Избранное - Станислав Родионов

— Не затузел, если не только привет, но и письмецо шлет.

И Василий вручил мне конверт…

«Уважаемый Николай Фадеич! Наслышан о твоих подвигах на стезе борьбы с преступностью. Выздоравливай, и хватит заниматься ерундой — возвращайся в хозяйство и поднимай бригадное дело. И скажу прямо: я не согласен с мыслью, что незаменимых людей нет. Есть. Каждый человек незаменим. Каждый! Будь здоров. Жду».

Ну и подпись положенная.

Вот и еще момент жизни пролетел в свое время мимо меня. Директор-то глядит в самую подноготную. «Каждый человек незаменим». Что за этим? А за этим, видать, понимание двух сущностей, поскольку первую сущность, организм, хоть кем замени, а вторая сущность незаменима. И опять-таки намек на меня.

— Знаете, что пишет директор?

Ребята помотали головами несведуще.

— Предлагает мне должность своего заместителя.

Они переглянулись, конечно с мигалками.

— Да-да, с подобающим окладом, с персональной машиной, с секретаршей-брюнеткой и с чаем с лимоном.

Теперь эти стервецы заулыбались откровенно. Разгадали мою закавыку, которую я и не сильно таил.

— Фадеич, а мы ведь пришли по делу, — начал Василий, как самый весомый.

— А я думал, проведать.

— Само собой, но и по делу, — объяснил Эдик.

— По важному, — добавил Валерка.

— Только ты старое не поминай, — предупредил Матвеич.

— А то глаз из тебя вон, — пригрозил Николай.

Кочемойкина в свое время простил. Тихонтьеву простил. Вячику, как только его забрали, простил… Прощенному мною народу несть числа. А тут моя бригада…

— Фадеич, возвращайся, — тихо сказал Василий.

— По поручению директора предлагаешь?

— По поручению бригады, — набычился Василий.

— На какую должность?

— К нам, бригадиром, — уж совсем без уверенности промямлил Вася.

Напряглись ребята вроде спортсменов перед бегом. И какая-то сопящая тишина заползла в палату, будто компрессор только что сдох, но еще отдувается. Я тоже, видать, задышал, сдерживаясь, — хрен его знает, зачем я сдерживаю то, чего сдерживать никак нельзя.

— Басурманы, — наконец обозвал я ребят.

Они, эти басурманы, того и ждали — заулыбались и задвигали стульями. Но я ковал железо, пока оно было горячее:

— Мною тут думано… Тратим мы силы, время, запчасти на ремонт. Знай себе ремонтируем. А не пора ли думать о такой машине, чтобы поменьше ремонтировать?

— Пора, — кивнули и сказали вроде бы все разом.

— Предлагаю обратиться ко всем автомобилестроителям страны с подобным призывом и с открытым письмом.

— Ага, починчик, — потер руки Валерка.

Тогда я охладил их преждевременность:

— Но сперва я напишу книгу, ребята.

Как и ожидал, на бригаду пала молчаливая задумчивость. Но ненадолго — смешинка их пересилила. Правда, не откровенная, а тихосапистая, в подковырки ушедшая.

— О чем? — спросил Василий.

— «Как я ловил преступников», — объяснил ему Валерка за меня.

— Нет, — не согласился Эдик. — «Новые методы складирования».

— А может, «О вкусной и сытной пище», — подсказал Матвеич.

— Лучше уж «О вкусных и крепких напитках», — не отстал и Николай.

— Зря, ребята, ржете, один известный профессор это дело одобрил.

Как говорится, в зале произошло веселое оживление. У ребят губы до ушей, хоть тесемочки пришей.

— Соскучились мы по байкам, — на полном серьезе вдруг признался Василий.

— Стою под самосвалом, — начал Валерка. — Все есть: инструмент, запчасти, ветошь… А ремонта нет. Оказалось, Фадеичевой байки не хватает.

— Записал бы ты свои байки, — посоветовал Эдик. — Вышло бы десятитомное собрание сочинений.

— А мы бы их на макулатуру выменяли, — ухмыльнулся Матвеич.

— Без байки — что в бане без шайки.

Вдруг соседушка мой заюлил, как на шило наскочил:

— Расскажи им, как в тебя стреляли.

У ребят лица вытянулись, как у лошадей, увидевших овес.

— Сперва поведаю про книжную задумку…

Но спросить они не успели из-за шума в коридоре, после чего и дверь распахнулась. На пороге стоял мой туркообразный профессор со съехавшим на плечо галстуком и с бородкой, которая была расщеплена на отдельные волосинки, как вещество на элементарные частицы. А все из-за сестрички-блондинки, висевшей у него на шее, но не по поводу любви, а по поводу нарушения профессором впускного режима.

