Императорский безумец - Яан Кросс

— И то, что императорский приказ опять среди других детей настиг именно его, — боже мой, ведь ему всего только десять лет, — внушает мне какой-то страх и неуверенность в его будущем…

И еще одну глупость, но для меня потрясающую, хочется сегодня сюда записать.

Я уже описывал свой сон, будто плыл вниз по течению реки в плетеной лодке, в которой были император Александр, Риетта и Анна, и лодка пошла ко дну.

Тот же самый сон снился мне минувшим летом несколько раз. А в последний раз было так: я снова сидел на носу, и когда оборачивался и смотрел через правое плечо, я видел на средней скамейке Анну, а когда смотрел через левое — Риетту. Потом я повернулся, чтобы понять, которая же из них там сидит, оказалось, что сидит там только одна из них, и я как-то не понял, которая…

Очевидно, это повторявшееся сновидение направило мое внимание на то, что существует наяву. Во всяком случае, в прошлое воскресенье я проснулся утром в обычное время, и, насколько помнится, совсем не от этого сна. Я проснулся в нашей спальне, рядом с Анной, маленькие стенные часы с двумя тупоносыми малиновками показывали семь. Окно, выходившее на реку, было полуоткрыто, за окном мягкое облачное утро. Приподнявшись на локте, я смотрел на Анну. Ее обычно гладко зачесанные волосы разметались по подушке, они на самом деле гораздо более густые, чем кажется. Я с удовольствием смотрел на ее волосы. В вырезе ночной рубашки обнажилась грудь, и все ее тело под рубашкой и тонким летним одеялом казалось еще более пышным, чем обычно. Это я простил ей. Потому что помнил, как несколько часов назад здесь же в ночной темноте, поддерживая друг друга, мы стремились к блаженному мигу и с остановившимся от напряжения и счастья дыханием достигли его, — и тут меня вдруг осенило, о ком я при этом в темноте и молчании думал… о ком все снова и снова думал, лаская Анну… Не о ней. А о Риетте! Об Анне лишь постольку, поскольку она каким-то непонятным образом напоминала Риетту. Да-да. Анна как-то непонятно схожа с Риеттой. Хотя Анна больше чем на десять лет старше и совсем иного сложения. Риетта по сравнению с Анной совсем дитя… А все же у них одинаковая линия рта, очертанием напоминающая сливу, и одинаковая линия бровей. И у обеих одинаковый круглый разрез ясных серых глаз, уголки которых у виска чуть-чуть опущены. И голоса у них глуховатые и грудные, тоже странно похожие, и у обеих привычка в самые волнующие минуты обхватить меня, застыть и неподвижно молчать…

Вот так ровно неделю назад я вдруг понял: именно благодаря этому странному сходству я и остался полтора года назад с Анной. Из-за этого неуловимого сходства между нею и Риеттой всегда и особенно в минуты близости я думал не об Анне, а неизменно об этом несчастном, плачущем, об этом мною отвергнутом, но всегда желанном ребенке…

Почему о ней — этим вопросом задаваться, наверно, бессмысленно. Ибо единственное, что я мог бы ответить: потому что она мила мне. Но это были бы слова, говорящие еще меньше, чем многие другие. Но почему я так вот обманул Анну — почему я с самого начала, пусть, может быть, не вполне осознанно, избрал для обмана Анну? На это самому себе я мог бы как-то ответить. По крайней мере, попытаться ответить.

Кстати, я не считаю трагическим, что мой брак основан, так сказать, на обмане. Большая часть, во всяком случае мне так кажется, большая часть отношений между мужчиной и женщиной основывается либо всегда, либо время от времени — на этом самом… хорошо… пусть обмане. Разумеется, я мог бы объявить себя этаким страдальцем оттого, что мой брак относится к более многочисленной и худшей категории, а не к более редкой и лучшей. Однако, слава богу, для подобных потуг к идеалу я слишком стар. Как в моем отношении к семье (если я думаю о собственных делах), так и в моем отношении к государству (если имею в виду грезы Тимо). Именно.

Что же касается более глубокого объяснения моего выбора, павшего на Анну, так не произошло ли это оттого, что я ведь знал, какую ужасную боль причинил Риетте, когда оттолкнул ее из-за отца. С моей точки зрения, это было неизбежно. Но, с ее точки зрения, это должна была быть непонятная… нет, может быть, даже понятная, а все-таки не заслуженная ею жестокость… Разве я не должен был — даже сам до сих пор еще до конца не осознав, — разве я не должен был нанесенную Риетте обиду как-то, перед кем-то, я даже, в сущности, не знаю, перед кем, загладить, попытаться искупить тем, что я…

Ох, дьявол, вряд ли моя история такая уж сложная (и благородная). Недавно я прочел в одной взятой у Валя книге о теориях какого-то венского врача, и я думаю, просто анимальный магнетизм этих двух женщин для соответствующего моего …изма каким-то фатальным образом…

Вторник, 2 августа 29

Позавчера Анна вернулась неожиданно намного раньше, чем я ждал. Однако я вижу, что мне нечего добавить к последней записи. И зачеркивать я тоже ничего не буду. Хотя бы из упрямства.

