Кремлевский визит Фюрера - Сергей Кремлев

Соотношение дивизий на франко-германской границе составляло 85 к 31 в пользу Франции.

Но вся эта масса войск так и осталась на месте.

А немцам наступать на нее было сейчас не с руки — у них хватало дел в Польше…

Англичане же, проведя 5 сентября напет 29 бомбардировщиков на Кильскую бухту, повредив «карманный» линкор «Адмирал Шеер» и легкий крейсер «Эмден» и потеряв на этом деле 7 самолетов, приступили к «рейдам правды»… Начав ночью 3 сентября, английская авиация до 27 сентября сбросила на Германию 13 тонн… бумаги в виде 18 миллионов листовок с «Письмом к немецкому народу»…

Эту акцию еще назвали «войной конфетти», а маршал авиации Харрис признался:

— Я лично считаю, что единственное, чего мы добились, — это обеспечили потребности Европейского континента в туалетной бумаге на несколько лет…

ГЕРМАНИЯ же и Польша воевали всерьез… Хотя события разворачивались так, что употреблять слово «всерьез» для оценки картины боевых действий становилось все менее серьезным.

Италия затаилась на альпийских перевалах…

Французы играли в карты и пили пиво в подземных комнатах отдыха на «линии Мажино»…

Англичане отсиживались за Ла-Маншем, разбрасывая над Германией вместо бомб листовки…

Америка ни воевать, ни затаиваться, ни забираться под землю, ни агитировать кого-либо не собиралась — она подготовила события и теперь брала стратегическую паузу.

Советский Союз, внимательно озирая окружающий мир, был сосредоточен. За его западной границей бои шли, за его восточной границей бои только что закончились… И запыленные войска ком-кора Жукова еще не успели смыть пот и пыль халхин-гол-номон-хонского инцидента.

Однако степную монгольскую пыль не смывали даже воды Халхин-Гола — тем более что они были отравлены японцами.

Не так-то просто было смыть и ту пыль, которую пускали в глаза европейским простакам в Европе накануне военной поры…

И чтобы увидеть это, вернемся-ка мы в мирное время — в последнюю неделю перед войной…

23 АВГУСТА 1939 года в парижском отделении ТАСС зазвонили сразу все пять телефонов. Увы, заведующий — сорокалетний Николай Пальгунов имел лишь две руки и два уха.

Руки отваливались, уши опухали… А звонки шли и шли — от звезд парижской журналистики и от провинциальных полудилетантов из микрогазеток, шли из министерств и посольств, из телеграфных агентств и частных квартир.

Звонили редакторы и дежурные чиновники, атташе и послы, посланники и просто любопытные граждане. Но разговоры были похожи один на другой, как два спелых парижских каштана…

— Это пункт ТАСС? — Да…

— Это правда?

— Что?

— А то, что передало телеграфное агентство Фурнье?

— Мы не пользуемся информацией Фурнье.

— Но оно сообщает, что Риббентроп прилетел в Москву для важных переговоров. Это правда?

— Не знаю.

— Значит, вы опровергаете сообщение Фурнье?

— Нет!

— Выходит — подтверждаете?

— Тоже нет.

— Итак, вы ничего не знаете?

— Точно!

— И комментариев нет?

— Пардон, какие могут быть комментарии к тому, о чем ничего не знаешь?!

И на этом Пальгунов опускал трубку на рычаг лишь для того, чтобы тут же снять ее вновь.

24 августа в Париж пришла уже точная информация, и теперь комментариев хватало без пальгуновских… А на пресс-конференции на Кэ д'Орсэ директор отдела печати французского МИД маркиз Фук дю Парк был косноязычен и язвителен одновременно.

И Пальгунов не удержался-таки от комментария:

— Словом, Quod licet Jovi, non licet bovi?

Соседи не поняли и после пресс-конференции подошли к русскому:

— Коллега! Что вы имели в виду?

— Вы интересуетесь переводом с латыни? Пожалуйста— что позволено Юпитеру, то не позволено быку…

— Это-то понятно. Непонятно, что вы имели в виду?

— Всего лишь то, что, по мнению Запада, то, что позволено ему, Советский Союз себе позволить не может!

— То есть?

— Господа! Чемберлен и Гитлер подписали совместную декларацию с заверением никогда более не воевать друг с другом 30 сентября прошлого года — сразу после Мюнхена… Не так ли? — насмешливо спросил Пальгунов.

— Ну, да…

— А Даладье подписал аналогичную декларацию здесь, в Париже, вместе с Риббентропом 6 декабря прошлого года. Верно?

— Не спорим.

— Ну вот, выходит, что Англия и Франция могут подписывать соглашения о ненападении с Германией, а СССР — нет?