Он сверкнул очками, как озрыч, и спросил у меня хрипло, но громко:

— Все валяешься? Собрания проводишь? А в Тихой Варежке смерч все крыши содрал!

Я сел…

КРИМИНАЛЬНЫЕ ПОВЕСТИ

1

Рябинин допросил пятерых свидетелей и чувствовал себя физически опустошенным, словно побывал в лапах громадного паука. Казалось бы, следователь должен наполняться информацией. Но добытые сведения не стоили затраченных сил и были нужны только для дела — к знаниям о человеке они ничего не прибавляли. Преступление совершилось из-за людской склоки. Подобные дела Рябинин не любил и с удовольствием брался только за те, которые порождались человеческими страстями.

Часы уже показывали четыре. Все-таки он хорошо поработал, распутав клубок мелочных дрязг и сплетен, который мешал людям не один год. Теперь не хотелось ни думать, ни делать ничего серьезного — только о чепухе и чепуху. И хотелось тишины, следователю на его работе захотелось тишины…

Он вытянул под столом ноги, распахнул пиджак и снял очки. Мир совсем успокоился: потерял четкие грани стальной сейф, оплавились углы двери, стал шире стол, и белый вентилятор расплылся в загадочный цветок. Счастливое состояние опустилось на Рябинина. Но оно опустилось с тихой грустью. Так уж бывало у него всегда: где намек на умиротворенность, там незаметно и вроде бы в стороне появлялась грусть, как зарница в тихий вечер.

Рябинин не верил в тишину. Да и какой мир на его работе… Приходилось воевать с плохим в человеке, а эта война самая трудная. Он верил, что люди скоро покончат с мировыми и локальными войнами и тогда объявят беспощадную войну своим недостаткам. И эта война будет последняя. А пока он должен сидеть в своем кабинете-окопе. Только иногда душа вдруг отключалась от работы. Тогда приходила грусть — это душа еще помнила, что есть иная жизнь, не в кабинете-окопе. Но для себя Рябинин в такую жизнь не верил.

Зазвонил телефон.

Он надел очки и снял трубку. Торопливый женский голос спросил:

— Батоны по тринадцать копеек завозить?

— Подождите, — весело сказал Рябинин. — Вы не туда попали.

Эти тринадцатикопеечные батоны слизнули и покой, и грусть. Жизнь кипела, да и его сейф был набит неотложными и отложенными делами. Но сейчас Рябинин с удовольствием поколол бы дров, поносил бы воды или покопал бы землю, как это делал в юные годы; с удовольствием нагрузил бы тело, оставив мозг в праздности.

Опять затрещал телефон. Он медленно взял трубку — его номер отличался на единицу от какой-то булочной, поэтому частенько звонили насчет сухарей и косхалвы.

— Батоны по тринадцать копеек…

— Да вы неверно набираете, — перебил Рябинин.

— А куда попадаю?

— Совсем в другую организацию.

— Если не секрет, в какую?

— Не секрет. В прокуратуру.

— А вы прокурор?

— Нет, следователь.

— Всю жизнь мечтала познакомиться со следователем, — жеманно сообщил голос, сразу потеряв хлопотливость.

— Считайте, что ваша мечта сбылась.

— Это же заочно… А вы симпатичный?

— Нет, я в очках.

— А по телевизору следователи всегда симпатичные и без очков.

— Меня поэтому по телевизору и не показывают, — признался Рябинин, — Девушка, батоны-то по тринадцать копеек ждут? Всего хорошего!

Он положил трубку и улыбнулся: девчонка, наверное, диспетчер, тоже к концу дня устала, и ей тоже хочется расслабиться, как и ему.

Телефон зазвонил почти сразу. Но, расслабляясь, не стоит переходить границу.

— Следователь, — сказала она, — вы не хотите со мной поговорить?

— Мы же с вами поговорили. Мне надо работать. И не забудьте про батоны. Скоро люди пойдут с работы.

— Хотите, я принесу вам горячую булку? — предложила девица.

— Спасибо, у меня от них изжога. Всего хорошего. Не звоните, пожалуйста.

Он положил трубку и встряхнулся — надо действительно чем-то заняться. Полно скопилось работы, не требовавшей мысли. Те зрители, которые привыкли видеть на экранах симпатичных следователей без очков, не подозревали, что у этих следователей пятьдесят процентов времени уходит на техническую работу. Выписать повестки, снять и разослать копии, подшить дела, наклеить фотографии, запаковать вещественные доказательства, заполнить многочисленные анкеты… Рябинин эту бездумную работу терпеть не мог, поэтому она скапливалась, как уцененные товары в магазине.