Воздушный штрафбат - Антон Кротков

— Борис, надо дать интервью корреспонденту местной газеты. Интервью уже согласовано с посольством. Так что собирайся, за тобой уже пришла машина.

Для интервью журналистка из «Дойче альгемайне цайтунг» привезла мгновенно ставшего сегодня знаменитым на весь мир русского пилота не в репортерскую «нору» — кафе «Рейман», где собиралось множество осведомителей гестапо и журналистов-эсэсовцев, а в обычную пивную, каких сотни по всему городу. За полчаса задав Нефедову интересующие ее вопросы, журналистка отправилась в редакцию. На прощание она загадочно предупредила Бориса:

— А вы, пожалуйста, не уходите. Вас очень хотел видеть один ваш старый знакомый. Он сейчас подойдет.

Новость заинтриговала Бориса. Какой у него может быть знакомый в Берлине?

С самодовольным видом Хан сел за столик напротив своего бывшего курсанта. Его эффектное появление вполне удалось.

— Очень рад тебя видеть, брат, — совсем по-родственному поприветствовал он Бориса, кивнув на лежащий на столе портсигар Нефедова с черным рыцарем на крышке. — Случайно узнал, что ты в Берлине, вот решил повидаться. Не хотел, чтобы из-за меня у тебя возникли проблемы с твоими начальниками, поэтому уговорил знакомую журналистку притащить тебя сюда. Надеюсь, ты не в обиде на меня за такую импровизацию?

— А на что мне обижаться, — пожал плечами Борис, — ведь мы с вами — немцами теперь вроде как дружим.

Хан выглядел как денди в своем безупречном костюме. От него пахло роскошной жизнью. Видимо, барон принадлежал к той породе людей, которые обречены процветать всегда и везде. Когда-то в советской России он, как богатый иностранец, мог получить все что угодно по первому своему желанию. Но и в Германии летчики и моряки, вернувшиеся из Франции, были для простых берлинцев настоящими набобами, ведь они имели возможность привезти все, чего не хватало на родине.

— А я тебе говорил, — торжествующе напомнил ученику инструктор, — что когда-нибудь наши страны объединятся. Правда, французов мы разбили без вас.

Барон улыбнулся пришедшей ему в голову забавной мысли и поделился ею с Борисом:

— Разве могли мы в 33-м представить, что грозная Франция с ее самой мощной в Европе армией станет колонией Германии и будет поставлять в рейх вино и проституток. Мы оккупировали Париж, а сотни французских кокоток— наш Александерплац.[143] Меня такой расклад вполне устраивает.

Макс стал рассуждать о том, когда, по его мнению, первые русские эскадрильи должны появиться на побережье Ла-Манша, чтобы помочь люфтваффе поскорее разгромить англичан. Борис прервал его вопросом, который постоянно крутился у него в голове с той минуты, как он только увидел Хана:

— Ты был в Испании?

Голубые глаза немца сразу стали ледяными. Казалось, он взглянул на Нефедова через прицел своего «Мессершмитта».

Но уже в следующую секунду немец вновь надел маску приветливого благодушия. В ответ на заданный Нефедовым вопрос он отшутился, что в католическую Испанию его не пустили, так как он протестант. Разговор продолжался, но оба его участника чувствовали холодок взаимного отчуждения. Хан вдруг осознал, что все его разговоры о военном сотрудничестве русских и немцев — полный бред. От одного своего друга, проработавшего много лет врачом в Африке, он слышал, что, если живущий под одной крышей с охотником прирученный им лев хотя бы раз случайно отведает человеческую кровь, домашний любимец и полноправный член семьи немедленно должен быть убит… Как они могут дружить и воевать вместе, если совсем недавно увлеченно гонялись друг за другом, желая убить?! Не-ет, они уже отведали кровь друг друга…

Весной 1941 года НКВД начало раскрутку «авиационного дела». Борис слышал, что на одном из заседаний в Кремле заместитель наркома обороны по авиации Павел Рычагов в ответ на вопрос Хозяина: чем вызвана высокая аварийность в ВВС, выпалил: «Вы заставляете нас летать на гробах, потому и высокая аварийность!» Такой ответ чрезвычайно задел вождя. Возможно, после этого Сталин занялся своим любимым делом — поиском виноватых.

