталистическому окружению. Сталин, советское руководство, в сущности, с 1920-х гг. питали недоверие, в частности, к Англии, которая (здесь Сталин был совершенно прав) всегда стремилась создать «единый фронт против СССР», «открыть дипломатическую блокаду СССР» и «втянуть СССР в военный конфликт». У. Черчилль, в частности, будущий английский премьер-министр и союзник Сталина в борьбе против фашистской Германии, в 20-30-е годы в фашистском режиме в Италии видел союзника в борьбе против СССР и коммунистического движения. Так, на встрече с Муссолини в 1927 году он говорил, что если бы он был итальянцем, то «всем бы сердцем был с вами от начала до конца в вашей триумфальной борьбе против ленинизма. В международном плане ваше движение оказало услугу всему миру. Италия показала, как надо бороться против подрывных сил. Тем самым она выработала необходимое противоядие против русского яда. После этого уже ни одна великая держава не окажется без необходимых средств защиты против разрушающей «болезни большевизма». (Цит. по: Трухановский В. Г. Уинстон Черчилль. М., 1982, с. 221). Подобные заявления У. Черчилля, давно известного своей, мягко сказать, неприязнью к Советской России, к СССР, конечно, только усиливали подозрительность, настороженность Сталина, других советских руководителей по отношению к западным странам.

Вместе с тем Сталин в те годы ошибочно трактовал основное противоречие между капиталистическими странами как противоречие между «Англией, звезда которой закатывается, и Америкой, звезда которой находится в состоянии восхождения». Так, в докладе на собрании актива ленинградской организации ВКП(б) 13 июля 1928 года Сталин заявил: «Сейчас, перед VI Конгрессом Коминтерна, англо-американские противоречия превратились в активные. Нефть, сырье, рынки сбыта товаров, вывоз капитала и тому подобное обострили борьбу за мировую гегемонию между Англией и Америкой. Это основное противоречие, вероятно, чревато войной». (Между Англией и США? Конечно, это неверный вывод. — Б. Б.)

Второе противоречие — это противоречие между империализмом и колониями. Оно имело место и в период V Конгресса Коминтерна, но не было столь острым. Тогда не было такого мощного развития китайского революционного движения, не было столь мощного оживления рабочего движения и национально-освободительной борьбы в Индии. Чем чревато нарастание этого противоречия? Оно чревато освободительными национальными войнами в колониях и интервенцией со стороны империализма.

Нарастает и обостряется и третье противоречие — противоречие между капиталистическим миром и СССР. Оно также чревато опасностью военной интервенции. Как пишет М. Торез, крупная буржуазия Франции и Генеральный штаб готовили войну против Советского Союза. Маршал Фош утверждал, что интервенция необходима. Англия порвала торговые отношения с СССР. Японская военщина тоже хотела войны с СССР. В этой связи Сталин резко критикует пацифистские лозунги, характеризуя их как форму убаюкивания рабочего класса, отвлечения его от борьбы с опасностью войны. Кто хочет знать правду, тот должен понять: так как процветает империалистический пацифизм с его Лигой наций, то наверняка будут новые империалистические войны и интервенции. (Все-таки здесь также преувеличение; пацифистскую ложь надо разоблачать, но реальные шаги в поддержку мира надо поддерживать. — Б.Б.)

В 20-е годы Сталин, советское руководство, конечно же, еще не видели опасность со стороны Германии. На XIII съезде большевистской партии в 1927 году Сталин ставил задачу «сближаться» «с побежденными в империалистической войне странами, с теми странами, которые больше всего обижены и обделены, которые ввиду этого находятся в оппозиции к господствующему союзу великих держав».

В те годы Сталин не видел еще большой разницы между «так называемыми демократическими и фашистскими государствами». Так называемые «демократические» государства, конечно, не одобряют «крайностей» фашистских государств и боятся усиления последних. Но они еще больше боятся рабочего движения в Европе и национально-освободительного движения в Азии, считая, что фашизм является «хорошим противоядием» против всех этих «опасных» движений.

Однако приход Гитлера к власти, расизм и шовинизм фашистов, их ненависть к марксизму и рабочему движению убедили Сталина, что именно от фашистской Германии прежде всего исходит наибольшая угроза войны, наибольшая угроза социализму.

Сталин и, разумеется, Коминтерн скорректировали свою позицию. VII Конгресс Коминтерна в этом смысле явился поворотным. Коминтерн отказался от обвинений в том, будто любая капиталистическая страна обязательно фашизируется. Он реально поставил на первый план задачу защиты мира и демократических прав трудящихся. Борьба за мир, свободу и демократию стала фактором единения с другими политическими силами, выступающими против фашизма и войны: социалистическими, социал-демократическими, республиканскими, католическими и другими. По сути, Коминтерн отказался теперь от линии на единство исключительно «снизу», на «разоблачение противника», от оценки социал-демократии как «социал-фашизма» и так далее. Коминтерн решительно выступил за создание единого фронта рабочих передовых стран и трудовых масс колоний, для того чтобы предотвратить опасность войны или, когда война начнется, превратить империалистическую войну в войну гражданскую, разгромить фашизм, свергнуть капитализм, установить советскую власть, освободить колонии от рабства, организовать всемерную защиту первой в мире советской республики.

Руководители Коминтерна и коммунистических партий стали четко различать два периода социальной революции: демократический и социалистический. Во многих странах создаются антифашистские народные фронты, защищающие демократические ценности от посягательств реакционных, милитаристских, клерикальных, фашистских сил. Антифашизм — это главное. Честные люди все больше понимали, что означает фашизм. На карту было поставлено всё: свобода, будущее демократии, прогресс всей цивилизации. Фашизм ненавидел Маркса и марксизм, но равным образом он растаптывал и Вольтера, и Руссо, и Данте, и Льва Толстого. Он отбрасывал либерализм во всех его формах с той же жестокостью, с какой расправлялся с теми, кто был предан идеалам социализма и коммунизма. Фашизм целиком отвергал наследие эпохи Просвещения, а вместе с ним и все типы общественного строя, развившиеся из американской и французской революций, причем в той же степени, как и строй, созданный Октябрьской революцией в России. Без этого невозможно понять волну международной солидарности, поднявшуюся в 1936 году в поддержку республиканской Испании. Все демократы, социалисты и коммунисты, верующие и атеисты были убеждены, что сражения, разгоревшиеся в этой стране, представляют собой в самом прямом смысле слова сражение за будущее Франции, Англии, США, СССР, всех других демократических стран.

Поставленные перед лицом одного и того же врага и одной и той же угрозы уничтожения, коммунисты и социал-демократы, монархисты и республиканцы, либералы и радикалы, верующие и неверующие неотвратимо подталкивались к встрече по одну сторону баррикады.