— Но мы дали гарантии Польше!

— Господа! Это — ваши проблемы…

А в министерском коридоре Пальгунов наткнулся на Тадеуша Свенцицкого, носившего пышный титул «директора парижской службы Польского Телеграфного Агентства». Изысканно одетый поляк был немолод, начитан и претендовал на весомость…

Сегодня он был особо торжественен и величествен.

— Ваша страна ведет себя нелояльно, — заявил он. — Нам придется оставить на границе с вами три-четыре дивизии… Но меняется мало что — Гитлер уже начинает понимать, что мы не уступим. Польская армия — крепка, английские и французские гарантии не допускают уклончивых толкований… Все это Гитлер должен учитывать!

— Проше пана, в чем же вы усматриваете нелояльность? Три месяца назад, 11 мая, Варшава отклонила наше предложение подписать пакт о взаимопомощи!

— Мы никогда не пустим ваши войска на свою территорию.

В общем-то, так оно и вышло. Красная Армия вошла в Польшу сама —без спроса. Так ведь и на земли она пришла не чужие, а наши!

Как долго мы колебались в сентябре 39-го! Лишь в воскресенье, 17 сентября, Гальдер наконец сделал запись, которой в его служебном дневнике надо было бы оказаться на неделю, а то и на две раньше:

«2.00. Сообщение, что русские двинули свои армии через границу Польши.

7.00. Приказ нашим войскам остановиться на линии Сколе — Львов — Владимир-Волынский — Брест — Белосток.

в первой половине дня — обмен мнениями с ОКБ относительно будущей демаркационной линии…»

Конечно, выступив позднее, мы обеспечили свои интересы вообще почти бескровно. Но зато, с учетом будущего возможного развития отношений с Германией, и — менее убедительно…

Конечно, сам факт пакта сковывал поляков и ободрял немцев. Германские генералы и офицеры, солдаты и вообще весь народ очень опасались начала войны, и надежды у них были перед ее началом именно на помощь России — хотя бы в виде прочного нейтралитета.

Увы, в первый период германо-польской войны мы и действительно были не более чем нейтральны.

Официально о начале войны с Польшей в НКИД стало известно 1 сентября в 13.00 от советника германского посольства Хильгера. Но первый раз Хильгер появился в особняке на Спиридоновке в 11.00.

Говорил он с переводчиком и помощником Молотова Павловым. Впрочем, Хильгеру переводчик не требовался:

— Прошу вас передать господину Молотову, что ввиду отклонения Польшей наших предложений о мирном урегулировании, фюрер отдал приказ войскам.

— Понял…

— Прошу также передать, что рейхсминистр Риббентроп чрезвычайно обрадован вчерашней речью господина Молотова на сессии Верховного Совета, горячо ее приветствует и очень доволен ее предельной ясностью…

— Передам…

— Когда вылетает ваш военный апаше в Берлин?

— Второго…

— И вот еще что, господин Павлов… Начальник генерального штаба люфтваффе Ганс Ешоннек просит, чтобы радиостанция в Минске в свободное от передач время передавала непрерывную линию с вкрапленными позывными знаками «Рихард Вильгельм 1.0». И еще — как можно чаще во время передач — слово «Минск»…

— А назначение этого? — спросил Павлов.

— Это необходимо для… — тут Хильгер помялся, потому что официально для СССР война Германии с Польшей не началась, — для срочных воздухоплавательных опытов…

— Передам…

Замечу, к слову, что сорокалетний Ешоннек, как и Гудериан, воевал в 1939 году за родную землю, ибо был уроженцем Гогензальца, который после отторжения его от Германии поляки назвали Иновроцлавом. Но это так— между прочим. Что же до просьбы люфтваффе, то Молотов дал согласие на передачу лишь слово «Минск»… Для ночного времени и это было для немецких летчиков подмогой — лишний надежный радиомаяк был, конечно, важен.

Но идти от Минска в направлении Варшавы РККА не торопилась…

Хотя повторяю, идя в Польшу и тем подкрепляя успех немцев, мы шли за своим…

Автор уже напоминал читателю, что в составе Польши с 1921 года находились земли, на которые она по чести права не имела — Западная Украина и Западная Белоруссия. Это — не польские области, они лежат по восточную сторону от «линии Керзона», которую устанавливал не Сталин.

При этом Керзон агентом Кремля не был. Напротив, лорд Джордж Натаниэл Керзон, умерший в 1925 году, относился к наиболее открытым врагам Советской России. На первых советских спичечных коробках был изображен аэроплан с внушительным кулаком вместо пропеллера и надписью «Ультиматум!» Это— «ответ» как раз Керзону на его ультиматум СССР в 1923 году.