Собственные записки. 1811–1816 - Николай Муравьев-Карсский

Пока я спал, Николай убрал вновь приобретенную мною лошадь. Он с собою принес из корпуса Витгенштейна пару новых сапог, которую я тотчас же надел, и предложил мне несколько рублей денег, которые сохранил; кроме того, он принес с собою сухарей и соли; сам же он был хорошо и тепло одет. Итак, из бедственного положения, в котором я находился, я вдруг очутился с лошадью, с деньгами, со слугой и сапогами. Этого мало! Как только Николай кончил рассказ о своих похождениях, въехали на двор мои сани с тремя лошадьми и прислугой. Подвода эта, оставшись от бесснежья в Красном, наконец, потянулась, не зная дороги, и долго блуждала среди разоренных и опустелых селений.

Всего стало довольно и, если б я не был болен, то более ничего не оставалось в то время желать, как только лучшего полковника начальником.

От возвратившегося слуги моего Николая узнал я, что с петербургскими дружинами, присоединившись к корпусу Витгенштейна, прибыли под Полоцк дядя мой Дмитрий Михайлович Мордвинов, двоюродный брат Александр Мордвинов и родственник Семен Николаевич Корсаков, племянник адмирала Мордвинова. На другой день прибытия к армии петербургских дружин, Витгенштейн атаковал Полоцк и был отбит; но неприятель, известясь об отступлении Наполеона, ночью оставил город, и Витгенштейн, заняв его, провозгласил победу, которую по всей России славили, говоря, что Полоцк штурмом покорен. Так, по крайней мере, разгласили официальные сведения, частные известия и слухи о сем деле. Говорили, что мы под Полоцком лишились более 8000 человек.

Дядя мой, камергер Мордвинов, командовал 5-й дружиной. Ему оторвало ядром выше колена ногу, которую тогда же отрезали. Государь дал ему за то генерал-майорский чин и Георгиевский крест 4-й степени. Брат Мордвинова также был в сем сражении и получил Владимирский крест. Из офицеров квартирмейстерской части убиты были подполковники Тилеман и Коцебу; ранен Вильдеман, а в плен взят подпоручик Мориц Коцебу 2-й.[94]

Авангард наш должен был переправиться чрез Березину, чтобы идти к Вильне; но старый мост был сожжен, надлежало новый построить за ночь, чтобы к рассвету войска могли перейти через реку. Черкасов поручил это дело мне, для чего и была назначена пионерная рота Геча; но как несчастная рота сия потеряла много людей от трудов и нужды, ею переносимых, то она не была в состоянии выставить более 50 изнуренных работников. Черкасов послал меня к принцу Евгению Виртембергскому, дабы потребовать от него людей. Все это происходило ночью. Принца разбудили, велено было дать мне из какого-то пехотного полка одну роту с офицером. Я пошел снегом прямо к бивуаку полка и, так как в назначенной к работе роте состояло только 15 оборванных и истощенных рядовых, то я пошел по городу и собрал жидов, которые вскоре все разбежались.

Наконец, около полуночи в темную ночь народ мой собрался на берегу реки. Надобно было изобрести, каким образом построить мост, ибо от старого, стоявшего на сваях, оставались одни концы, и, если бы приняться за поправку его, работу эту не кончили бы в три дня. Река была широкая и имела несколько островов; по ней шел накануне лед, который только что остановился, но все был еще в состоянии поднять человека. Трудно было придумать прочную переправу, и мы с Гечем решились переложить по льду с острова на остров бревна, связать их веревками и по бревнам сделать настилку, устроив как бы плавучий мост на льду. Такой мост тем был опасен, что многие бревна не были связаны за недостатком веревок, и, если б река тронулась, то его снесло бы неминуемо, и всю вину на меня бы сложили. Но нам иначе делать было нечего, и, решившись на сие предприятие, мы немедленно принялись за дело. Пехотинцев я послал набирать дрова, чтобы развести огни на берегах и островах, а пионеры стали таскать бревна для построения моста.

Мы разбирали на лес и на дрова стоявшую на правом берегу реки большую корчму, наполненную французами. Число их беспрестанно увеличивалось новыми жертвами, ибо вновь приходившие садились на мертвых товарищей своих и в бессознательном положении ставили пораженные ноги свои прямо в огонь, среди кружков их горевший. Сими пришельцами умножилось и количество трупов, устилавших земляной пол корчмы. В диком взгляде этих несчастных, иногда на нас обращавшемся, не выражалось ни просьбы, ни отчаяния, и они умирали, не показывая даже страдания: столь притуплены уже были мысли и чувства сих движущихся, полузамерзших и почти нагих привидений. О помощи им нельзя было и помышлять, когда мы сами едва были в силах себя выручать. Конечно, лучшая участь пала на тех из французов, которых признавали пленными; но кому было заботиться о призрении того множества бродящих мертвецов, среди коих двигалось вперед наше ослабленное от трудов и холода победоносное войско?

Желая ободрить уставших пионеров, я принялся сам за работу и таскал с ними бревна; между тем лед все становился крепче, и мы начали, хотя с опасностью, переходить по льду, причем мне доводилось быть по колена в воде, невзирая на свои больные ноги и покрывавшие их язвы. Геч с офицерами своими продрогли от холода, и они, оставаясь на берегу, грелись у огня. Я усердно трудился, как вдруг услышал голос Черкасова, который меня с берега звал. Я пришел на голос его с бревном на плечах. Он заметил мне, что, пускаясь в работу с нижними чинами, я ронял достоинство своего офицерского звания, на что получил в ответ, что я в том никакого стыда не вижу и что, напротив того, пример мой нужен для ободрения людей.

– Вы не исполняете своей обязанности, – сказал Черкасов, – вам следует только распорядиться, и от того, что вы сами работаете, вышло то, что еще ничего не сделано; вы уже три или четыре часа здесь, а моста и начала еще не видно.

– Вы можете видеть, – отвечал я, – что лес уже заготовлен и постройка моста сейчас начнется.

– У вас огни еще не разведены.

– Я послал людей за дровами, им ходить далеко. Огни скоро покажутся.

– Как, вы хотите еще оправдываться, не сделав ничего? Посмотрите, как у меня дело пойдет. Эй вы, – закричал он на людей с присоединением народного бранного выражения, – ступайте за дровами, разводите огни!

Казалось, что Черкасов был пьян. Случилось, что в то самое время посланные мною люди принесли дров и начали раскладывать огни.

– Видите, – продолжал Черкасов, – как только я пришел, так дело в ход пошло.

– Если б меня здесь не было, – отвечал я, – то вы прождали бы еще несколько часов, пока заготовили бы материал и развели бы огни; неужели вы в самом деле думаете, Павел Петрович, что вашим присутствием осветилась река?

– Как, вы еще забываетесь предо мною? Вот увидите: войска должны до рассвета переправляться, и если мост к тому времени не поспеет, то вы будете отвечать.