Но каковы бы ни были причины разгрома командования советской авиации, итог его оказался катастрофическим для обороноспособности страны. Всего за несколько месяцев до начала войны с Германией были репрессированы уже упомянутый Рычагов, командующий ВВС РККА Смушкевич, начальник штаба ВВС РККА и его заместитель Володин и Юсупов, начальник Научно-испытательного полигона авиационного вооружения ВВС Красной армии полковник Шевченко, начальник НИИ ВВС генерал-майор Филин, помощник главкома ВВС по авиации дальнего действия Проскуров и еще несколько десятков высших офицеров. Командующий ВВС Западного фронта генерал-майор Колец застрелился в своем служебном кабинете 22 июня 1941 года, когда его пришли арестовывать агенты НКВД…

Глава 24

В первый же день войны Нефедов подал рапорт с просьбой временно освободить его от испытательной работы и направить в действующую армию. Но в управлении кадров ВВС и в главке авиапромышленности Борису объяснили, что опытные летчики нужны и в тылу.

И все-таки, как только представлялся удобный случай хотя бы на пару дней вырваться в район боев, Борис всеми правдами и неправдами добивался, чтобы послали именно его. Но вскоре руководство НИИ ВВС составило список пилотов, которым категорически запрещались фронтовые командировки.

В июле 1941 года Нефедова назначили шеф-пилотом КБ Лавочкина и Поликарпова. Как один из опытнейших летчиков страны он должен был испытывать новые истребители, которые как воздух требовались фронту…

Урон, нанесенный немцами Красной армии в первые дни войны, с полным основанием можно было назвать катастрофой. Особенно большие потери советские ВВС понесли 22 июня. Внезапность была полной. Всего за сутки на 66-ти приграничных аэродромах — от Баренцева до Черного морей — было уничтожено 1160 самолетов! Из них 800 на земле.

И, тем не менее, фашистские летчики напрасно надеялись, что после такого разгрома их ожидает увеселительная прогулка до Москвы.

Уцелевшие после первого удара советские пилоты оказали противнику такое ожесточенное сопротивление, какого они не знали даже в пиковые дни «битвы за Англию». Уже в ходе второй атаки на советские аэродромы, вылетев после дозаправки и пополнения боеприпасов, немецкие самолеты были встречены в воздухе русскими истребителями, готовыми к смертельной схватке. Разгорелись ожесточенные бои, в которых тихоходные, но маневренные истребители Поликарпова принесли немцам массу проблем. Как вспоминал позднее один немецкий эксперт: «Русские позволяли нам зайти себе в хвост, потом резко разворачивались на 180 градусов, и поливали нас огнем или таранили. Азиатская тактика!»

Как Борис мечтал оказаться в самом пекле боев! Но в ответ на новые рапорты он получал лишь нагоняи от начальства. Небольшая надежда появилась, когда в конце июня 1941 года на базе НИИ ВВС и Наркомата авиапромышленности для обороны столицы начал срочно формироваться 401 истребительный авиаполк. В него зачисляли опытных летчиков-испытателей. Но Нефедову снова отказали. Вместо фронта он вместе с одним из московских авиазаводов отправился в эвакуацию в город Горький.

До весны 1942 года Борис без перерыва продолжал «бомбардировать» высшие инстанции просьбами отправить его на фронт. И каждый раз получал отказ. Он не мог понять, почему его — аса, имеющего на своем счету один из лучших в советских ВВС коэффициент официально признанных побед, не желают отправить туда, где он может принести максимум пользы. Ведь в условиях превосходства немецкой техники и более высокого мастерства вражеских пилотов асами стали признаваться даже летчики-истребители, имеющие на счету всего лишь пять сбитых самолетов противника.

Однажды Нефедову пришла в голову крамольная мысль: надо сделать так, чтобы на фронт его отправили в наказание, как уволенного с испытательной работы хулигана. «Эта задачка как раз по мне!» — азартно решил Борис. И после взлета с заводского аэродрома направился не в сторону полигона, а прямиком к Волге.

Впереди показался большой железнодорожный мост. Погода была как по заказу: солнце сияло весело и приветливо, никакого бокового ветра.

«Пройду или нет под ним, не задев?» — вертелась в голове шальная мысль. Неоднократно пролетая здесь, неисправимый экспериментатор каждый раз примеривался к сложной задачке. Красавец-мост словно бросал пилоту вызов. Ну что ж, пришло время поднять брошенную перчатку и вновь испытать себя на излом.

Отбросив колебания, Борис сконцентрировался на цели. Мост с фантастической скоростью понесся навстречу. Летчик видел, как из полосатой будки охраны, установленной при въезде на мост, выбегают солдаты. Ну что ж, значит, у него будут зрители…