Анне я сказал, что получил от полковника Теннера письмо и должен поехать к нему в Таллин в связи с какими-то неоконченными работами. Я поеду завтра. Разумеется, в Пярну. Может быть, делаю глупость, но решил дневник взять с собой. Если оставлю, мне все время будет казаться, что Анне нужно только войти в мою комнату — и она увидит его сквозь половицы у моего стола под окном. Если же там останется один только меморандум Тимо, то ей ничего оттуда не будет светиться… Хотя именно тут можно было бы подумать о подпольном солнце…

Пярну, четверг, 11 августа

Я нашел здесь идеально подходящий нам дом. Это дача местного крупного купца Цвибельберга, в пятистах шагах на юго-запад от центра города, прямо там, где позади заросших кустами бастионов начинаются полосатые — трава и песок — пастбища, и дом стоит так близко от речной гавани, что со двора — поверх кустарника на бастионах — видны корабельные мачты. И до морского берега всего двести шагов.

Домишко, правда, еле стоит, и в нем всего три маленькие комнатки и крохотная застекленная веранда. Зато во дворе имеются конюшня и каретник, где от посторонних глаз можно укрыть лошадей и экипаж. И что самое главное — подъезжая по Рижскому шоссе и в нужном месте свернув на северо-запад, лугами можно доехать до места, совсем минуя город.

Пярну, 14 августа 29

Вчера в обед я отправился в ресторацию Ингерфельда, капитан Глане был там как штык. Его восторг по поводу встречи со мной ободрил меня. Его голубой мундир еще больше запятнан, чем год назад. И это неплохой признак. Мы вместе обедали и пили какую-го красную бурду. Я хотел заказать настоящий опорто, но его не оказалось. Потому что «Амеланд» придет еще недели через две. Я снова засеял мозг капитана прошлогодними семенами, чтобы они дали всходы. Сейчас мне здесь делать больше нечего. Так что могу на неделю вернуться в Пыльтсамаа.

Пыльтсамаа, 20 августа 29

Анна у матери в Вильянди. Мы условились, что в мое отсутствие она на неделю-другую съездит туда.

Вчера утром была здесь проездом Ээва, она уехала в Петербург, чтобы привезти Юрика. Дай бог, чтобы мальчик был здоров и получил разрешение.

Между прочим, Ээва привезла мне сосновую шкатулку, как она сказала, с разными бумагами, которые Тимо просил меня взять на сохранение в моем доме. Тимо сказал, что он не хочет везти их за границу, а бросать в огонь еще рано, в Кивиялге же они больше не рискуют держать их из-за Петера.

Когда Ээва вручила мне шкатулку, она была заперта. Простой темно-коричневый ящичек, без всяких украшений. Ключа мне не дали, и я не спросил. Мне не хотелось при Ээве сдвигать с места свой письменный стол и приподнимать половицу. Я сунул шкатулку в ящик стола. Мы условились обо всем, и я проводил Ээву за ворота до кареты. Когда я вернулся в комнату и достал шкатулку, чтобы спрятать ее в тайник, я заметил, что краешек одного листка на миллиметр торчит из-под крышки. Я попытался ногтем затолкать его обратно. Не получилось. Я попытался немножко раздвинуть щель между шкатулкой и крышкой. И это не удалось. Ящик моего стола был выдвинут, в нем лежала проволока, чтобы прочищать трубку, и всякие мелкие инструменты. Я взял тоненькую отвертку и попробовал настолько расширить щель, чтобы засунуть обратно торчавший листок. Я не применил никакой силы. Совсем слегка. Честное слово. Но крышка сразу поддалась, и шкатулка открылась! Я увидел: крючок соскочил со штифтов, вырвался из крышки и торчал теперь на ребре шкатулки, будто зуб в пустой десне.

Теперь было бы совсем нелепо удержаться и не заглянуть в содержимое шкатулки. Я обнаружил в ней именно то, что и предполагал, так что мог бы считать себя почти что провидцем.

Бегло, но все же внимательно прочитал я полтораста страниц. Бегло потому, что не было возможности углубляться, и все же внимательно, потому что вскоре понял, что иначе читать невозможно.